Отсрочка парламентских заседаний. Коалиция оппозиционных элементов. При обсуждении бюджета на 1828 год против Виллеля, кроме обычных его противников из крайней правой и левой, выступила новая оппозиция. Некоторые депутаты умеренной правой отказались вотировать бюджет и стали обвинять министра вместе с Готье в том, что он волнует общественное мнение, вносит раздоры в ряды сторонников порядка, играет — по непредусмотрительности или по слабости — в руку врагам свободы, ведет к озлоблению клерикальной партии и своим упорным желанием во что бы то ни стало остаться у власти ставит под угрозу самое существование конституционной монархии. Поэтому, как только бюджет был вотирован обеими палатами, Виллель поспешил закрыть парламентскую сессию.
Министр решил дать своим врагам последнее сражение — изменить состав верхней палаты путем назначения новых пэров, распустить палату депутатов и путем энергичного давления на выборы добиться благоприятного для себя большинства в новой палате. Через два дня после закрытия парламентской сессии простым указом была восстановлена цензура: ни один номер газеты и ни одно периодическое издание не могли выйти в свет без предварительной визы. Эта мера оказалась, впрочем, совершенно бесполезной и повела лишь к тому, что еще больше озлобила противников Виллеля и заставила их теснее сблизиться. Брошюры ускользали от цензуры, а тайная розничная продаяга, шла почти совершенно свободно. Образовалось общество для защиты свободы печати, одним из самых пылких инициаторов которого был Шатобриан. В общество вошли писатели, принадлежавшие как к левой, так и к крайней правой, и оно издавало брошюры и тех и других.
С другой стороны, так как все предвидели роспуск палаты, образовалось другое общество, решившее держаться на строго легальной почве, с тем чтобы организовать партию оппозиции, ввести в определенные рамки ее стремления и подготовить избирательную кампанию. Это общество называлось: «Помогай себе сам, — и небо тебе поможет» (Aide-toi, le ciel t'aidera)[36]. Основателями его были сотрудники газеты Глобус (Globe), молодые доктринеры, которые при возникновении газеты в 1826 году наметили себе программу — держаться на равном расстоянии от всех крайних партий, образовать нечто вроде партии золотой середины и бороться за всеобщую терпимость и свободу. В вопросе о иезуитах и в период разоблачений, сделанных Монлозье, установки редакции этой газеты обратили на себя внимание. Она защищала ту мысль, что свобода мнений должна быть неограничена, что ультрамонтанская доктрина имеет такое же право на уважение, как и всякая другая, и что иезуиты имеют право на свободу преподавания. Благодаря таланту своих сотрудников — Вите, Жуффруа, Ампера, Дюшателя, Ремюза, Сент-Бёва и Гизо — газета быстро приобрела большое влияние. Эти же самые люди руководили и новым обществом, президентом которого был Гизо. Рекомендованная ими тактика заключалась в коалиции всех оппозиционных сил и в выставлении общих избирательных списков, в которые в день голосования должны были войти Есе кандидаты как правой, так и левой, решившиеся опрокинуть министерство Виллеля.
Роспуск палаты. Падение Виллеля. Возвратясь из путешествия в Сент-Омерский лагерь и в северные департаменты, Карл X, составивший себе по встречавшим его приветствиям преувеличенное понятие о своей популярности и заблуждавшийся относительно предела того, что страна способна от него вытерпеть, склонился к мнению своего министра. Он назначил 6 ноября 76 новых пэров, подписал указ о роспуске палаты и назначил новые выборы на 17 и 24 ноября. Цензура была отменена; на эту меру, как и на победу при Наварине (1827), рассчитывали в смысле привлечения части избирателей на свою сторону.
Но иллюзия эта продолжалась недолго. В Париже либералы собрали пять шестых всего числа голосов. Ройе-Коллар был избран в семи коллегиях, а Пейронне, выставивший свою кандидатуру в Бурже и в Бордо, провалился в обоих этих городах. Левая насчитывала 180 депутатов; оппозиционная правая — 70; сторонники министерства располагали не более чем 170 голосами. Поражение было полное.
