Нет, правда.
И все из-за того, что миссис Эриксон открыла мне один маленький нью-йоркский секрет – в соседнем мясном магазине продается полуфабрикат индейки. И вам остается только засунуть ее в духовку и почаще поливать образовавшимся соком… В конце концов она будет выглядеть так, будто вы пахали на кухне целый день.
Запудрить мозги всем де Вильерам, включая Люка, оказалось совсем несложно. Единственное, что для этого требуется, – встать с утра пораньше (что не составило никакого труда, так как все остальные спят, как убитые) и сбегать к миссис Эриксон. Я попросила, чтобы индейку доставили по ее адресу, соседка согласилась подержать ее до тех пор, пока у меня не получится ее забрать.
Я тут же возвращаюсь обратно в квартиру миссис де Вильер и выбрасываю в помойку упаковку.
Отлично.
Люк просыпается чуть позже и сразу же начинает готовить свою часть обеда – поджаренный в чесночном масле лук и брюссельскую капусту. Мадам де Вильер вызывается приготовить еще и сладкий картофель (слава богу, обошлось без пастилы, которую я обожаю, но Чаз и Шери уже закупили три разных пирога, так как мне нравится тыквенный, Чазу – с ревенем, а Шери с пеканом, в общем, сладкого и так с излишком).
Месье де Вильер тоже участвует в приготовлениях, путаясь под ногами и ставя бутылки с вином в том порядке, в котором мы будем их пить.
В общем, все более или менее идет по плану. Гости начинают собираться. Тиффани в своем великолепном обтягивающем шведском комбинезоне – однажды Роберта даже прогнала ее домой за то, что она надела его на работу, – является с Раулем, который неожиданно оказывается очень симпатичным, совершенно нормальным тридцатилетним мужчиной с прекрасными манерами – он принес к столу бутылку «Божоле», от которого месье де Вильер пришел в полный восторг. Оказалось, что и Рауль – знаток вин, особенно аргентинских.
Они мгновенно начинают разговаривать о сортах винограда и почвах, а в это время миссис де Вильер накрывает на стол, сворачивая в причудливые фигурки каждую из своих полотняных салфеток и аккуратно, одну за другой, выкладывая на стол по три серебряных вилки рядом с каждой тарелкой… все благодаря «Кровавой Мери», которую Люк приготовил для родителей и постоянно подливал им в бокалы с того самого момента, как они проснулись.
– Как иначе мы сможем мирно сосуществовать на таком крошечном пространстве? – шепотом спросил он у меня.
Его родители особенно и не возражали. Как только я убрала швейную машинку, мама Люка не переставала мне улыбаться, хотя, скорее всего, это из-за того, что Люк старался не оставлять нас одних.
И это здорово. Завтра мне нужно идти на работу (у партнеров фирмы пятница после Дня благодарения – законный выходной, а вот у секретарш в приемной – нет), поэтому развлекать родителей будет Люк. У его мамы, разумеется, свои дела (какие именно, она никому не сказала), а Люк с отцом планировали пройтись по музеям. …Я присоединюсь к ним в субботу, а вечером мы пойдем в театр на мое первое в Нью-Йорке бродвейское шоу-миссис да Вильер купила четыре билета на «Спамалота». Слава богу, они уезжают в воскресенье, потому что к этому времени мой запас толерантности после совместного проживания в однокомнатной квартире окончательно истощится.
Тиффани с удовольствием общается с де Вильерами, они ее просто очаровали. Она то и дело выскакивает на кухню, где я старательно делаю вид, что хлопочу над индейкой, и шепчет:
– А что этот пожилой парень, он правда принц?
Проклинаю тот день, когда я проболталась Тиффани обо всей этой аристократической фигне.
Серьезно, о чем я тогда думала? Сообщить что-то по секрету Тиффани – то же самое, что рассказать попугаю. Только дурак может надеяться, что она не станет об этом постоянно трындеть.
– Хм, да, – стиснув зубы, говорю я. – Только помни, я тебе рассказывала, что Франция не признает своих бывших монархов, во всяком случае, больше не признает. И вообще, к твоему сведению, этих принцев там тысячи. По-моему, имеет значение только то, что они из себя представляют.
Тиффани, как обычно, предпочитает игнорировать то, что я говорю.
– Значит, Люк тоже принц. – Она выглядывает из кухни и смотрит на него, тот поправляет блюдо с закусками – коктейль из креветок и разные колбаски, – стоящее на кофейном столике перед диваном, на котором его папа с Раулем продолжают свою весьма оживленную дискуссию на винные темы. – Настоящий мужик. Повезло тебе.
Я грустнею. Не потому, что сейчас уже почти пять, а я просила Чаза и Шери прийти к четырем.
Ничего удивительно в этом нет – на улице пошел снег, а даже небольшой снегопад может парализовать весь Нью-Йорк…
Но все равно, Шери не позвонила, а это так на нее не похоже. Не могла же она оставить меня без поддержки наедине с будущей (смею надеяться) свекровью, без массовика-затейника, каковым всегда выступает моя лучшая подружка.
Справедливости ради должна признать, что Тиффани тоже старается. Но делает это неосознанно (я имею в виду – вызывает смех).
– Он мне нравится совсем не поэтому, – шепчу я Тиффани. – Ты сама знаешь.
– Знаю, – со скучающим видом тянет Тиффани, – знаю. Из-за всей этой докторской ерунды, из-за того, что он будет спасать жизни маленьких детей. И бла-бла-бла…
– Вот именно, – говорю я. – Но не только поэтому. Хотя отчасти, да. А еще он – самый лучший парень во всем мире.
– Согласна, – подтверждает Тиффани и хватает HI корзинки, которая стоит на столе, сырную палочку. – Но, знаешь, теперь доктора зарабатывают совсем немного. Из-за страховых фондов. Если только они не пластические хирурги.
– Да. – Я начинаю злиться. – Но Люк занимается эти м не из-за денег. Он уже работал в инвестиционном банке. Но бросил это занятие, как только понял, что спасать жизни гораздо важнее, чем просто делать деньги.
Тиффани громко хрустит сырной палочкой.
– Это зависит от того, чью именно жизнь нужно спасать, – говорит она. – Некоторые этого совсем не стоят. Это я так, к слову.
– Видишь ли… – Я не знаю, что на это ответить. – Не важно, будет он зарабатывать много или нет. Потому что я планирую заработать столько денег, что хватит нам обоим.
Тиффани, услышав такое, оживляется:
– Правда? Интересно как?
– Я буду разрабатывать модели свадебных платьев, – отвечаю я. – Сама знаешь. – Было бы хорошо, если бы она хоть изредка меня слушала. – Точнее, буду заниматься их переделкой, реставрацией.
Тиффани таращится на меня с нескрываемым удивлением:
– Как Вера Ванг, что ли?
– Что-то вроде, – говорю я. Объяснять в подробностях, пожалуй, не стоит.
– А я и не знала, что ты училась на дизайнера, – удивляется Тиффани.