на лице, потому что Рейн расхохоталась:
– Это вода! Я же за рулем!
Тем временем над нашими головами загремела песня Teenage Dirtbag.
Рейн вскинула руку к потолку.
– Подруга-а-а-а! Мы должны под это станцевать! – завопила она.
Я прыснула со смеху – от выпивки меня всегда пробивает на ха-ха – и позволила Рейн увести себя в потную толпу танцующих, где четверо парней сразу же попытались меня облапать. Один схватил меня за зад. Я оцепенела, не зная, как реагировать, но Рейн, заметив мое замешательство, вылила на него стакан воды и лишь отмахнулась, когда он возмущенно заорал. А потом мы с ней снова расхохотались. Я танцевала просто отвратительно, а вот Рейн – нет. Она потрясающе двигалась. И была очень красивой. В моем пьяном мозгу возникла мысль, уж не влюбилась ли я, но я быстро ее отогнала. Нет. Ни в кого я не влюбилась.
Алед то и дело попадался мне на глаза – и тут же исчезал, словно вдруг обрел способность телепортироваться. Он был волшебным во многих смыслах, но в него я тоже не была влюблена, хотя он отлично смотрелся в рубашке, и волосы у него очаровательно растрепались и блестели от пота. Потом я танцевала с Майей под какую-то психоделическую песню группы London Grammar, и Майя все повторяла: «Фрэнсис, ты сегодня сама на себя не похожа!» – а Алед болтал с кем-то в углу – ну разумеется, это был Дэниел. Мне отчаянно нужно было поговорить с Аледом, но я не хотела, чтобы он меня ненавидел, – и не представляла, как этого избежать.
Теперь, когда я знала, что Алед и Дэниел вместе, я начала замечать то, что раньше упускала из виду: как Дэниел смотрит на Аледа, пока тот говорит, как тянет его за руку – и Алед следует за ним, не задавая вопросов, как они склоняются друг к другу, словно собираются поцеловаться. Как я могла быть так слепа?
Майя и Джесс с Люком и Джамалем тоже напились и, не стесняясь, поливали грязью Рейн, пока мы танцевали. Говорили, что она шлюха, что рядом с ней они чувствуют себя не в своей тарелке. Потом Майя как-то странно на меня покосилась, и я поняла, что смотрю на них очень сердито.
Еще я не переставала думать о девушке с фиолетовыми волосами и о том, что она сказала. У меня в голове не укладывалось, что кому-то может не нравиться в университете. Прежде я не слышала, чтобы кто-нибудь открыто говорил об этом. Впрочем, я не сомневалась, что мне учеба в университете придется по вкусу. Поэтому ее слова не имели никакого значения. Я – Фрэнсис Жанвье, боевая зубрила. Я поступлю в Кембридж, найду хорошую работу, буду получать кучу денег и стану счастливой.
Так ведь? Университет, работа, деньги, счастье. Таков алгоритм. Все это знают. Я это знаю.
От подобных мыслей у меня разболелась голова. Или просто музыка была слишком громкой.
Алед с Дэниелом направились к лестнице, и я последовала за ними, не удосужившись предупредить Рейн. Ничего страшного: она чувствовала себя как рыба в воде и увлеченно болтала со всеми подряд. Я понятия не имела, что скажу Аледу, но знала, что должна что-нибудь сказать. Не могла я оставить все как есть, не могла снова остаться одна. Да, между нами всегда был Дэниел, и зря я возомнила, что стану Аледу лучшим другом, – у него уже был один. Но Алед оказался самым замечательным, самым чудесным человеком, которого я встречала в своей жизни, и я понимала, что второго шанса у меня не будет.
