Читать интересную книгу Кулинар - Александр Варго

— Слушаюсь, товарищ майор. — Сержант как ошпаренный выскочил за дверь.

Пока он бегал за пивом и гамбургерами, Дудуев успел рассказать Чинарскому все, что ему было известно об убийствах трех девушек и Березкина. К концу рассказа в комнату вошел сержант. Выгрузив покупки на стол, он пошерудил рукой в кармане и выгреб сдачу.

— Можешь идти, — отпустил его Дудуев.

Чинарский тут же откупорил бутылку о край стола и с жадностью припал к горлышку. Он булькал до тех пор, пока бутылка не оказалась совершенно пустой. Тогда он поставил ее на пол и открыл другую. Сделав пару спокойных глотков, развернул шуршащую бумагу и вытащил гамбургер.

— Угощайся, — пододвинул он оставшийся гамбургер майору, с удовольствием откусывая и с аппетитом пережевывая громадные куски.

— Спасибо, Серж. — Дудуев пододвинул к себе булочку с котлетой.

Чинарский доел гамбургер и запил его пивом.

— А какие-то общие детали есть? — поднял он на майора довольный сытый взгляд.

— Есть, — кивнул Дудуев, — все девушки более или менее блондинки.

— Что значит «более или менее»? — уточнил Чинарский.

— Были и крашеные, и естественные. Все примерно одного роста, не худые и не толстые. Пухленькие, можно сказать.

— Ага, — обрадовался Чинарский, — предпочитает один тип.

— Вот именно. Все были убиты в своих квартирах. У всех, кроме Кулагиной, в крови обнаружены следы клофелина.

— Понятно, — кивнул Чинарский, — он заводил с ними знакомство и напрашивался в гости. Там они выпивали, и он добавлял им в алкоголь клофелин. Ждал, пока они отключатся, а потом уже делал с ними все, что хотел.

— Странно, но он никого не изнасиловал, — пожал плечами майор.

— Ему это не нужно, — покачал головой Чинарский, — у него совершенно другой бзик.

— Может, он импотент? — предположил майор.

— Возможно, но я так не думаю. Если бы он был импотентом, наверняка проявлял бы интерес к половым органам. А этого ведь нет?

— Нет, — согласился Дудуев.

— О’кей, — выдохнул Чинарский. — Что еще? Все убитые жили в Центральном районе, как я понимаю.

— Кроме Березкина.

— Он — исключение. Его он убрал потому, что тот мешал ему заняться Кулагиной. Кстати, она тоже несколько выпадает из общей картины.

— Чем же? — не понял майор.

— У нее был постоянный партнер, Вова, вот чем. Все остальные принимали его заигрывания и приглашали к себе. Надька же, пока она жила с этим Эдиком, наверняка бы его к себе не пригласила, уж я-то ее знаю. Она была прямая, как взлетно-посадочная полоса, вся в папашку.

— И шумная, как реактивный двигатель, — добавил майор. — Знаешь, если бы не ее характер, я бы за ней приударил.

Чинарский поднял голову и с удивлением посмотрел на Дудуева. Тот смущенно потупил взгляд и замолчал.

— Так вот, — продолжил свои умозаключения Чинарский, — он убил Надьку, чтобы обратить на себя внимание. Этим придуркам всегда хочется, чтобы о них говорили. Они от этого получают ни с чем не сравнимое удовольствие.

— Что-то не вижу я здесь логики, — возразил Дудуев. — Как раз Кулагина и трубила об этом на всех углах. Несостыковочка получается. Наоборот, он должен был ее холить и лелеять. Она такой шум подняла, что весь город на ушах стоит. Бабы боятся на улицу выходить. Так что твоя теория, Серж, несостоятельна.

— Дурак ты, Дуда, — беззлобно ругнулся Чинарский, теребя заросший многодневной щетиной подбородок. — Трубить-то она трубила, да кто на это обращал внимание? Поэтому ему нужно было, чтобы очередная жертва была известной в городе личностью. Чтобы об этом написали не в одной, а во всех газетах, чтобы говорили по радио, показывали по телевизору… Надька для этого подходила самым лучшим образом: известная журналистка, пишущая как раз на криминальные темы, дочь военного журналиста, погибшего в горячей точке… А то, что она оказалась его типом, то есть похожей на остальных убитых женщин, то, по-моему, это чистая случайность.

Чинарский взял из пачки сигарету и закурил, откинувшись на спинку стула. Выпуская вверх дым кольцами, он думал, что, может быть, даже и неплохо получилось, что Дудуев посадил его в клетку… Просто так он ни за что бы не выложил всех фактов. Да он и разговаривать бы с ним на эту тему не стал.

— Последний вопрос. — Чинарский выпрямился и посмотрел на Дудуева. — Что вы собираетесь делать?

