— Что?
Двумя пальцами за шнурок Марта подняла его ботинок. Он качался на шнурке прямо у Данилова перед носом.
На черном блестящем боку было нелепое голубое пятно.
— Откуда оно взялось, Данилов? — с ужасом спросила Марта. — Ты что, вчера наступил в краску?
Данилов взглянул на нее и взял у нее ботинок.
— Вчера пятна не было, — сказал он, — я точно знаю. Я чищу ботинки каждый день, и никакого пятна на них вчера не было.
— Тогда откуда оно взялось?!
— В доме Кольцова не было голубой краски, — сказал Данилов, рассматривая ботинок, — ничего не предполагалось красить в голубой цвет. Не было никакой голубой краски, кроме…
— Кроме надписи на стене, — закончила за него Марта. Он хмуро взглянул на нее. — Где ты мог наступить в голубую краску, Данилов? Сегодня?
— У Веника, — сказал он неохотно, — у него ремонт. Там наверняка есть какая-то краска. Может, и голубая есть.
— Значит, не зря он тебе соврал, Данилов, — тихо проговорила Марта, — значит, голубая краска тоже сходится.
Данилов аккуратно поставил ботинок рядом с другим и стремительно ушел в глубину квартиры, оставив Марту у порога. Хлопнула дверь, и больше ничего не было слышно.
* * *
В середине дня выяснилось, что Данилов оставил дома договоры. Эти договоры он взял с собой в пятницу, еще не подозревая о том, что ждет его в субботу. В понедельник нужно было срочно все подписать, и Данилов собирался посмотреть сам, не слишком доверяя Ире, которая их составляла. Составляя, она то и дело ныряла в объемистый справочник «Типовые договоры», и судорожно перелистывала его, и что-то выписывала на бумажку, как будто конспектировала.
За договорами Данилов отправил Сашу Корчагина. Саша некоторое время распространялся о том, что в городе «ужасная дорожная обстановка», идет снег и вообще не проехать, — ехать от офиса до Последнего переулка было ровно две минуты, и Данилов делал вид, что не слышит, — а потом все же уехал.
Позвонила Катерина Солнцева, жена Тимофея Ильича Кольцова, и сообщила свой новый мобильный номер.
— Он жив, но все еще очень плох, — ответила она на вопрос Данилова об охраннике, — с ним дежурят наши ребята.
— Я могу его увидеть?
— Думаю, что пока нет. Разговаривать с ним все равно нельзя.
— Может быть, ему что-нибудь нужно? Лекарства, или аппаратура, или еда?
— Нет, спасибо, — сказала жена Кольцова светским тоном, как будто он предлагал помощь ее больной бабушке, — мы справимся сами, Андрей.
Данилов моментально почувствовал себя идиотом.
— Извините, — пробормотал он.
— Пожалуйста. — Теперь она ответила почему-то весело.
Как их понять, этих женщин?!
— Кстати, нам пришло приглашение на прием в честь Михаила Петровича Данилова. Если не ошибаюсь, это ваш отец?
— Да.
— Он ведь редко бывает в России?
— Да.
— Он получил какую-то престижную европейскую премию за литературу. В газетах писали. Правильно?
— Да.
— А вы… собираетесь на этот прием, Андрей?
— Да.
— Какой у нас с вами веселый и содержательный разговор! — сказала Катерина Солнцева. — Прошу прощения, если поставила вас в неловкое положение. Как себя чувствует ваша приятельница?
— Хорошо, большое спасибо.
Тут она неожиданно сказала:
— Большое пожалуйста, — и положила трубку.
Как их понять, этих женщин? Кто может их понять?
Зачем она заговорила с ним об отце? Теперь он целый день будет не в своей тарелке.
Можно подумать, что последние три дня он хотя бы одну минуту был в «своей тарелке»!
Он посмотрел на разложенные на столе бумаги. Бумаг было много. На плоском экранчике ноутбука болтался новый эскиз. В двенадцать приедет Веник.
Как заставить его сказать правду? Спросить про голубую краску или не спросить? Почему у ловких детективов из кино все получается легко и просто, а у него, Данилова, вовсе ничего не получается?
Он переложил бумаги. Сначала левые направо, а потом нижние — наверх.
Зачем мать пригласила на свою вечеринку Кольцовых?! Что за сумасшедшее честолюбие! Так называется стремление всегда и во всем превосходить окружающих или не так? Почему она не догадалась пригласить английскую королеву Елизавету, к примеру? Тоже весьма достойная особа и, главное, вполне подходящая по статусу! Или он, Данилов, так отстал от жизни, что не знает, кто в данный момент больше всего подходит по статусу матери и отцу? Может, как раз английская королева?!
Хоть бы Марта позвонила. Просто так. Он сказал бы ей — привет, Мартышка. И спросил бы о чем-нибудь незначительном.
Ночью она ему приснилась.
И это был такой откровенный, такой неприличный, такой разнузданный сон, что утром Данилов долго маялся в ванной, не зная, как выйдет и станет смотреть в ее утреннее сердитое и свежее лицо.
Никаких таких снов не должно сниться про «старого друга», тем более если этот самый «друг» ждет ребенка вовсе от другого мужчины.
Эскиз на экране мигнул, ушел в небытие, а на его месте завертелись невообразимые разноцветные пружины и кольца. Кольца корчились, извивались, меняли форму и цвет, перетекали друг в друга и отчего-то напоминали Данилову его самого.
Он посмотрел-посмотрел, а потом стукнул по клавиатуре — прогнал кольца и вернул эскиз.
Зазвонил телефон, и секретарша переключила звонок на него. Он был уверен, что звонит Марта, и внезапно сильно огорчился, когда она сказала, перед тем как он взял трубку:
— Это Корчагин.
Саша звонил из его квартиры. Папка с договорами никак не находилась.
— На столе в гостиной, Саша, — терпеливо сказал Данилов, — прямо на столе.
— На столе ничего нет, — заскулил плохо направляемый Саша, — я стою напротив стола.
— Ничего нет на кухонном столе. Посмотри направо. Там стоит еще один стол. Деревянный. Квадратный. На нем папка. Увидел?
— Увидел, — сказал Саша с облегчением, — сейчас приеду.
— Спасибо, — поблагодарил Данилов. Он всегда благодарил всех и за все.
Марта его за это ругала.
Нужно было работать, а он путался в своих мыслях, как воробей в зарослях бузины на участке в Кратове, где весело и вкусно пахнет шашлыком и наглая ворона боком скачет по древнему шиферу крыши.
Кто мог разгромить дом Тимофея Кольцова? Кто мог написать на стене «Это только начало»? Кто мог прислать записку «Убийца должен быть наказан»?
И — зачем?! Данилов никак не мог понять — зачем? Он был совершенно уверен: если он поймет, зачем это сделали, он поймет, кто это сделал.
Появившийся к двенадцати часам Веник был печально-официально светел и облачен в офисный костюм.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});