Читать интересную книгу Когда цветут реки - Лев Рубинштейн

Ю присутствовал при осаде Цинпу и видел, как Уорд руководил атакой, не вынимая револьвера из кобуры и помахивая тросточкой. Затем Уорд придумал подвести к городу джонки и обстрелять тайпинов с тыла. Он был убежден, что осажденные не выдержат ураганного огня и сдадутся. Но неожиданно противник появился с западной стороны и атаковал самые джонки. Ю стоял возле трапа, держась за поручни и рассчитывая, удастся ли ему добежать до борта, чтобы броситься в воду. От тайпинских флажков его отделял какой-нибудь десяток метров.

Вдруг Уорд выругался и впервые за несколько дней вытащил из кобуры свой кольт. Он прицелился в тайпинского воина, которого Ю узнал, несмотря на то что видел его в последний раз много лет назад. Это был отец!

Ю с криком повис на руке Уорда и, получив отчаянный пинок в грудь, покатился по палубе. Но Ван Ян был спасен.

Несколько «манильцев» навалились на старого солдата и оглушили его ударами по голове. Это был единственный пленник за весь день. Уорд приказал «поддельным чертям» налечь на весла, и джонки стали уходить из канала. Тайпины осыпали их пулями. Когда стрельба замолкла, раздался далекий, гулкий звук одиночного выстрела. Уорд швырнул тросточку на палубу и ухватился за плечо.

— Они научились стрелять! — рявкнул он. — Посильнее там, на веслах!..

Теперь уже бежать было нельзя. Ю не мог оставить отца.

Конечно, встретиться с отцом после долгих лет разлуки было бы величайшим счастьем для любого мальчика. Но отец был в плену у иностранцев. Ю долго думал. Бежать надо вместе с отцом!

Уорд не отправлял своих пленных в тыл. Несколько сот тайпинов работало в самом Сунцзяне. Они рыли рвы, чистили казармы, таскали грузы. Все это делалось под наблюдением Маканайя и его «манильских» парней. С утра Ю видел пленных, которые шли цепочками и, сгибаясь под тяжестью груза, несли корзины с землей. Ночью пленных запирали в бывший храм, закрытый со всех сторон и окруженный высоким забором. По забору был протянут канат с жестяными солдатскими котелками, укрепленными так, что при малейшем прикосновении к канату поднимался лязг на всю окрестность.

Прошли те времена, когда Ю покорно смирялся перед обстоятельствами. В нескольких десятках километров от него начиналось Тайпин Тяньго, желанная страна свободы, о которой мальчик мечтал годами. Чем старше он становился, тем сильнее крепло в нем решение бежать во что бы то ни стало. Ю перестал поддаваться настроениям, грустить, плакать, фантазировать. Он думал только о том, как устроить побег. Он знал, что если сам себе не поможет, то не поможет ему никто. Лицо его всегда было сосредоточенно и замкнуто. Уорд называл его «юный китайский философ». Эта фраза была вдвойне издевательской, потому что Уорд презирал не только китайских философов, но и всех философов вообще.

Мальчик находился под надзором, но иногда надзор ослабевал. Это бывало тогда, когда доблестные соратники Уорда напивались, — обычно по вечерам. Опасность представлял только сам Уорд, который всегда оставался трезв и наблюдал за своими удальцами, чтобы они не перестреляли друг друга.

Следующим препятствием был караул возле храма, где помешались пленники. Здесь обычно дежурили одни и те же «манильцы», которые сменялись по восемь человек через каждые два часа ночью и через четыре часа днем. Начальником караула был Маканайя.

Итак, добраться до храма было трудно. К тому же храм примыкал к территории военного городка, где обучались «поддельные черти». Даже оставаться возле этого городка нельзя было больше десяти — пятнадцати минут: соратники Уорда хватились бы, что «виночерпия» нет на месте. Вдобавок, если бы Ю и его отец, по счастливому случаю, убежали, существовали еще караулы вокруг всего Сунцзяна.

Правда, с этими караулами дело обстояло значительно легче. Однажды Ю сопровождал Бэрджвайна. Они остановились у моста, возле которого дежурили «поддельные черти». Пока Бэрджвайн разговаривал с сержантом-«манильцем», один из караульных украдкой нарисовал прикладом винтовки на песке два иероглифа и тотчас затоптал их ногой. Ю знал очень мало иероглифов, но в этих двух нельзя было ошибиться — это были знаки «Тайпин».

— Я из Небесного Царства, — тихо сказал караульный, — меня насильно приписали к «поддельным чертям». Меня зовут Фын Хуан-сян, я лодочник из Учана.

— Ты воюешь против своих? — сердито спросил Ю.

— Я не воюю, — сказал Фын, — я жду большого сражения, чтобы убежать.