— Думали пустить «подсадную утку», — неуверенно ответил майор. — Примерный район его действий мы знаем. Одна наша сотрудница недавно дала согласие.

— Не советую, — покачал головой Чинарский. — Он подсыплет ей клофелина и сделает то же, что и с другими. А его-то вы хоть сколько-нибудь знаете? Неужели никто из соседей ничего не видел? Нужно было старушек у подъездов опросить. Вы ведь знаете примерное время, когда он приходил в гости к своим жертвам.

— Он как будто в шапке-невидимке ходит, — с сожалением произнес Дудуев. — Или каждый раз меняет внешность. Показания свидетелей, если их можно назвать свидетелями, очень противоречивы. Кому-то показалось, что видели мужчину среднего роста в очках, кто-то говорит, что видели высокого мужика в дорогом пальто, но без очков. Одна бабка даже сказала, что видела лысого незнакомца…

— Понятно, — кивнул Чинарский. — Что ж, мне, пожалуй, пора.

Он поднялся, расправляя затекшие члены.

— Только смотри, Чинарский. — Майор тоже встал из-за стола. — Чтобы никому ни слова.

— За кого ты меня держишь, Дуда? — улыбнулся Чинарский. — Кстати. — Он дружеским жестом опустил ладонь майору на плечо. — Раз уж так получилось, одолжи сотку. Скоро верну.

* * *

— Прекрасный денек, — улыбнулся Александр сидящей за столиком собеседнице.

— Я так тебе благодарна, что вытащил меня на это мероприятие! — воскликнула она.

С волосами, выкрашенными «под красное дерево», бледнокожая, с пунцовыми губами, в обтягивающих, расклешенных от колена брючках, в глубоко расстегнутой блузке цвета утренней зари, в солнцезащитных очках «Алберто Феретти» с пятнистыми, а-ля леопард, широкими дужками, Нелька Карпатова выглядела удачливой эмансипированной женщиной.

Александр очистил очередного рака и протянул ей. На зеленом пластиковом столике остывало в высоких стаканах кеговое пиво. Они сидели посреди газона — неизвестно кому пришла в голову идея разместить столы прямо на траве.

В глухой громкоговоритель, расплющивающий слова о жаркий полуденный воздух, объявляли результаты третьего заезда. В нем участвовали рысаки-трехлетки. На этот раз победила Латифундия — гнедая ретивая лошадка, жокей которой был в зеленом камзоле и белом шлеме.

— Я так и думал, — самодовольно улыбался Александр.

— А почему же ты на нее не поставил? — удивленно приподняла брови Нелли.

— Я хожу на ипподром не для того, чтобы выигрывать деньги, а из эстетической потребности, — гордо и загадочно ответил Александр.

— В этом что-то есть, — слегка пожала плечами Нелли и вытерла пальцы белой салфеткой.

На трибуне и возле нее толпился народ. Узнанные только завзятыми игроками и привыкшими к подачкам ментами букмекеры, подобно крейсерам, рассекали шумное людское море. Александр видел их хищные глаза и подрагивающие руки. Видел и, морщась, отворачивался.

— Нет ничего прекраснее лошади, — растянул он рот в сладострастной улыбке, — и хорошей кухни.

Нелли хотела было открыть рот, но Александр опередил ее.

— Мне нравится, когда лошадь полна хладнокровия, послушания, когда она чуткая, идет четко, жестко, без всякой суеты и галопа. Одно загляденье! После ипподрома мне не хочется смотреть на людей. — Александр состроил разочарованную мину.

— Значит, ты мизантроп, — хихикнула Нелли и глотнула пива.

— Отнюдь, — таинственно усмехнулся Александр. — Но я часто в этой связи вспоминаю одно высказывание Игги Попа.

— Прости, а кто это?

— Легендарный поп-певец, — снисходительно ответил Александр. — У него есть одна песня, в которой речь идет о человеке, чья машина попала в аварию. Так вот, он в машине в полубессознательном состоянии, а кругом толпятся полицейские, зеваки…

— И что? — вскинула голову Нелли.

— Я часто кажусь себе попавшим в аварию человеком, это дает мне возможность посмотреть на мир со стороны, вылезти из шкуры обывателя, коим я являюсь. Так вот и лошади… Интересно, какими мы им представляемся? — Александр зевнул. — Но я не об этом хотел сказать в связи с Игги Попом. Я читал интервью с ним, в котором он рассказывает о своих детских впечатлениях. Он часами наблюдал за своим котом, целый день валявшимся на ковре. Кот принимал грациозные позы, сворачивался клубком, вытягивал лапы, на миг вставал, выгибая спину, чтобы снова растянуться. Кошачье изящество навсегда пленило Игги Попа, и когда его спрашивали, как ему удается так сексуально двигаться на сцене, он отвечал, что подражает своему коту. Забавно, правда? Игги Поп смотрел на кота, а я смотрю на лошадей.