Читать интересную книгу Эго и Архетип - Эдвард Эдингер

Субъективное переживание индивидуальности составляет глубокую тайну, которую невозможно постигнуть на рациональном уровне. Тем не менее, некоторые из ее смысловых значений можно исследовать с помо­щью символических образов, которые имеют непосредственное отноше­ние к этому переживанию. Начнем с рассмотрения этимологических данных. Этимология составляет бессознательную часть языка, поэтому ее можно использовать в психологических исследованиях. Слово индивидуальное происходит от двух латинских корней: in=не, и dividere=делить. Отсюда ос­новное значение слова "индивидуальное"—нечто неделимое. Это значе­ние соответствует первичности переживания индивидуальности, которую невозможно проанализировать или свести к более простым элементам.

Интересно отметить, что такое фундаментальное понятие, как "инди­видуальное", необходимо выражать с помощью отрицания того, чем оно не является, т.е. с помощью неделимого. Так же обстоит дело и со словом atom, обозначающим основной элемент материи (это слово происходит от греческого а = не, и torn от слова temnein = разрезать, разделять). Этот феномен наблюдается и в словах integer и integrate (от латинского in = не, и tag, составляющего основу слова tangere - касаться). При попытке опи­сать такую реальность, как индивидуальность, нам, по-видимому, необ­ходимо прибегнуть к той методике, которая применяется для описания божества. Поскольку эта реальность выходит за пределы наших катего­рий сознательного понимания, нам остается лишь описывать ее с помо­щью того, чем она не является, т.е. путем отрицания (via negativa).

Слово индивидуальное этимологически связано со словом widow (вдова). По мнению Скита, слово вдова (widow, латинское vidua) происходит от ут­раченного глагола indere, расставаться. Юнг показал, что образы вдовы и си­роты составляют неотъемлемую часть процесса индивидуации. В этой связи он приводит слова блаженного Августина: "Вся церковь—это вдова, покинутая всеми в этом мире". К этим словам Юнг добавляет: "Так и наша душа "покинута всеми в этом мире". Далее блаженный Августин говорит: "Но ты не сирота, ты не считаешься вдовой... У тебя есть друг. Ты Божий си­рота, Божия вдова".В одном из манихейских трактатов Иисус назван сыном вдовы". Вдова обозначает ту, с которой расстались. Следовательно, до наступления вдовства человек еще не является индивидом, неделимым, ему предстоит пройти процесс расставания. Символизм говорит нам о том, что вдовство составляет некоторое переживание на пути к реализации индиви­дуальности, которая проистекает из этого переживания. Это может означать только одно: человек должен расстаться с тем, от чего он зависит, но чем он не является, прежде чем он осознает то, чем он является - уникальным и неделимым. Необходимо разрушить проекцию зависимости. Аналогичные выводы можно применить и к образу сироты, который для алхимиков слу­жил синонимом "философского камня". Осиротеть означает утрату ро­дительской поддержки и разрушение родительских проекций; она также составляет предварительное условие сознательного переживания индиви­дуальности. Как отмечает блаженный Августин, вдовство или сиротство позволяют человеку установить связь с Богом (Самостью).

2. МОНАДА И МОНОГЕНЕЗ

В философских рассуждениях древних философов о Едином или Монаде можно обнаружить немало материалов, которые имеют непосредственное отношение к переживанию индивидуальности. Древние философы усма­тривали тайну индивидуальности в философских, космологических про­екциях. Действительно, их размышления о Монаде или Едином, которые лежат в основе всех феноменов, составляют проекцию внутреннего пси­хологического состояния, при котором человек ощущает себя индивидом. Например, в рассуждениях пифагорейцев Монада как образ занимала зна­чительное место. По мнению пифагорейцев, Монада олицетворяет твор­ческий принцип, который упорядочивает бесконечное, налагая на него определенные ограничения. В таких случаях пифагорейцы говорили, что "когда Монада возникла, она ограничила ближайшую часть безгранич­ного". Кроме того, Монада отождествлялась с центральным Творческим Огнем, который был источником творения и управления. Этот цент­ральный огонь имеет несколько интересных названий. Его называют "Башней Зевса", "Краеугольным Помещением Зевса", "Очагом Мира", "Алта­рем, связью и мерой природы".