Виллелю ничего больше не оставалось, как уйти в отставку. Однако весь декабрь прошел в бесплодных переговорах, имевших прежде всего целью позволить Виллелю остаться во главе измененного министерства. Но когда все комбинации провалились, Карл X одно время стал думать о Полиньяке, бывшем тогда посланником в Лондоне. Но затем, по совету Шаброля, которому он тоже поручил было составить кабинет, Карл X 4 января 1828 года решился доверить портфель министра внутренних дел Мартиньяку, которого он поставил одновременно и во главе министерства. Товарищами Мартиньяка по кабинету были: Ла Ферронэ — министр иностранных дел, Порталис — юстиции, Руа — финансов, де Ко — военный министр, Шаброль — морской, Сен-Крик — министр торговли; в министерстве церковных дел, из которого было выделено народное просвещение, остался Фрейсину; Виллель, Корбьер, Пейронне и Клермон-Тоннер были произведены в пэры.
Министерство Виллеля было министерством непрерывных капитуляций перед требованиями крайней правой. Чувствуя всю опасность крайностей этой партии, Виллель иногда проявлял попытки к сопротивлению, но затем снова поддавался им и уступал, ничего при этом не выигрывая в глазах крайних роялистов, которые помнили только о его противодействии. О нем говорили, что он всегда па год отстает от авангарда контрреволюции, и по тому, что он отвергал в данном году, можно было судить о том, что он будет защищать в следующем. Таким образом, он оттолкнул от себя и тех, кого пугали новые законы, и тех, кто их ему навязал. Он не руководил, а позволял собою руководить, но при этом якобы сопротивляясь. Политическим результатом его пребывания у власти была всеобщая смута в стране, распавшейся на враждебные лагери, сильное возбуждение религиозных страстей и падение престижа самого короля в общественном мнении. Но Виллелю следует отдать справедливость в том смысле, что его финансовая политика была замечательна: он старался установить повсюду порядок и экономию, и материальное благосостояние Франции при нем значительно повысилось. Наконец, в сношениях с иностранными государствами он всегда умел говорить веским и решительным тоном, приличествующим достоинству великого народа.
ГЛАВА IV. РОССИЯ. ВНУТРЕННЯЯ ИСТОРИЯ АЛЕКСАНДР И НИКОЛАЙ. 1815–1847
Прежде чем продолжать историю революций Восточной Европы этого периода, следует охарактеризовать один из наиболее могущественных факторов этих драматических событий, показать, что представляла собою в эту эпоху Российская империя. Посмотрим, чем была Россия в последние годы царствования Александра I и в первые годы царствования Николая I….
Мистицизм Александра. Мы видели, каким событием было омрачено начало царствования Александра I[37]. С того времени поверхностная, но тонкая и сложная натура Александра находилась под неотступным впечатлением скорбного и трагического воспоминания, и никогда не покидавшее его религиозное чувство все больше и больше окрашивалось меланхолией и тоской. Гибель Москвы, спасение России и ее торжество придали этому религиозному чувству новые силы и новое направление. Как можно было не сделаться верующим после «чуда 1812 года»? Возвышение России после стольких бедствий, ее военные успехи и последовавшая за ними мировая слава — разве все это не было делом рук «провидения»? Но религиозное чувство царя, одновременно экзальтированное и утонченное, находило мало удовлетворения в русском православном культе, состоявшем почти исключительно из обрядов, в культе, лишенном влияния на внутренний мир человека и не испытавшем на себе живительного действия религиозных кризисов Запада[38]. Множество русских людей этой эпохи томилось той же скорбью, что и император. Они стремились разбить узкие рамки национальной религии и вне их искали согревающего тепла и жизни. Одни возвращались к старым ересям, к расколу, не подвергавшемуся больше преследованию властей; другие давали себя соблазнить тайнам масонства, число лож которого в империи непрерывно возрастало. Некоторые, как, например, семейства Голицыных и Гагариных, стремились обрести свое моральное возрождение в католицизме. А изгнанные из Петербурга в 1816 году, но терпимые в империи до 1820 года иезуиты занимались обращением мятущихся в новую веру. Еще большее количество людей искало морального возрождения в протестантизме, плодотворном в своей свободе и в своем разнообразии, и для них библия, которую до тех пор мало читали как русские, так и французы, являлась как бы чудесным откровением. Повсюду возникали библейские общества, большею частью английского происхождения: в Петербурге было учреждено отделение Лондонского британского и иностранного библейского общества. Оно получило разрешение переводить библию на все неславянские языки империи, тогда как право перевода на русский язык оставалось за святейшим Синодом. Скоро образовалось Русское библейское общество, и даже в Черкасске появилось библейское общество казаков. Россия словно была обуреваема жаждой познания неизвестного, и эту эпоху можно считать началом того великого движения умов, которое в наши дни привело к Толстому и толстовству[39].