В этот период много говорили о миллиардере Амброзио. Он был на первых страницах всех газет. И вот в одно прекрасное утро, перечитав их еще раз, я решился и пошел к нему. Я ожидал найти одного из тех хитрецов мрачного вида и не робкого десятка. А нашел ребенка. Вот впечатление, которое произвел на меня Амброзио. И до сих пор я никак не могу поверить, что он мог быть в чем-нибудь виноват. И если это так, то именно благодаря своему простодушию. Помню, в тот день он был смущен больше меня. И правда, на минуту я был охвачен чувством вины, как тот, кто хочет выманить деньги у наивного человека. «Сколько тебе нужно?» - спросил он меня. «Миллиард», - ответил я после короткой паузы. Он посмотрел на меня и сказал: «Я могу дать его тебе через месяц, не раньше». Несколько ошарашенный, я спросил его: «Мне можно сейчас упасть в обморок?» И через двадцать дней он дал мне миллиард, не заручаясь никакими гарантиями. Думаю, что подобны случаи, если и бывают, то один раз в жизни. Со мной же так случилось дважды. Год спустя у Амброзио начались неприятности, и ему было необходимо вернуть тот миллиард, который он мне одалживал. Но миллиарда у меня, естественно, не было, несмотря на триумф «Yuppi du». Тогда я вспомнил о братьях Премоли, Амброджо и Джанни. Два брата, которых я давно не видел. Смирение обитало в их доме. Я познакомился с ними через еще одного своего друга, которого зовут Сандро Фаравелли, рыжеволосого, прозванного «Народный люкс», потому что он иногда загибает, но элегантно. В тот раз, когда я с ними познакомился, Премоли одолжили мне семьдесят миллионов. Потом, помня, что я их им еще не вернул, а прошло уже три года, я подумал, что хорошо было бы продать им пятьдесят процентов «Yuppi du» за миллиард, который я бы отдал Амброзио. Они были еще круче Амброзио. За три дня, все также без всякой гарантии, они заплатили миллиард, избавляя меня от неприятностей.
Несмотря на все это, в мои сорок четыре года то, что больше всего мне нравится – это снимать фильм, монтировать его, писать историю, быть режиссером, сценаристом, быть автором, да, как это было с «Yuppi du», и играть тоже. Мне нравятся аппараты, прежде всего монтажный стол. Фильм – это такая вещь, которая возникает из ничего. Вещь, которая останется. Абсолютное творчество. Огромнейшая глыба, которая мне нравится. Однако когда я должен писать историю к своим фильмам, мне трудно. Трудно, потому что мне не хватает слов. И тогда я вспоминаю учителя Поцци и сожалею, что не учился.
Режиссер Иисус
У меня, кому так трудно писать, есть целый сундук, наполненный записями к фильму об Иисусе. Это кошмар – этот сундук, потому что я чувствую, что должен торопиться, потому что время проходит, а сыграть Иисуса хочу я. Это звучит как вызов, но есть причина, по которой это не так. Потому что в тот день, когда я буду снимать об Иисусе, режиссером будет Он. Поэтому я не боюсь. Я сделаю вид, что я режиссер, что я актер, но на самом деле это Он, кто будет говорить: «Сделай так, установи камеру здесь, включи этот софит, здесь ты должен быть грустным, потому что Петр меня предает». Мой Иисус будет Иисусом того времени, отражая вплоть до мелочей ту эпоху, когда он жил, и атмосферу, которая тогда была. Изменится только одна вещь, которую я считаю очень важной, и о которой никто до сих пор не подумал: характер Иисуса. Потому что он был пресимпатичнейший, а его всегда делают Иисусом-одиночкой, немного букой, который не волнуется даже тогда, когда его распинают. «Потому что ведь Он Иисус, Он Бог, пожалуй, он и боли-то не чувствовал», - думают люди. Однако тот Иисус, каким вижу Его я, должен быть веселым. Потому что тот, кто есть Иисус не может не быть веселым: такой себе Иисус-балагур, который играет, который соревнуется со своими друзьями. И когда Его распинают, он чувствует тяжесть тех гвоздей, входящих в Его руки, и передает именно это ощущение людям. Тогда люди, мне кажется, заплачут по Иисусу. Но они должны плакать не по Иисусу-Богу, а по Иисусу-Иисусу, и еще они должны вспомнить, что Он Иисус потому, что Он выстрадал все то, что выстрадал. Что только Иисус мог так страдать, несмотря на все свое могущество, на то, что он мог горы двигать. И тогда станет ясно еще больше, что Иисус – это Он, и никто другой.
Я буду его снимать левой рукой, фильм об Иисусе, фильм, который потребовал бы три года работы и стоил бы двадцать пять-тридцать миллиардов. Ни копейкой меньше. Поэтому я отдаю себе отчет, какая это была бы ответственность, прямо огромнейшая, но я говорю «левой рукой», потому что я ясно представляю Его. Вот почему я говорю, что режиссером буду не я, а Он.
Другая щека
Нужно иметь с десяток жизней, чтобы хорошенько понять шесть тысяч миллиардов фраз, сказанных Иисусом, чтобы правильно истолковать все то, что написано в Евангелии. Оно, Евангелие, кажется маленьким, но оно большое. Взять хотя бы одну-единственную фразу, сказанную Иисусом, с которой начинается вся история мира. Когда Иисус говорит: «Ударившему тебя подставь другую щеку», он вовсе не хочет сказать, что кто-то должен получить вторую пощечину, потому что иначе разозлился бы даже Он сам, Иисус. Но этой фразой Иисус высказывает мысль намного более тонкую, чем Конфуций, сказавший: «Если кто-нибудь делает тебе зло, не протестуй, но жди на пороге своего дома его похорон». Это не посыл любви, как у Иисуса, это посыл мести. И потому Иисус делает первую поправку великого пророка. И отсюда начинается все. Самым простым было бы, если бы все старались подражать Иисусу, потому что Он – основа благополучия. А благополучие – это любовь.
Чтобы поблагодарить
С Ним у меня получилось как с музыкальностью. Сначала я не пел, ничего такого, даже «ла-ла-ла». Насвистывал иногда, но что-то бессмысленное. В то время как мама, папа, брат, две мои сестры - пели все. Мои дяди и тети пели и играли. Я же казался среди них немым, и глухим к тому же. Потом я услышал пластинку с роком, и это меня травмировало. Я почувствовал, что, во что бы то ни стало, должен петь эту музыку, потому что она была внутри меня, очевидно. Была, но я ее не знал. Кто-то должен был открыть ее и выпустить наружу. То же самое случилось и с Ним.
Я был счастлив, потому что стал известным в кратчайшее время. Дважды в жизни мне случалось почувствовать эту радость, осознать счастье, которое меня пронизывало. Один раз это случилось во дворе, в четыре года, а другое в этот раз. И я подумал: «Черт побери, теперь я знаменит, все, что я делаю, мне нравится, я зарабатываю кучу денег, становлюсь богатым, нравлюсь девушкам, у меня есть невеста… встречаю Клаудиу и влюбляюсь за одну ночь, не верю в свой диск, и именно он становится самым успешным. В общем, у меня все настолько хорошо, что я чувствую необходимость поблагодарить кого-нибудь за это. Но кого? Не Бога же?»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});