Читать интересную книгу Диагностика богатства, или Энергетический код процветания - Елена Коровина

Притащили горе-откупщика к Екатерине. Та руками всплеснула:

– Конечно, я знаю: в этой дикой стране все воруют! Но чтоб попасться так глупо?! Неужто нельзя было счесть бочки заранее?

Савка в ноги:

– Прости, матушка! Приказчик мой счета пишет, небось напутал… А я неграмотный, цифири не понимаю. Я только по свежей телятинке спец! – да как ткнется Екатерине в необъятные юбки. Ну та и сомлела.

– Отправляйся на полгодика от греха подальше в Москву! – говорит. – Там отсидишься. А чтоб позору не было, именуйся отныне по отечеству – Яковлевым. А про беднягу Собакина считай, что помер…

Украденные часы

Едва Савва прибыл в Москву, зачастил по церквям. В Первопрестольной-то он большим благодетелем значился – огромные вклады на церковные нужды вносил. Да все, куда ни придет, за собой шепоток слышит:

– То мясом тухлым с лотка торговал, а теперь такие капиталы нажил, что даже у самого миллионщика Демидова заводы на Урале выкупил. Да сколь ни богатей, все равно Собакин – Собакиным и останется!

Обидно Савве. А тут как раз у него какой-то дальний родственник помер. Ну он и объявил, что, мол, помер купец Савва Собакин, а все его наследство теперь переписано на потомственного дворянина Савву Яковлева. Покойника, как положено, нарядили в лучшие одежды, «наследник» даже положил ему в карман часы дорогущие – золотой заморский брегет. Пускай все видят щедроты наследнические. В церкви на отпевании потомственный дворянин последним от гроба отошел. Покойника уж на кладбище понесли, а Яковлев замешкался. Церковный староста подбежал – может, чем помочь, да и ахнул: потомственный дворянин в карман золотой брегет засовывает. Не стерпело, видать, сердце, да и руки не устояли – украл Савва сам у «себя» часики. Да и то – не пропадать добру в могиле. Одно плохо – перестали часы ходить. Уж каким только часовщикам их не показывали – уперлись стрелки, не желали больше служить.

Золотая монета

Светлейший князь Потемкин вертел в руке счет на оплату поставок мясной провизии для армии, представленный «почетным поставщиком Ея Императорского Двора Саввой Яковлевичем Яковлевым». Счет был на громаднейшую сумму – 500 тысяч рублей. Сам Яковлев переминался с ноги на ногу перед столом светлейшего, опасаясь, подпишет тот или нет. Светлейший не спешил, видно, прикидывал что-то. Савве знак рукой подал – мол, сядь, дело не быстрое. Тот сел, да все крутился на стуле. Наконец Потемкин удовлетворенно причмокнул – видно, решил дело и поднял на подателя хитрые глаза:

– А ведь у тебя тут приписочка тысяч на двести.

Савва задрожал:

– Всего на сто, благодетель… Не больно и много… А жить-то надо…

Светлейший фыркнул:

– Надо, конечно. Ладно уж, включу твои 500 тысяч в свою ведомость на оплату из казны.

Податель вскочил, бухнулся в ноги светлейшего, да тут из рукава его на пол со звоном золотая монета в 10 рублей и вывалилась. Потемкин и сам вскочил:

– Что же это?! Монета эта у меня на столе лежала! Как ты посмел взять?!

Савва снова – бултых в ноги:

– Прости, светлейший! Не удержался… А все глаза проклятые – завидущие, руки – загребущие! Да мне и матушка государыня не раз выговаривала – убери свои руки подальше!..

У Потемкина кровь в голову ударила, лицо красными пятнами пошло. Но упоминание имени императрицы вмиг освежило. Он, Потемкин, сейчас хоть и всесильный фаворит, да ссориться с другими, что в фаворе, не стоит. Кто знает наперед, как дальше-то повернется?… Только и крикнул:

– Пошел вон!

Савву из покоев как ветром сдуло. А светлейший за голову схватился. Как же это возможно?! Вроде все для этого «почетного поставщика» сделали – питейное дело, поставки для армии, дворянское звание. Фамилию даже поменяли на благородную. Миллионы нажил. Кажется, можно бы и для Отечества порадеть – ан нет! Словом, сколь ни возвышай прохвоста, он прежним Савкой и останется – мелким воришкой…

Потемкин вздохнул, подписал счетец поставщика, потом крякнул и приписал к цифре 500 единичку в начале. Получилось полтора миллиона. В конце концов, надо же и светлейшему на что-то жить…

Звон брегета

На Рождественской неделе 1784 года почетный дворянин Яковлев устроил грандиозный бал. Одежду из Парижа выписал, чтоб не ударить в грязь лицом. Вместо пуговиц да пряжек повелел пришить самолучшие самоцветы, найденные в его уральских владениях. На балу и сам блистал: вспоминая молодость, пел про телятинку, сыпал анекдотами. И не заметил, как из кармана его выпал давний золотой брегет.

– Сколько времен вышло? – шутливо поинтересовался кто-то из гостей.

Савва ухмыльнулся:

– Не ходят они уж почитай годков десять!

