Читать интересную книгу Банкир - Дик Фрэнсис

— И как, еще идут?

— Спрашиваете! У меня вчерне готовы следующие двадцать серий, мы над ними работаем, а потом я начну новую партию.

— Кошмар, — сказал я.

— Оно так, братишка, жизнь поразительная штука. — Он положил трубку, оставив меня улыбаться в пространство.

— Мультипликатор? — спросил Гордон.

Я кивнул.

— Взвился, как ракета.

— Поздравляю. — Искренняя теплота и веселое удовольствие звучали в его голосе. Он благородный человек, подумал я. Нельзя причинить ему боль.

— Похоже, он выходит на мировой уровень.

— Дисней, Ханна Барбера, владыки наших сердец, — продекламировал Алек с того конца комнаты.

— Хороший бизнес для банка. — Гордон посветлел. — Генри будет доволен.

В самом деле, доставить удовольствие Генри было нашей общей целью.

— Согласись, Тим, — заявил Алек, — что ты и сам порядочная ракета... так в чем секрет?

— Поджигаешь фитиль и немедленно смываешься, — ответил я, будучи в духе; он скомкал черновик и швырнул в меня, но промахнулся.

Вскоре он вышел по обыкновению за шестью экземплярами «Что Происходит...», раздал пять из них и вскоре уже сидел развалясь на своем стуле и со вкусом смаковал шестой.

Разоблачительные колонки, к счастью, со времени пятипроцентного скандала обходили «Эктрин» стороной, но, как выяснилось, некоторые наши коллеги не были столь удачливы.

— Знаете ли вы, — заговорщически начал Алек, — что кое-кто из соседей-финансистов имеет маленький гешефт на стороне? Менеджеры по инвестициям дают платные советы брокерам.

— Откуда сведения? — Гордон оторвал взгляд от гроссбуха.

Алек помахал газетой.

— Евангелие от сороки.

— Евангелие означает «благая весть», — сказал я.

— И все-то тебе известно. — Он ехидно покосился на меня и принялся читать вслух:

— "Вопреки распространенному мнению, отнюдь не все так называемые менеджеры в торговых банках отличаются корпоративным аристократическим благородством". — Он зыркнул исподлобья. — Ну-ка, повтори, что ты сказал. — И продолжал читать:

— "По нашим сведениям, четверо менеджеров из одного такого учреждения уютно дополняют свой средний заработок, частным порядком переправляя фондовые средства трем биржевым брокерам. Имена будут раскрыты в нашем следующем номере. Читайте эту же страницу".

— Такое случалось и раньше, — философски заметил Гордон. — И будет случаться потом. Искушение есть всегда. — Он нахмурил брови. — Тем не менее меня удивляет, что их старшие управляющие и директора этого не замечали.

— Зато теперь заметят, — хихикнул Алек. — Это уж точно.

— Да это чертовски легко, — размечтался я. — Заложить в компьютер программу, отслеживающую жульничество, и мы сможем предупредить распространение поветрия в «Эктрине».

— Это возможно? — удивился Гордон. — Мм... Сделать объединенную программу, в которую заносится каждая сделка отдела инвестиций с любым биржевым брокером, со всеми подробностями, и тогда проверить легко. Любую неожиданность можно будет засечь — Но это же дикая работа, — сказал Гордон.

Я покачал головой.

— Не думаю. Я там приручил программиста, могу его загрузить, если хотите.

— Давайте поговорим с остальными. Посмотрим, что они скажут.

— Отдел инвестиций вскинется, — сказал Алек. — Начнутся вопли оскорбленной добродетели.

— Это защитит их от подобных инсинуаций. — Гордон указал на листки «Что Происходит...».

Правление согласилось, и в результате я два дня просидел с программистом, сооружая плотину против возможных утечек.

Гордону в эти дни вроде бы хуже не становилось, его болезнь внешне не прогрессировала. Что он чувствовал внутри, узнать было трудно, поскольку сам он не говорил и терпеть не мог, когда его спрашивали. Но в те несколько раз, когда я видел Джудит после Пасхи, она говорила, что ему настолько хорошо, насколько можно было надеяться.

Лучшим из этих случаев было июльское воскресенье, когда Пен устраивала в своем клэфемском доме прием; предполагался обед на открытом воздухе, но лето расстроило планы холодным ветром. Внутри оказалось намного приятнее, поскольку Пен приготовила подписанные карточки с местами за длинным обеденным столом и посадила меня рядом с Джудит, а Гордона по правую руку от себя.

Остальные гости запомнились смутно, в большинстве это были врачи разных специальностей или фармацевты, подобно хозяйке. Джудит и я, вежливо перемолвившись с соседями по сторонам, большую часть времени беседовали друг с другом, ведя два разговора одновременно, один вслух, один на языке взглядов; и прекрасно друг друга понимали.

