— Что это? — ранее ничего подобного не слышавший, обеспокоенно спросил я.
— Ветер! — содрогаясь, пролепетала Эльта и крепче прижалась ко мне.
Ветер усиливался, и вскоре порывы его слились в сумасшедший шквал. Он выл и стонал, как заблудшие души. Вырвав с корнями траву вокруг, он наконец обрушился со всей силой, сбил нас с ног и наставил синяков, ушибив о камни. Этот внезапный натиск ветра был подобен удару кулака великана-невидимки.
Едва поднявшись на ноги, я остолбенел. Возле нашего пристанища перемещалась какая-то огромная живая гора — от ее поступи дрожала земля. Эльта вцепилась в меня отчаянной хваткой, и я ощутил, как колотится ее сердце. От страха волосы у меня встали дыбом. Этот колосс был почти рядом. Он остановился, словно почувствовав наше присутствие. Послышался странный звук, чем-то напоминающий трение кожаной одежды при движении огромных конечностей. В воздухе над нами что-то пронеслось, и я ощутил прикосновение к локтю. Эльта пронзительно вскрикнула, что-то тоже задело ее оголенную руку, и взвинченные нервы не выдержали.
В то же мгновение раздался такой ужасающий рев, что у меня заложило уши; эта масса, лязгая гигантскими зубами, стала надвигаться прямо на нас. Ничего не видя в полной темноте, я наносил удары направо и налево, вверх и вниз, пока не почувствовал, что меч поразил чье-то реально осязаемое тело. По моей руке растеклась теплая жидкость; взревев, на этот раз от боли, а не от ярости, невидимый монстр, сотрясая неуклюжей поступью землю, удалился прочь, ревом заглушая пронзительные завывания ветра.
— Ради Бога, скажи, кто это был? — спросил я, тяжело дыша.
— Это был один из Невидимок, — прошептала она. — Никто из людей никогда их не видел; они странствуют в темноте во время бури. Откуда они идут и куда держат путь — никто не знает. Посмотри, мрак тает.
«Тает» — это было действительно подходящее слово. Казалось, что темнота распалась на длинные узкие ленты. Выглянуло солнце, небо от горизонта до горизонта стало голубым. Но земля была покрыта длинными фантастическими полосами тьмы; они походили на тени плавающих над равниной облаков, чередующихся с обширными участками освещенной местности. Такой ландшафт вполне, мог присниться любителю опиума. Спешащий куда-то олень пронесся по освещенному участку и мгновенно исчез в длинной полосе тьмы; внезапно снова показался в солнечном свете и вновь скрылся. Мне всегда казалось, что переход от тьмы к свету должен быть плавным, но подобного я никогда в жизни не видел: границы темных полос были резкими и определенными, как орнамент из черного дерева на золотом и изумрудном фоне. Насколько можно было видеть, все окружающее пространство было покрыто этими черными полосами. Взгляд не мог проникнуть в них, но, делясь на части, они постепенно разжижались и исчезали.
Одна из полос темноты прямо передо мной разделилась на более узкие и испарилась, обнажив фигуру мужчины; это был волосатый гигант с мечом в руке, взиравший на меня с немалым удивлением, впрочем, как и я на него. Дальнейшие события развивались с невероятной скоростью. Эльта закричала: «Тугрянин!» Незнакомец в прыжке подскочил ко мне, рубанул сплеча, и его меч зазвенел, встретившись в воздухе с моим поднятым вверх клинком.
Что происходило в течение следующих нескольких секунд, не помню. Я парировал вихрь смертельных ударов, в ушах стоял отрывистый звон стали, мои меч пронзил тугрянина насквозь чуть пониже сердца и вышел из спины.
Рванув клинок на себя, я озадаченно посмотрел на осевшее наземь тело противника. Позже я втайне признался себе, что не решился бы вызвать на поединок такого закаленного воина. Но это уже произошло, и с ним было кончено, и все же абсолютно непонятно было, каким образом я победил. Схватка оказалась столь быстрой и яростной, что не было никакой возможности ее осмысления: вместо рассудка работал инстинкт бойца. Вдруг донеслись негодующие крики, и, повернувшись, я увидел десятка два волосатых воинов, сгрудившихся между скалистыми валунами. Спасаться бегством было слишком поздно. Через мгновение меня окружил сплошной водоворот свистящих сверкающих мечей. До сих пор для меня остается загадкой, как в течение нескольких секунд я мог парировать их удары. Но я действительно держался молодцом и даже ощутил удовольствие, когда, скользнув по лезвию меча одного из противников, мой клинок раздробил ему плечо. Но в тот же миг другой сделал выпад и вонзил копье мне в икру. Ошалев от боли, я нанес ему сокрушительный удар мечом по голове, после чего уже на мою обрушился приклад карабина. Я успел слегка парировать удар, но он был настолько силен, что отозвался в макушке страшной болью, и я потерял сознание.