– Как это? – удивился гость. – Ровно полночь показывают!

Савва воззрился на часы – те и вправду шли. «Кажись, они моему времени отсчет начали!» – пронеслось в голове у Саввы. И точно – через несколько месяцев разбил его апоплексический удар. Когда весть дошла до дворца, Екатерина послала к Яковлеву своих лучших докторов. Но и те не спасли больного. Узнав о том, императрица усмехнулась:

– Видать, протухла телятинка! Опять Савка стал нищим – миллионы-то на тот свет не унесешь! Хоть и были ручки загребущие, а больше никуда не дотянутся…

* * *

Оно, конечно, так. Да только вместо одного миллионера Яковлева обнаружилось четверо – сыновья покойного. И все тоже понесли свои счета на оплату в казну. А потом и их дети обнаружились. А потом и внуки. Это даже не урок – это загадка российская: и как только казна все не закончится?…

Конечно, миллионер Савва Яковлев и благотворительностью, и «добросердечными» делами занимался – на постройку церквей и школ, приютов и больниц деньги давал. Бедняков в бесплатных столовых кормил, в разные «общества призрения» на старых и малых денег не жалел. А вот запомнила его русская история всего лишь анекдотами. Потому что время все высвечивает. Да, кормил народ Савва и церкви с богадельнями строил, но особо запомнился тем, как лихо воровал. Неужто кто-то хочет такую память о себе оставить?

Да и с наследниками Савве не больно-то и повезло. Расползлось дело яковлевское: сыновья делами не занимались, заводы уральские купцам Демидовым продали, так что династии яковлевской в истории не осталось.

История вторая. Обман веков

В тот летний день 1916 года в римской мастерской Алчео Доссена было душно и жарко. Камнерез с утра долбил камень – вырезал очередной барельеф для оконного карниза. Год назад в Риме началась мода на украшение домов такими поделками, вот Доссена и старался. Но сегодня, то ли из-за духоты, то ли оттого, что Алчео был сыт по горло дешевыми поделками, работа продвигалась туго. Резчик задыхался от каменной пыли, плотной завесой покрывавшей крошечную мастерскую. Голова его закружилась, перед глазами поплыли разноцветные круги, и в их завораживающем свете камнерез вдруг увидел прямо перед собой мужчину, одетого по моде далекой эпохи Возрождения…

Камнерез попытался встать – надо же хоть смахнуть пыль со стула, если вдруг этот странный господин в дорогом, расшитом золотом старинном платье решит присесть. Но голова кружилась, и встать Доссена не сумел. Зато незнакомец с любопытством огляделся, потрогал пальцем надрезы на камне и повернулся к резчику:

– Я – Симоне Мартини, живописец. Мы, конечно, не знакомы, ведь я жил 600 лет назад, но вы видели мои картины.

Доссена ахнул – да он всю жизнь восторгался Мадоннами этого художника, ставил его выше всех мастеров эпохи Проторенессанса! И, словно отвечая на мысли камнереза, Мартини сказал:

– Я рисовал своих Мадонн с красавицы Лауры, возлюбленной поэта Петрарки. Я написал и портрет самой Лауры, но он погиб, как и многие мои картины. Вот если бы я ваял из камня – мои работы были бы живы. Ведь камень может пройти сквозь время…

Путешествие сквозь века

Алчео очнулся и замотал головой. Какие странные видения возникают в этой духоте – эдак недолго сойти с ума! Надо выйти из дома, проветрить голову. Но на римских улицах было не многим лучше – от палящего солнца плавился асфальт. Одна надежда на музеи, ведь там поддерживается определенная температура. Может, там не будет так жарко?

В первом же попавшемся музее Алчео наткнулся на изысканно красивую и грустную «Мадонну» Симоне Мартини. Резчика поразила рельефность ее форм – казалось, фигура выступает из картины. Да она просто просилась быть изваянной из мрамора!

Домой Доссена вернулся с великими замыслами. Хватит ковырять резцом дешевые поделки – пора стать не камнерезом, а скульптором! И начнет он со скульптур, которые не сумел создать Симоне Мартини.

Мадонна!.. Алчео схватился за голову – никакой Мартини не мог прийти к нему в мастерскую! Путешествия из XIV века в XX век невозможны. Но если художник не доделал что-то при жизни, разве не мог он попросить другого закончить работу?…

В заброшенных каменоломнях Доссена выискал подходящие блоки старинного мрамора. На окраине Рима приспособил сарай под мастерскую. Тщательно изучил картины Мартини и скульптуры его времени. Почти год кропотливо овладевал резцовой техникой, которой со времен Возрождения уже не пользовались. Наконец появилась первая беломраморная «Мадонна с Христом». За ней последовал целый цикл «Ваяний Симоне Мартини». Это было поразительно! Сначала Алчео брал в руки уголь, еще не зная, что надо рисовать. Но будто чья-то рука водила его углем – появлялся четкий и яркий набросок с четырех сторон. Потом Доссена хватался за рубило, потом в ход шли резцы… Все – как в тумане. И только когда скульптура оживала под последним взмахом резца, новоявленный скульптор приходил в себя.