Когда большая часть гостей покинула дом, Гордон, Джудит и я остались пособить Пен с уборкой того, что она определила как «за семь обедов — один ответ».

То был день, когда представилась естественная возможность коснуться друг друга, когда поцелуи и объятия, самые теплые, соответствовали случаю, когда весь мир мог наблюдать за Джудит и мной и не видеть между нами ничего, кроме прочной и спокойной дружбы: день, когда мне, как никогда, отчаянно захотелось быть с ней рядом.

С тех пор я видел ее еще дважды; оба раза она заходила за Гордоном в банк, поскольку они вместе куда-то собирались. Оба раза я выкраивал пять минут, чтобы побыть с ней, напряженно держась в рамках любезности — просто сослуживец Гордона, занимающий разговором его жену, пока сам Гордон разделывался с делами.

Жены, как правило, не приходили в банк: мужья обыкновенно присоединялись к ним там, куда они направлялись. Во второй раз Джудит сказала:

— Я не хочу часто так делать. Я просто хотела увидеть вас, если уж вы оказались поблизости.

— Я всегда здесь, — сказал я. Она кивнула. Она была сдержанной и спокойной, как всегда, одетая в скромное, но изящное голубое платье, открывающее жемчуга. Каштановые волосы блестели, глаза сияли, нежные губы тронула улыбка; и было в ней врожденное и неосознанное очарование.

— Я иногда... ну... испытываю жажду, — сказала она.

— А я так постоянно, — шутливо сказал я.

Она сглотнула.

— Просто бывает момент...

Мы стояли в вестибюле, не касаясь друг друга, в ожидании Гордона.

— Просто увидеть тебя... — Она словно не была уверена, понимаю ли я, но я понимал.

— То же самое со мной, — признался я. — Иногда думаю: прийти в Клэфем, постоять под окнами... Просто увидеть, как ты идешь в булочную.

Просто увидеть тебя, хоть на мгновение.

— Ты серьезно?

— Но я не прихожу. Ты ведь можешь послать за хлебом Гордона.

Она тихонько хихикнула, помня, что находится в банке; тут появился и муж, на ходу торопливо сражаясь с рукавами пальто. Я бросился помочь ему, а он сказал жене:

— Прости, дорогая, застрял на телефоне, знаешь, как это бывает.

— Я была очень рада, — она поцеловала его, — поболтать с Тимом. Великолепно. Ну, мы готовы?

Они отправились к своим вечерним радостям, помахали на прощанье и оставили меня тщетно разрываться на части.

Однажды в ноябре Гордон сказал в офисе:

— Не хотите ли прийти в воскресенье к нам на обед? Джудит говорит, что уже сто лет вас по-настоящему не видела.

— С радостью.

— Джудит сказала, что придет Пен.

Пен, моя подруга. Моя дуэнья.

— Отлично, — решительно сказал я. — Чудесно.

Гордон удовлетворенно кивнул и пожаловался, что, увы, не получится повторить прошлое Рождество, они с Джудит так радовались тогда. Они собираются к его сыну и невестке в Эдинбург, давно обещали; к сыну от первой, давно покойной жены и внукам, двойняшкам семи лет.

— Вы повеселитесь, — сказал я с завистью.

— Это маленькие горластые бандиты.

Зазвонил его телефон, тут же звякнул мой, и заимодавство пошло своим чередом. Надо бы и мне, подумал я, стать почтительным сыном и провести Рождество с матерью в Джерси, как она хотела, и мы будем смеяться и играть в трик-трак, и я, как обычно, опечалю ее тем, что не привезу с собой подругу, предполагаемую производительницу маленьких бандитов.

— Почему же, милый, — как-то спросила она меня несколько лет назад почти с отчаянием, — ты не выберешь одну из этих вполне приличных девушек и не женишься на ней?

— Ни с одной из них я не хотел бы провести всю свою жизнь.

— Но ты же спишь с ними?

— Да, мама.

— Ты чересчур привередлив.

— Должно быть, так.

— Ты не можешь вечно оставаться одиноким, — недовольно сказала она.

— У других сыновья умеют заводить себе постоянных подруг, иногда живут с ними многие годы, хоть и не женятся, так почему ты не можешь?

Я улыбнулся подстрекательству к тому, что когда-то называлось грехом, поцеловал ее и сказал ей, что предпочитаю жить один, но когда-нибудь найду совершенную девушку и полюблю навеки; и вот не успел я оглянуться, как нашел ее, замужем за другим.

Подошло воскресенье, и я отправился в Клэфем, отведать привычной горькой сладости.