в бою, но все не для паркетных представлений.
— И как тебя отпустили-то одну в лес? Родители где?
— Мамка… на ферму поехала… а баба Нина сказала, чтоб шла, грибов набрала. Я и пошла. Я думала, что по краю пройдусь, но там ничего нету… а тут вот всегда есть. Мы с мамой ходили, — Данька, окончательно уверившись, что её не тронут, чуть осмелела. — Мамка сушит. И потом продать можно. Или свежие тоже… я подумала, что если наберу, то на трассу сходить успею. Продам и деньги будут.
Она пожала плечами и замолчала.
— Понятно, — болото закончилось вдруг. Леший огляделся. Хорошо вышел. Вон и пакет стоит, с грибами. Его он и подхватил. — На от, отдашь своей бабе Нине…
Серые глаза стали еще больше.
И смотрели с таким восторгом, что… как-то никогда на Лешего с таким восторгом не смотрели.
— Давай, провожу, — буркнул он, понимая, что что-то пошло не по плану, но почему-то этот факт нисколько не раздражает.
Девочка только кивнула.
Заговорить она решилась, только когда Леший добрался до опушки.
— Все, — сказал он, опуская ношу. — Деревня там. Дойдешь?
— Д-да…
Она не спешила убегать, застыла, глядя огромными своими глазищами, точно желая что-то сказать, но не понимая, что именно.
— Иди уже, — проворчал Леший. — А то хватятся…
— Не, — Данька мотнула головой. — Баба Нина до вечера теперь… спасибо, дяденька Леший…
— Откуда…
— Так, — Данька пожала плечиками, — понятно же ж, что вы не человек. На человека вы не очень-то… извините. Я не хотела обидеть… я…
— Иди, — Леший с трудом сдержал улыбку.
На человека он не больно-то…
Хотя…
Пусть лучше девочка рассказывает о том, что встретила в болоте всамделишнего лешего, чем о странных людях, которые в лесу появились.
Определенно.
— Спасибо, — Данька обеими руками вцепилась в пакет с грибами. — Вы… завтра приходите. Я пирожков принесу… маминых. И молока…
А потом развернулась и бегом бросилась по едва заметной тропинке.
— Леший, — раздался в ухе голос Васьки. — Ты у нас выходит, натуральный леший.
И заржал, иродище. Правда, смех тут же оборвался.
— Возвращайся. По ходу у нас гости.
И вряд ли заплутавшие грибники…
Точно не грибники. Те не носят спецодежду. И не ступают так, осторожно, почти не оставляя следов. И силой от них не тянет, которую используют весьма умело, аккурат, чтобы и те малые следы, которые имеются, убрать.
— Наемники, — сказал Васька, когда пара прошла под старым дубом, на ветвях которого Васька и устроился. Любил он всякие дерева, оттого и позывной получил — Ворон. — Из Волчьей стаи. Дерьмовая конторка…
— Знаешь?
Братья пошли стороной, не выпуская гостей из виду, но и не приближаясь. А те вели себя вольно, если и скрываясь, то скорее в силу привычки, чем из опасения быть обнаруженными. Вот один и закурил, окончательно убедив Лешего, что о его пятерке эти вот не знают.
— А то… — голос в ухе звучал на грани слышимости. — Мой родственник в полиции служит… говорит, полубандитская шайка… а может, и не полу…
Окурок полетел в мох.
А вот наемник вытащил рацию и сказал:
— На месте… точно тут?
Знают?
Или… нет, если бы подозревали о Лешем, то не держались бы так нагло. Даже обидно, честное слово. Будто и эти вот Лешего ни в грош не ставят.
— … в позапрошлом году дело было, о продаже девчонок туркам… в общем, пару человек из этой конторы повязали. Но от них скоренько открестились, мол, заказ был. Только брат говорит, что там все, доверху, в дерьме повязаны.
Леший запоминал лица.
На всякий случай.
А Васька продолжал бубнеть по тонкой связи.
— … и чего им тут понадобилось?
Вот действительно, хороший вопрос.
Чего?
Объект?
Это даже не смешно, потому как… куда им против объекта с их третьим-четвертым классом. Да и… уголовка — это одно, а покушение на государя — совсем иная статья.
— Убираем? — с надеждой поинтересовался Васька.
— Наблюдаем, — Леший вынужден был признать, что формального повода убрать эту четверку у него нет. Да и… интересно же.
Один из наемников, остановившись пред огромным старым деревом, споро полез наверх. Спустился. Обошел дерево…
— Точку выбирает, — Васька произнес это себе под нос, потому как и без его понятно было, что лазит этот неприятный — а Леший вот прямо всей душой ощутил глубокую неприязнь — тип по деревьям вовсе не в поисках птичьих гнезд.
— Выше поднимись… — буркнул он Ворону.
— Не учи…
До Васькиного дуба наемник не добрался, выбрав точкой вполне себе приличного вида сосну, на которой и принялся обустраиваться. Его напарники кругом обошли поляну, после чего остановились прямо перед кустами лещины, в которых и залег Леший.
— И долго нам тут маяться? — младший был нетерпелив. А еще имел дурную привычку курить, и судя по запаху — вот кто такого дебила, от которого за версту разит, в поле-то выпустил — не только табак.
— Сколько скажут, столько и будем, — старший был недоволен.
И хмурился.
И кажется, чувствовал что-то этакое…
— А они… — зашелестел Васька.
— Молчать, — Леший одернул. В этом, старшем, чуялась не то, чтобы великая сила — в прямой схватке Леший с ним справится, — скорее уж опыт.
Старший дернулся, прислушиваясь… уловил?
Микроколебания поля при работе ментального артефакта связи почти невозможно уловить. Но…
— Да тоска… чего он на этой бабе зациклился? — младший вытащил очередную сигаретку. Завоняло дымом и травкой.
— Дурак ты, — старший повернулся вокруг оси и выдохнул. Решил, что почудилось? Хорошо, если так. — Дело не в бабе. Дело — в уважении. Неуважение спускать нельзя. Ладно, наше дело маленькое… если повезет, завтра все и решим.
Не повезет.
Леший знал это точно. Но знанием благоразумно делиться не стал. Зато вдруг отметил, что тоска, мучившая его, отступила, а в душе появилось хорошо знакомое чувство — предвкушения…
Главное, чтоб эти не передумали теперь…
Глава 17
О сельском бытии и проблемах разной степени глобальности
Глава 17 О сельском бытии и проблемах разной степени глобальности
«Реальность — основная причина стресса для тех, кто имеет неосторожность с ней соприкоснуться».
Из размышлений о жизни, сделанных утром в понедельник.
Утро началось с