- И Священную Громкову, и наш новый гипердвигатель, - подтвердил Бородов, отпуская Брима, чтобы дать ему вдохнуть воздуха. - И то и другое великолепно, - добавил он, - но Громкова одна во Вселенной.
- И в ней достаточно холодно в это время года, чтобы превратить тебя в безволосую ледышку, - заявил Урсис, щупая поношенный плащ Брима. Он почесал затылок, проверяя обогрев. - Это все, что ты привез с собой?
- Это все, что у меня вообще есть.
- Что ж, вещь хорошая, - молвил Урсис профессорским тоном, - но в ФСШ жить - то же, что и содескийцы, носить, как учит старая пословица. Верно я говорю, доктор Бородов?
- Верно. Для такого случая мы это все и захватили, - кивнул он на диван. Нам предстоит долгая экскурсия по морозу, и будет лучше, если ты оденешься потеплее.
Брим, нахмурившись, занялся коробками, где нашел пальто грифельного цвета с серыми пуговицами и высокие, мягкие, как у Урсиса, сапоги, шапку-папаху, как у Бородова, теплые перчатки и длинный ярко-бордовый шарф.
- Как, Вселенной ради, я смогу за все это расплатиться? - осведомился он. - А заодно и за проезд в первом классе?
- Тебе ни за что платить не надо, - сказал Бородов небрежно, как будто это само собой разумелось.
- Но ведь кто-то должен был за это заплатить. Я проходил в школе законы термодинамики, а кроме того, знаю, что во Вселенной ничего даром не дают.
- Верно, - согласился Урсис. - Но законы термодинамики не запрещают друзьям дарить друг другу подарки.
- Но...
- Никаких "но", - рассердился вдруг Урсис. - Мы, кажется, уже обсуждали это в Аталанте. Твоя треклятая гордость, Вилф Брим, когда-нибудь еще выведет меня из терпения.
Брим повернулся к Бородову, но старый медведь согласно кивнул:
- Дарить можно и без любви, Вилф Анзор, но нельзя любить, не делая подарков. У нас с Николаем Януарьевичем просто выбора не было, - улыбнулся он.
Брим, вздохнув, крепко пожал их шестипалые лапы.
- Я, может, и безнадежен, друзья мои, но от всей души вам благодарен. Вы снарядили меня на славу.
- Кроме того, - сказал Урсис с обычной добродушной ухмылкой, - тебе будет еще и тепло, и твой безволосый организм оценит это выше всякой дружбы.
***
Громкова - Священная Громкова - существовала в том или ином виде с самых истоков содескийской истории. Город, как дерево, наращивал концентрические круги вокруг древнего стержня - Зимнего Дворца, где теперь жил Николае Август, нынешний князь ФСШ и самый значительный вельможа в империи Грейффина IV. Рост этот, конечно, происходил не столь гладко. Пожары, войны и революции оставляли свои следы, так что каждый круг города представлял собой смесь старинного, современного и промежуточного. Чудо заключалось в том, что все это соединялось в эстетическое целое.
Космопорт имени Томошенко располагался на огромном подогреваемом озере за городской чертой. Озеро питала широкая река Громкова, которая выше по течению пересекала южную часть старого центра и протекала по территории Зимнего Дворца.
Громадное ярко освещенное здание космопорта было богато отделано мрамором и мозаикой - подобная роскошь не часто встречалась в галактике. Брим, разинув рот, шел через эти великолепные чертоги, но их величие почему-то не подавляло его в отличие от тарротского. Посмеиваясь над узостью своих взглядов, он сел вместе с медведями в огромный лимузин с эмблемой Большой Имперской Печати. Двое массивных улыбающихся водителей ждали, чтобы отвезти их в исследовательский центр на другом конце города.
Дорога до Громковы преподнесла Бриму целый ряд приятных неожиданностей. Сначала лимузин скользил по холмистой сельской местности, через снежные поля и голые леса, мимо уютных бревенчатых домиков, украшенных затейливой резьбой, и вдруг дорогу обступили стройные многоэтажные дома, вокруг которых играли в снегу медвежата. Этот внезапный переход застал его врасплох.
Через несколько кварталов машина свернула в узкие улицы, запруженные пешеходами и всякого рода транспортом. Дома в этом квартале были современные, из сверкающего стекла и металла, с угловатыми башнями и колоннами, соединенные сетью висячих прозрачных переходов. Между домами простирались парки, где стояли статуи - как медведей, так и людей всех рас, населяющих галактику. Здесь же помещались и посольства. Прохожие то и дело расступались, чтобы дать дорогу молодым медведям обоего пола, которые шли по улице колонной, с флагами и громким пением. Пестрые трамваи скользили по заснеженным площадям, звонками распугивая перебегающих рельсы пешеходов. Встречались даже архаичные колесные экипажи, запряженные содескийскими дрошкатами - бескрылыми грифонами особой породы. Они грохотали по булыжнику, запросто совмещаясь с прочими средствами передвижения.
Когда лимузин добрался до внутреннего кольца, толпа на улицах превратилась в сплошное море платков, шапок и мохнатых башен вроде тех, что носили Урсис с Бородовым. Все здесь говорило о продолжительном золотом веке содескийского искусства, музыки и литературы. Здесь располагались картинные галереи, прославленные медвежьи театры, знаменитая на всю галактику консерватория и бесчисленные памятники титанам медвежьей литературы. Там, где улицы сужались, что было нередким в этой самой древней части города, пешеходы валили прямо по мостовой. Очарованный Брим различал в толпе деревенских жителей в подпоясанных тулупах и элегантных чиновников с кейсами в руках. В просветах мелькали витрины, наполненные товарами со всей галактики. На каждом столбе висели яркие плакаты с портретами медвежьих маршалов в парадных шинелях. На Содеске не было КМГС - ФСШ были одной из немногих областей Империи, где не признавали Гаракского договора, несмотря на все приказы Имперского Адмиралтейства. Содескийское командование просто заменило эмблемы на головных уборах, переименовало все военные части в "милицию" и продолжало укреплять свою оборону как ни в чем не бывало. Это было еще одним примером весьма непрочных уз между князем Никола-сом и так называемым верховным правителем в Авалоне впрочем, поговаривали, будто Грейффин IV тайно одобряет независимую политику медведей.
Только в старом городе Брим понял, почему чувствует себя как дома в этой толчее, в то время как строгий порядок Таррота вселял в него беспокойство. Все потому, что Громкова, при всей своей безалаберности, была городом живых существ, а Таррот в конечном счете был приспособлен для машин, и люди в нем являлись скорее винтиками большого механизма, чем хозяевами.
Между тем ландшафт, как и при въезде в город, вновь переменился. Людные улицы уступили место жилым кварталам, потом началась зона легкой промышленности, а после снова потянулись малонаселенные поля и перелески. Еще несколько веков назад задыхающаяся от смога Громкова приняла решение вынести все предприятия тяжелой индустрии в города-спутники, чтобы хоть немного уменьшить загрязнение воздуха, неизбежное при интенсивной индустриализации.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});