Мы — за ним.
Внутри меня кипели самые противоречивые чувства, но я этого не показывала. Кивнула на прощание магистру, когда села в экипаж, болтала о всякой ерунде с Даниелем, пока мы ехали до «нашего» выхода из торговых кварталов… И только когда мы очутились в повозке, нанятой на постоялом дворе, я проверила ту на следящие артефакты и повернулась к задумчивому Вальдерею:
— Объяснись.
— Я могу ошибаться… — парень вздохнул, но заговорил уверенно, одновременно управляя отдохнувшей лошадью. Мы ехали в ночи, повозку, не оснащенную рессорами, трясло, но я не обращала внимания на эти мелочи, будучи полностью сосредоточенной на его словах. — В общем-то ничего такого… по отдельности. А в совокупности мне совершенно не понравилось то, что я услышал. Понимаешь, когда мы шли сюда, я предполагал, что нам предстоит осторожно расспросить в кабаке о разных людях, может даже узнать что-то, но вот то, что тот «честный человек» из письма подойдет… Откуда предположение, что ты именно в это время появишься? Вот серьезно? Он бы караулил тебя с утра до вечера каждый день, если это не так? К тому же да Валонгу… Что делают все магистры в День нового года?
— Веселятся со студентами в Академии, — сказала растерянно.
— Со студентами и семьей. А еще присматривают за нами, чтобы не наделали глупостей. Не слишком ли странно ему покидать Академию именно в это время? Это очень заметно. Да и эти слова про пытки твоих родных. Я не считаю, что он должен был их произносить, если бы действительно беспокоился о тебе…
— Тебя насторожило не это, — сказала я друг уверенно.
— Да, все что я назвал — лишь проблески осколков случайности. А вот его рассказ про собственную пятерку… У меня есть одно странное увлечение, — он будто даже смутился, — Я люблю читать архивы про значительные пятерки прошлого. В том числе из нашей Академии.
— Надеешься подчерпнуть что-то? — я не могла не улыбнуться несмотря на серьезность ситуации.
— Ну и это тоже… — Вальдерей замялся. — Естественно, я читал и про те времена, когда учился твой отец. И…пятерка да Валонгу не была второй. Даже третьей не была.
Вздрогнула и сжала пальцы в кулаки.
— Все способные студенты и их пятерки, все, кто что-то выигрывал и в чем-то участвовал… Да Кадавала там не было. Их пятерка в те годы упоминается лишь однажды — именно в связи с отъездом в Эроим. Мне тогда еще подумалось — ну, в качестве шутки — что отправили тех, кого не жалко было бы если что.
Сглотнула.
— Он мог просто покрасоваться перед нами…
— Веришь в это?
— Нет, — сказала после паузы.
— Вот и я не верю. Я не знаю, связывался ли с тобой брат, но… мне в тот момент очень не хотелось, чтобы ты говорила хоть что-то.
Я спрятала лицо в ладонях и хрипло прошептала:
— Неужели никому нельзя доверять…
— Можно. Мне.
Невесело рассмеялась:
— Ты ведь тоже можешь… быть не-другом.
— Серьезно так думаешь? — в голосе Даниеля зазвенело такое напряжение, что я даже не решилась на него посмотреть.
Вздохнула.
— Нет. Никто не смог бы предположить, что мы с тобой сможем сблизиться. Тебя бы просто не успели купить.
— Только поэтому?
Помедлила.
— Нет.
Мы замолчали, погруженный каждый в свои мысли. И уже подъезжали к постоялому двору когда Вальдерей сказал серьезно:
— Пообещай мне… что всегда будешь звать с собой.
Я поняла о чем он. И кивнула:
— Конечно.
Ложь далась мне легко.
А это была именно ложь.
Просто только сейчас я до конца осознала, во что его втянула. И что парень рискует не только своим положением — жизнью. Я тоже, но… речь и так изначально шла обо мне. О моей семье. И рисковать ради них я была готова. Но втягивать в это других? Нет.
Я не имела права.
Именно потому я солгала. И ничего не сказала о записке и Даниелю. А еще ничего не сказала о том, как меня напугал тот домик-укрытие.