Этот отрывок говорит нам о том, что принцип индивидуальности есть сам творческий принцип, и что из него проистекает весь порядок, кото­рый греки называли космосом. Кроме того, Монада отождествлялась с ог­нем. Такое отождествление напоминает нам алхимический символизм, в котором точка (вариант Монады) отождествлялась с искрой, частицей (иста и огня.20 Отсюда можно заключить, что принцип индивидуальности i лужит источником как сознания (света), так и энергии (огня).

Монада занимает видное место в гностической теории. Говоря о гно-i гиках, Ипполит пишет:

"Для них начало всех вещей есть Монада, нерожденная, неуничтожимая, непостижимая, создательница и причина всех создаваемых вещей. Эту Монаду они называют Отцом".

В старинной Рукописи Брюса содержится следующее описание Монады: "Она ...есть Истина, которая охватывает их всех (двенадцать Глубин) ...она есть Истина Всего; она есть Мать всех Эонов; она есть то, что охватывает все Глубины. Она есть Монада, непостижимая и непознаваемая; она есть то, что не имеет Печати ...в чем содержатся все Печати; она есть вечная бла­годать. Она есть вечный Отец; невообразимый, немыслимый, непости­жимый, непревзойденный Отец..."

Образ гностической Монады подчеркивает непостижимую тайну ин­дивидуальности. Он не допускает рационального толкования, но в яркой форме передает ощущение того, что индивид является носителем трудной для понимания тайны. В настоящее время ощущается острый дефицит таких образов, поскольку наша современная культура располагает весьма ограниченными возможностями для оправдания и обоснования индиви­дуального как такового.

Этот же образ используется и в работах Платона. В "Пармениде" при­водится пространное обсуждение природы Единого. Этот диалог представ­ляет значительные трудности для рационального понимания; придти к каким-либо заключениям относительно Единого можно только через па­радоксы. Приведем некоторые из этих заключений: "...единое не находится ни в покое, ни в движении", "...единое ...всегда должно находиться как в движении, так и в покое" .

"...единое не имеет отношения к времени и не занимает никакого от­резка времени" "...если единое существует, оно существует во времени", "...единое осязает и не осязает как себя, так и других". "...единое существует и становится старше и моложе себя самого". "...единое не существует и не становится старше или моложе себя са­мого".

"...если существует единое, тогда оно есть все вещи и никакие вещи...".

Перечень противоречий можно было бы продолжить, но и приведен­ных здесь противоречий достаточно для наших задач. Даже философам трудно разобраться в этом диалоге. Я отношусь к нему как к сложному фи­лософскому коану, который ставит в тупик рациональные способности, чтобы открыть путь к непосредственному субъективному переживанию со­стояния, при котором человек воспринимает себя как индивида. Платон показывает, что Единое невозможно постигнуть с помощью логики или со­знательных категорий времени, пространства и причинности. Единое не­возможно постигнуть с помощью логики потому, что логика приводит к противоречиям. Единое причастно и не причастно времени, простран­ству и причинности. Такие заключения, разумеется, не имеют смысла для философа с рациональной ориентацией. Тем не менее, мы можем рас­сматривать их как довольно точное описание некоторой эмпирической, психологической реальности, реальности индивидуальности. Если считать, что переживание индивидуальности имеет два центра, эго и Самость, тогда упомянутые противоречия займут свое место. Эго олицетворяет некото­рое воплощение, сущность, которая участвует в событиях изменчивого мира времени, пространства и причинности. Самость, как центр архетипической психики, пребывает в ином мире, который находится за пре­делами сознания и конкретизирующих форм его восприятия. Эго состав­ляет центр субъективной идентичности, а Самость—центр объективной идентичности. Эго живет на земле, но имя Самости написано на небесах. Эта же психологическая реальность нашла отражение в мифе о братьях Диоскурах; один сын Зевса Кастор смертен, а другой, Поллукс, бессмертен, неподвластен пространству и времени.

Образу Монады достаточно много внимания уделяет Плотин, неопла­тоник, живший в III веке н. э. В "Эннеадах"24 он высказывает немало пре­красных и глубоких мыслей о Едином, которые, несомненно, проистекают из его внутренних переживаний:

"Все существа являются существами только благодаря Единому ...ибо, что могло бы существовать, если бы не было единого? Если нет единого, то нет и вещи. Ни армия, ни хор, ни толпа не могли бы существовать, если бы не были едиными... Так же обстоит дело и с телами животных и рас­тений; каждый из них составляет единство... Здоровье зависит от коор­динации тела в единстве; красота зависит от того, насколько Единое уп­равляет частями; добродетель души зависит от объединения в одну единственную согласованность".