Очнулся я, казалось, в утлой лодчонке, швыряемой штормовым морем. Однако оказалось, что меня, раненного в руку и ногу, несут на сооруженных из копий носилках два дюжих воина, причем совершенно не старающихся уменьшить тряску, чтобы хоть как-то облегчить мои страдания. Я мог видеть только небо и волосатую спину идущего впереди; запрокинув голову, я разглядел также и бородатое лицо шедшего сзади. Парень, увидев, что я открыл глаза, прорычал что-то своему приятелю, после чего они тут же бросили носилки. От удара оземь моя пробитая голова взорвалась пульсирующей болью, а рана в ноге отвратительно заныла.
— Логар! — заорал один из них. — Эта собака пришла в сознание. Если ты хочешь тащить его в Тугр, то пусть он сам идет на своих двоих. Я и так нес его слишком долго.
Я услышал шаги, и надо мной склонился великан, фигура и лицо которого показались мне знакомыми. Физиономия была грубой и свирепой, а от угла рычащего рта до края квадратной челюсти тянулся мертвенно-бледный шрам.
— Ну, Исайя Керн, — сказал он, — вот мы и встретились.
Я никак не отреагировал на его слова.
— Что? — усмехнулся он, — ты не помнишь Логара-Костолома? Ах ты, безволосая собака!
Ругань он сопроводил жестоким ударом под ребра. Откуда-то со стороны раздался протестующий женский возглас, и возле меня, прорвав кольцо воинов и упав на колени, оказалась Эльта.
— Чудовище! — закричала она, и ее прекрасные глаза
загорелись от возмущения. — Ты бьешь его, когда он беспомощен, но не осмелился бы встретиться с ним в честной схватке.
— Кто пропустил сюда эту кошку из Котха? — проревел Логар. — Тхэб, я же велел тебе держать ее подальше от этой собаки.
— Она прокусила мне руку, — прохрипел здоровенный детина, выступив несколько вперед и стряхивая капли крови со своей волосатой конечности. — Попробовал бы ты удержать эту дикую шипящую кошку!
— Ладно, поднимите и поставьте его на ноги, — приказал Логар. — Оставшийся путь он пройдет и сам.
— Но он же ранен в ногу, — взмолилась Эльта. — Он не сможет идти.
— А почему бы тебе не прикончить его здесь? — требовательным тоном спросил один из воинов.
— Потому что это было бы слишком просто, — взревел Логар, сверкая налитыми кровью глазами. — Вор предательски ударил меня камнем сзади и украл мои кинжал.
И тут я увидел у Логара на поясе клинок, к которому так привыкла моя рука. — Он пойдет в Тугр, а там я уж найду время убить его. Поднять его!
Они освободили мои ноги, привязанные к древкам копий, причем сделали это безо всякой бережности, но от неподвижности проколотая нога онемела настолько, что не то что идти — я едва мог стоять. Они пытались вдохновить меня ударами, тычками и уколами копий и мечей, пока Эльта, заплакав от бессильной злости, не обратилась к Логару.
— Ты лжец и трус, — закричала она. — Он не ударял тебя камнем, он одолел тебя голыми руками, и все об этом знают, а твои жалкие рабы не осмеливаются подтвердить это.
Удар узловатого кулака Логара пришелся ей в челюсть, сбив с ног и отбросив на дюжину футов. Она лежала скорчившись и без движения, с окровавленными губами. Логар удовлетворенно хрюкнул, но воины его не проронили ни слова. Гуры не отличались мягкостью по отношению к женщинам, но чрезмерная невоздержанность и ненужная грубость были отвратительны для любого уважающего себя воина, обладающего хотя бы средними понятиями о чести. Хотя воины Логара не сделали и попытки протестовать и молча взирали на происходящее, все же ненужная бравада вожака омрачила их лица.
Меня же моментально окатила слепая волна ярости. С ревом я конвульсивно дернулся, столкнул двух державших меня воинов, и мы кучей повалились на землю. Подбежали другие тугряне и начали нас поднимать и разнимать, с радостью вымещая на мне сдерживаемый дотоле гнев на Логара, и делали это довольно живо с помощью каблуков и рукояток мечей. Но я не ощущал града обрушившихся ударов. Весь мир застила кровавая пелена. Я почти лишился дара речи и мог только яростно рычать, тщетно пытаясь вырваться из опутывавших ремней. Когда, совсем выдохшись, я упал, мои мучители вздернули меня на ноги и, чтобы заставить идти, снова начали избивать.