— Если б я был караульным, — возразил Ю, — я убежал бы, не дожидаясь большого сражения.

— Так нельзя, — покачал головой Фын. — «Манильцы» поймают. Мы пешие, а у них лошади.

— Ты очень плохо думаешь! — проговорил Ю, забыв о вежливости. — Зачем же бежать пешком, если есть лодки? Ведь ты лодочник?

Фын задумался.

— Лодки есть, — сказал он.

— Эй, китайчонок, фляжку! — крикнул издали Бэрджвайн.

На этом разговор прервался.

Ю еще очень долго размышлял бы над тем, как бежать, если бы не счастливый случай: загорелся сарай возле патронного склада.

Пожар был небольшой, и его загасили через полчаса, но в эти полчаса Ю был предоставлен самому себе. Все бросились к горящему дому. Ю мог бы бежать, но мысль об отце его не оставляла.

Джонс вернулся с пожара с закопченным лицом и руками и тут только вспомнил про «виночерпия».

— Ты, однако, здесь, — сказал он, — а на твоем месте я давно показал бы пятки. По правде сказать, я вовсе забыл про тебя.

— Как мне бежать? — грустно промолвил Ю.

— Гм, — сказал Джонс, — ты, кажется, стал умнее. Ты должен благодарить своих китайских богов за то, что они определили тебя на такую хорошую должность. Ведь тебя, попросту говоря, могли бы продать…

На следующий день Джонс взял мальчика с собой на пристань, и Ю снова увидел Фына возле моста.

— Лодка есть, — шепотом сказал Фын, — можно сегодня же ночью…

— Если у тебя есть лодка, почему ты не бежал до сих пор? — спросил Ю.

— Бежим вместе, — пробормотал Фын, внимательно наблюдая за Джонсом.

— У меня отец в плену.

— Я очень медленно думаю, — сказал Фын, — мне нужны товарищи с быстрыми мыслями. Бежим втроем!

— Это не так легко…

И вдруг мальчика осенила новая мысль.

— Жди нас в ту ночь, когда будет большой пожар, — проговорил он, наклонясь к уху Фына, — и держи лодку спрятанной около этого места. Ты можешь выйти по каналу в Янцзы?

— Я могу пройти всю реку до верховьев, считая пороги выше Ичана! — обиженно сказал Фын.

— Поехали, китайчонок! — пробасил издали Джонс. — Надо принять с джонки несколько бочек жидкости.

Жидкость, конечно, имела мало общего с водой.

Ю долго трудился над запиской, в которой было только два иероглифа. Мальчик был малограмотен, а тот, кому он писал, знал не больше десяти знаков. Но эти два иероглифа были знакомы каждому тайпину. Записка была брошена в ров, который копали пленники, дошла до адресата и была прочитана.

Читалась эта записка сверху вниз и справа налево, означала она следующее:

«Когда наступит вечер (половина месяца над горизонтом), произойдет большой пожар (горящий дом). Стража уйдет тушить огонь (фигурки с ружьями). Тогда отец (рука с плеткой) должен перелезть через стену (фигурка прыгает через препятствие) и шагать (следы ног) по направлению на север (изображение созвездия Бэйхоу — Северной Медведицы), где у моста (изображение моста) буду я (с повозкой). Мы сядем на лодку (изображение джонки) и отправимся к тайпинам (иероглифы «Тайпин» слева в рамке)».

Нелегко было понять такую записку, но Ван Ян, который прекрасно знал охотничьи знаки, рисуемые на коре деревьев в его родной провинции, прочитал ее и стал ждать «вечера с большим пожаром».

Ю выбрал время удачно. Этот вечер был годовщиной организации отряда Уорда. Предполагалась огромная выпивка. Ю знал, что за выпивкой последует стрельба и беспорядок.

Уже часам к девяти вечера в штабе Уорда все перепились. Два десятка голосов нестройно выкрикивали песню. Сам командир отряда сидел за столом, тяжело опираясь на обе руки, и разглядывал своих подчиненных не то с удовольствием, не то с презрением.

…Ему не брат пеньковый канат,Дидль-дудль-дидли-ди,Он жив, и счастлив, и богат,Хэйо! Гляди!Теперь мы все за ним идем.Дидль дудль-дидли-ди,И, что не дадут нам, сами возьмем!Хэйо! Гляди!..

Ю находился во дворе, возле своего склада спиртных напитков. Луна показалась над тополями Сунцзяна в туманной дымке. Чей-то нетвердый голос произнес на веранде:

— Сегодня сыро. Не простудитесь, Генри.

— Бросьте шутить! — отвечал Бэрджвайн. — Вы так и не ответили на мой вопрос: на чьей вы стороне? Вы за меня или за Уорда?

— Я не могу быть за янки, вы это сами понимаете, — отвечал полупьяный Джонс.