Я почти потеряла их в толпе, потому что все вокруг внезапно начали выглядеть одинаково: сплошные джинсы в обтяжку, короткие платья, стрижки и кеды на платформе, очки «Рэй Бен», бархатные резинки для волос и джинсовые куртки. Наконец я выскочила на площадку для курения и мгновенно покрылась мурашками. Что за лето такое? Хотя погодите, не лето – на дворе конец октября. Как это могло случиться? После оглушительной духоты клуба на улице было удивительно тихо, холодно и темно…
– Ой, – вскрикнул Алед, в которого я чуть не врезалась. Ни он, ни я не курили, но в «Джонни Ричардз» было так жарко, что я чуть не расплавилась. Впрочем, не то чтобы я возражала – это избавило бы меня от кучи проблем.
Алед стоял один, с бокалом в руке, одетый в одну из самых скучных рубашек с короткими рукавами, что водились в его гардеробе, и ничем не примечательные джинсы. А волосы… Он был сам на себя не похож. Мне мучительно захотелось его обнять, как будто это могло вернуть Аледа в нормальное состояние.
Все скамейки на площадке были заняты. Из приоткрытой двери клуба доносился ремикс песни Chocolate группы The 1975, и я с трудом удержалась от того, чтобы закатить глаза.
– Прости меня, – выпалила я, прекрасно понимая, как по-детски звучат эти слова. – Правда, Алед, я… Не могу выразить, как мне…
– Все в порядке, – сказал он с непроницаемым лицом. Алед лгал, и мы оба прекрасно это знали. – Я просто удивился. Все хорошо.
Но он не выглядел удивленным.
Он выглядел так, словно предпочел бы умереть.
– Ничего не в порядке. Ничего не хорошо. Ты не хотел раскрывать свою личность, а теперь всем известно, что ты – автор «Города Юниверс». И твоя мама… Ты же сам сказал, что она запретит тебе этим заниматься.
Алед стоял, скрестив ноги. Я невольно бросила взгляд на его обувь: лаймовым кедам дали отставку, им на смену пришли обычные белые, которых я раньше не видела.
Алед едва заметно качнул головой.
– Я одного не понимаю: почему ты не могла просто соврать? Почему не сказала «нет», когда они спрашивали, я это или не я?
– Я… – Правда была в том, что я тоже не знала. Я врала, сколько себя помнила. Вся моя школьная личность была построена на лжи. Хотя нет… Школьная Фрэнсис не была ложью, просто… – Мне жаль.
– Да-да, я знаю, – оборвал меня Алед. В прямом смысле оборвал.
А я всего лишь хотела, чтобы с ним все было в порядке. Чтобы у нас все было хорошо.
– Как ты? – робко спросила я.
Алед наконец посмотрел на меня.
– Все хорошо.
– Нет, – возразила я.
– Что?
– Как ты? – повторила я вопрос.
– Я же сказал: все хорошо! – Алед повысил голос, так что я едва не отшатнулась. – Господи боже, что сделано, то сделано. Уже ничего не исправить, поэтому прекрати нагнетать, и без того тошно!
– Но ведь для тебя это важно…
– Уже нет, – сказал он, и я почувствовала, будто рассыпаюсь на тысячи осколков, которые вот-вот подхватит и унесет ветер. – Глупо расстраиваться из-за такой ерунды.
– Но ты расстроен.
– Давай не будем об этом! – Алед почти кричал, словно был напуган.
– Ты мой самый близкий друг, – упрямо твердила я.
– Тебе больше заняться нечем? Других проблем нет?
– Нет. – У меня вырвался нервный смешок – предвестник слез. – Нет, у меня все в порядке, моя жизнь скучна и размеренна. Со мной никогда ничего не случается. Я получаю хорошие оценки, в семье все нормально. Мне не на что жаловаться. И что же, я не могу беспокоиться о моих друзьях?
– У меня все хорошо, – упрямо повторил Алед, но голос его предательски дрогнул.
– Хорошо! – сказала (или крикнула?) я. Возможно, я немного перебрала. – Хорошо, хорошо, хорошо, хорошо, хорошо. У всех всё хорошо.
Алед отступил на шаг. На лице у него промелькнуло такое выражение, будто мои слова его глубоко задели. Ну вот,