в такие моменты человек готов принять любой бред, чтобы обвинить в своих бедах кого-то другого.
Егор нахмурился. Но эти мысли… Они казались такими родными, такими естественными.
Егор отвернулся от окна и открыл холодильник. Нашел кусок колбасы, но, понюхав, сморщился от омерзения: протухла. Отчего-то ему вдруг стало ужасно жалко себя. Нет ничего надежного в его жизни. Даже куска свежей колбасы в этом чертовом холодильнике. Мелочь, конечно. Но в мелочах вся суть, вся жизнь.
Егор со злостью кинул колбасу в мусорное ведро поверх окровавленных салфеток. Рана на ладони заныла от резкого движения.
Жалость к себе еще сильнее сдавила сердце. Ему даже показалось на мгновение, будто он уменьшился в размерах.
– А брат? – вновь заговорил Сизиф. – Хорошо ему с его работой, с его мозгами и талантом. Вечный всеобщий любимчик.
Егор тяжело опустился на стул, обхватив голову руками.
– А ты? – продолжал Сизиф. – Тебе просто не повезло. Но разве ты в этом виноват? Брат никогда не умел мечтать.
Он знал этот текст наизусть. Менялись имена, детали, но суть оставалась одинаковой. Пять-шесть фраз, чуть измененных под обстоятельства, – и дело сделано. Сизиф хорошо чувствовал слабости людей. Чувствовал еще при жизни.
Где-то он слышал, что это особенность тех, кто рожден под созвездием Скорпиона. Говорят, Скорпион может быть змеем и жалить всех, кто оказывается рядом, в том числе и самого себя. А может воспарить орлом, помогая людям преодолеть слабости. Сизиф никогда не был орлом. Он всегда был змеем.
Сейчас это отлично соответствовало его работе. Змей-искуситель.
Егор слушал. И уже дважды кивнул мыслям, которые сплетались с его собственными.
– А наследство… – шептал Сизиф, равнодушно разглядывая родимое пятно на щеке Егора.
Сколько раз он уже произносил это слово в сотни разных ушей.
– Всего лишь на месяц. Вернешь – никто и не узнает. У тебя ведь есть ключ. Можно даже и не спрашивать.
Егор колебался. Сизиф это чувствовал.
Глубокий вздох, потом тяжелое поверхностное дыхание. Мышцы живота напряглись.
Все. Решение принято.
Сомнения, которые будут мучить объект еще некоторое время, уже ничего не изменят.
Дело сделано.
Как обычно.
Пора уходить.
Уверенной походкой Сергей зашел в банк.
С тех пор как умерла мать, он не потратил ни копейки из своей доли.
Егор же спустил свою половину их общего наследства в первые месяцы.
Как Сергей был счастлив сейчас, что поступил именно так.
Теперь он сможет дать жене то, что ей так нужно.
Мама, милая, если бы не ты… Если бы ты не оставила этих денег, я бы сейчас не знал, что и делать.
Весь мир для Сергея свелся к больничной палате, где заново училась жить его жена. Он ловил каждое новое слово, которое она вспоминала. Каждое движение, которое осваивала, как младенец.
Она страдала – Сергей видел это. Ее тело было ей как неудобный костюм не по размеру.
После стольких потерянных лет она достойна жить по-человечески. А он… он так хочет быть с ней. Касаться ее, открывать для нее все, что забыто или никогда не пробовано.
Сергей достал свой ключ от ячейки, отпер дверцу и достал чемоданчик, где хранились их с братом доли.
Откинул крышку…
Сизиф видел, как побелело лицо доктора.
Глава 32
За два месяца и 5 дней до конца
– Избил его? – спросила Лиза, пытаясь держать голову на весу.
Вода в бассейне для физиологических процедур, которые наполняли ее день с утра и до вечера, заливалась в уши. Она этого терпеть не могла. Все равно, ее это уши или нет.
– Ну… – протянул Сизиф.
Он стоял тут же, в бассейне. Прямо в своем черном костюме, который, естественно, не промокал.
Сизиф вспомнил, как Сергей тряс брата за грудки, крича ему что-то в лицо, красный, вспотевший. Егор сжался и даже не сопротивлялся. Плакала Марина, стоявшая рядом, и теребила Сергея за плечо.
Сергей выпустил брата, и тот сполз на пол по стенке: нетрезвый, жалкий и понурый.
Егора трясло, он плакал и что-то невнятно бормотал. Сейчас он сам не понимал, как вообще решился взять всю долю брата в такой-то момент, даже не спросив. Как такая мысль могла казаться ему совершенно нормальной всего несколько дней назад?
Сергей стоял посреди кухни, глядя на брата и понимая, что ничего уже не изменить.
– Хотел, конечно. Но сдержался, – ответил Сизиф Лизе. – Крепкий орешек.
– То есть как?
– Как, как… Простил его, – с раздражением объяснил Сизиф.
– Что? – изумилась Лиза.
Сизиф вздохнул.
– Это в стиле праведников. Решил, что такова воля Божья. Что ему надо пройти через испытание за такой сомнительный подарочек, как твое возращение.
Лиза скривилась.
– Больно! – крикнула она медсестре, старательно разминавшей ее бледную ногу, и, смутившись, добавила: – Простите.
Медсестра понимающе улыбнулась и продолжила массаж.
Лиза посмотрела на Сизифа. Она уже научилась определять, когда тот нервничал, хотя он и скрывал свои эмоции. В напряженные моменты Сизиф складывал руки вместе и перебирал большими пальцами. Сейчас пальцы не двигались, но руки уже были сложены. Значит, все идет не совсем так, как он планировал.
– Но он хотя бы злился? Тебе удалось подсоединиться к нему, пока он злился?
В тот момент, когда Сергей тряс брата за грудки, Сизиф прикоснулся к нему и начал шептать на ухо:
«Он лишил твою жену шанса. Родной брат предал тебя. Он заслуживает ненависти. Теперь придется брать деньги там, где ты никогда не стал бы».
Был момент, когда Сизифу показалось, что открывается узенький проход для его слов. Но щель почти тут же захлопнулась.
Сергей не принял эти мысли. Не спутал со своими. Не дал им ходу.
– Пока нет.
Лиза фыркнула и этим напугала медсестру, которая закончила массировать одну ногу и перешла ко второй.
– Все хорошо, – вымученно улыбнулась Лиза. – Просто вспомнилось.
Медсестра уже не улыбнулась в ответ. Только опустила глаза и продолжила свою работу.
– Значит, ты забросил меня сюда, приказал доверять тебе, а сам даже достучаться до него не можешь?
Сизиф только усмехнулся:
– Да ладно. Тебе же тут неплохо, – он кивнул в сторону медсестры. – Не слышу благодарностей. Все лучше, чем паралитичка София и ее муж-алкоголик Бернар, а?
Лиза показала Сизифу неприличный жест, забыв, что теперь ее видят все, а Сизифа – по-прежнему никто.
Медсестра, заметившая жест, нахмурилась. Улыбающийся Сизиф наклонился к уху той и что-то быстро прошептал.
– Эй, что ты там… – Лиза не успела договорить.
Раздраженная медсестра слишком сильно сжала ее ногу, и почти атрофированные мышцы отозвались острой болью.
– Ай! – вскрикнула Лиза и добавила без