Наташа нервно сглотнула и начала отвечать на вопросы Алисы.
Через пару часов отряд покинул место стоянки, начав переправу через бурлящий Гилюй. Наташу охраняли двое красноармейцев и, по-прежнему не спускавшая глаз с пленницы, Алиса. Все это время Наташа пребывала в постоянном напряжении, каждое мгновение, ожидая, что Алиса решит пристрелить «изменницу», дабы не задерживать путь. Это был вполне ожидаемый шаг — после того, как Наташа выложила как на духу, все, что произошло с ней, начиная с пленения в Чите, она уже не нужна была Алисе. Но видимо у комиссарши были какие-то резоны оставить Наташу в живых. Хотя и выглядела Алиса раздосадованной — задуманной ею «полевой агитации» явно не получилось, сказанное Наташей не вызвало особого негодования у ее спутников. Даже на лицах сопровождавших Барвазон Петра и Николая, не говоря уже о повстанцах, отражалось скорее недоумение, чем гнев. Наташа даже поймала парочку сочувствующих взглядов. С искренней ненавистью на нее во время этого рассказа смотрела лишь сама Алиса, командир повстанцев Семен и полукровка Сун. Наташа видела разочарование, мелькнувшее в узких глазах, когда Алиса приказала прекратить пытку — Сун явно желала посмотреть, как Наташа корчится в муках. Сейчас она шла в арьергарде отряда, пробиравшегося по скользким камням через гилюйский брод, и Наташа ежилась, чувствуя на спине сверлящий взгляд. Впрочем, сейчас чувства бывшей комсомолки были вполне взаимными. Когда она только увидела повстанцев — идейных борцов за власть Советов, битых, но не сдающихся — что-то похожее на раскаяние шевельнулось в Наташе и впрямь в тот миг почувствовавшей себя мерзавкой и изменницей. Но после пытки змеей подобные чувства были выжжены из нее напрочь. Те, кто прибегает к таким методам не имеет никакого права говорить, что сражается за «правое дело».
За Гилюем начались предгорья Станового хребта, перешедшие вскоре в настоящие горы, то покрытые дремучими ельниками, то сплошь безлесные. Несколько раз дорогу пересекали небольшие горные реки, через которые находил брод эвенк Тутумэ. Ночевали тоже в лесу, у разожженного костра, на котором жарили убитых накануне рябчиков. Наташа куталась в тряпье, со страхом оглядываясь на вставшую вокруг стену леса. Из темноты время от времени доносилось уханье сов, издалека донесся и протяжный волчий вой. Беззвучные тени со светящимися глазами крались в зарослях, отпрядывая от летящих в сторону раскаленных головень.
Повстанцы — кроме тех, кого Семен назначил в часовые — уже клонились ко сну, когда ночную тишь нарушил еще один звук — одиночный выстрел вдалеке.
— Кто? — вскинулась Алиса. Семен покачала головой, по отряду пробежал тревожный шепот.
— Может, Пашки Смольникова ребятки? — вполголоса предположил кто-то.
— Смольников сейчас у Ягынди партизанит, — покачал головой Семен, — а Ругинского еще в прошлом году японцы выпотрошили, а отряд его по елкам развешали. Может, конечно, эвенки охотятся, а может и кто с востока еще пришел.
— Или с юга, — многозначительно протянул один из повстанцев, рыжий рябой детина со страшным шрамом через всю щеку, — проверить бы надо.
— Надо, — кивнул Семен, — вот ты, Артем и проверишь. Сун, Тутумэ, Салимов — пойдете с товарищем Петровым, посмотрите, кто это по нашим лесам без спросу шастает.
Рябой Артем — судя по всему, помощник или заместитель Семена, — осклабился при слове «наши леса», но возражать не стал. Вскоре разведчики исчезли в густом лесу.
За время их отсутствия Наташа даже успела прикорнуть под взволнованный шепот вокруг. Спала, впрочем, она недолго — вскоре ее грубо растолкал Николай. Она бы и проснулась и так — слишком большой шум поднялся вокруг.
— Японцы! — взволнованно говорил Артем, — большой отряд человек двести, не меньше. Японцы и казаки, еще и несколько эвенков будет. Чуть не засекли, хорошо хоть Тутумэ совой гугукнул, вроде поверили. Уходить надо!
— Черт! — Семен с силой опустил сжатый кулак на колено, — накликала, Алиса!
— А ты, товарищ Порханов, что думал — презрительно покосилась комиссарша, — что Победы добьёшься, полицаев по окраинам отстреливая, да пароходы с золотишком грабя? А как настоящее большое Дело завязалось, так и поджилки затряслись?
— Ничего у меня не затряслось, — буркнул Семен, — только уж больно скверно все оборачивается. Ты уйдешь, и поминай как звали, а нам тут расхлебывать.
— Уходить надо отсюда, товарищ Порханов, — рыжий заместитель покачал головой, — давай доведем девок до базы, самолета ихнего дождемся, а там уйдем на север.
— Как только мы улетим, базу придется сжечь — покачала головой Алиса, перед этим зло зыркнув на Петрова за «девок», — после идите куда хотите.
На том и порешили. Спать в эту ночь больше некому не пришлось — отряд, спешно уничтожив следы ночевки, двинулся через ночной лес. На душе Наташи было одновременно и радостно и тревожно — освобождение было рядом, но это и означало, что Алиса в любой момент может пристрелить ее, выполняя свое обещание.
К утру отряд подошел к перевалу, на котором стояла, укрытая средь деревьев, сторожевая вышка. Спустившийся красноармеец видно был предупрежден о подходе повстанцев. Обменявшись несколькими словами с Алисой и Семеном, он побледнел, узнав о японцах. Едва красные партизаны прошли дальше, он метнулся наверх, торопясь передать по рации тревожные вести.
Внизу обнаружилась небольшая долина, укрытая со всех сторон горами. Еще сверху Наташа увидела прямоугольник летного поля. Рядом с ним стояло несколько строений, над самым большим из которых развевался красный флаг.
Пожилой комбриг, командовавший местным гарнизоном, отреагировал на тревожную весть, столь же нервно, как и солдат на вышке. Даже с повстанцами сил защитников базы было недостаточно, чтобы надеяться отбиться от превосходящих сил противника. Комбриг сообщил и иную новость, которая заставила помрачнеть уже Алису — пару дней назад над хребтом видели «Харрикейн». Правда, довольно далеко от базы, но все равно — если к делу подключили канадскую авиацию, весь план Алисы мог пойти насмарку. Хорошо еще, что здешние места довольно далеко от любых авиабаз Оси.
Командующий базой вызвал по радио самолет — как поняла Наташа помощь ожидалась из самого Центра. В ожидании ее комбриг, Алиса, Семен и еще парочка местных военных чинов коротала время за распитием бутылки коньяка под вяленого гольца. На Наташу никто особо внимания не обращал, но она поняла, что бежать бесполезно — дверь сторожило не менее дюжины солдат.
К полудню снаружи послышался ровный гул, приближающийся с каждой секундой. Комбриг встревожено выглянул в окно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});