Я ведь знала то место… Как знала еще несколько в столице. Места, откуда вели тайные ходы из королевского замка. Вели под рекой, почти через весь город… Ходы, защищенные и магией и дверями.
Которые были способны открыть не многие.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Но род Феррейра-Ильяву мог.
29
После Дня нового года наши отношения с капитаном нашей пятерки сильно изменились.
Я лучше теперь понимала, кто он есть… этот Вальдерей. И не могла не уважать то, что обнаружила за бравадой и наглостью. Не могла не доверять.
Как и он мне.
Но… объединенные общей тайной, мы стали не только ближе — одновременно, дальше друг от друга.
Хотя, может это я осознанно отдалилась, понимая, что мое доверие слишком опасно для него — а я не могла даже представить, что могу вольно или невольно навредить. Только не ему. Хватит жертв в этой истории. Пусть мой род не раз утаскивал за собой тех, кто готов был идти следом, но я категорически не принимала возможность того, что Даниель в какой-то момент будет закрывать меня собой от удара.
С того дня, с той ночи все стало сложнее. Нас будто выдернули в новую реальность, заменили внутри осколки, отвечавшие за отношение друг к другу, и я перестала понимать, как реагировать на него, его слова и реплики.
Продолжать дерзить и огрызаться, как прежде?
Но как это делать, если чувствуешь к человеку тепло и признательность?
Оставаться рациональной и отстраненной?
Но ведь он рядом, он — капитан, и нас объединяют не только загадки, каждая из которых может стоить свободы, но и будущая Игра, где нет места закрытости.
Всячески «дружить» и проявлять симпатию?
Но это значит продолжать с ним обсуждать подробности происходящего, а я не могла. Это значит встать на шаткий мостик, переброшенный через бурлящую реку моих эмоций, которые не имели никакого отношения к заговорам и интригам.
Только ко мне и к нему.
К женщине и мужчине.
Я ведь понимала, что… не просто так подолгу задерживаю на Вальдерее взгляд. Ловлю его насмешливую улыбку. Вспоминаю, как темнеют светлые в спокойном состоянии глаза. Думаю о том, как он меня целовал.
Он разбудил во мне что-то глубокое, чего я сама в себе боялась… и не готова была признавать. Потому что не время, не место. Вообще все не то!
Так что я шагнула назад. Да что там — скачок. Хотя с виду все было по-прежнему.
Следующую декаду я делала все, чтобы не оставаться с ним наедине. И отказывалась что-либо обсуждать относительно собственного положения, аргументируя, что пока новых сведений нет — их и правда не было. Мне помогало то, что дни были заняты с раннего утра до позднего вечера. Я усиленно училась. Делала все большие успехи на полигоне и на тренировках. Я видела, что моя пятерка довольна…
Парни воспряли духом и перестали напрягаться каждый раз, когда мне надо было как-то проявить себя. Потому что я проявляла только с лучшей стороны.
Догнала, справилась.
Пусть у меня снова бессонные ночи, я уставала, порой меня не хватало на задания от магистров — но в некачественной подготовке к Играм было не упрекнуть.
Это заметили.
И если большинство хмурилось и о чем-то шепталось, когда видели нас всех вместе, то Хайме — Андрес, на удивление, всегда ободряюще мне улыбался. Я не очень понимала его поведение… он стал свободнее по отношению ко мне. Будто раньше, в то время, пока мы были вместе, его держал в рамках наш статус и вбитые с детства уроки вежливости. Потом — мое отношение к его поступкам и некоторое чувство вины.
Ну мне так казалось.
А сейчас он смотрел на меня как на незнакомку. На привлекательную девушку. Меня это немного смущало. Я точно знала, что нельзя зайти в Зеркало дважды, но втайне… завеса, втайне моему не до конца растоптанному тщеславию не могло не льстить подобное отношение!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Впрочем, я была уверена — это все лишь временное.
— Тебе следует быть осторожней, — заявил вдруг Вальдерей после сегодняшней тренировки, когда мы расположились с ужином в столовой.
— Ты про что? — я и правда не поняла.