Она искренне недоумевала, как мы решились остаться в незнакомом доме. Без вещей, без доверенных слуг и практически без людей, если не считать управляющего Абяза, его жену Надию, двух их сыновей и дочь.
А я вдруг вздохнула свободно. Почти как в первые дни в этом мире, только условия теперь намного лучше. Не замусоренная курная изба, а просторный трёхэтажный дом. Не вялое, едва избежавшее смерти тельце, а крепкое, тренированное тело юницы, вступающей в подростковый период жизни. Не глухая деревня, затерявшаяся в Волождских лесах, а поместье на берегу моря на Гиримском полуострове. Можно самой себе позавидовать!
— Роксаночка, детка моя, я уже привыкла, что рядом с тобой постоянно чудеса творятся, но объясни толком, каким образом и кто тебе это, — Глафира обвела широким жестом окружающий нас пейзаж, — хм… подарил?
— Сама удивляюсь, как получилось. Со стороны может показаться, что будто в сказке «По щучьему велению» — захотела девочка дом у моря, раз — и получила. Но думаю, это некое счастливое стечение обстоятельств. Некому было старухе силу передать и наследство оставить, а тут я подвернулась. С ведовским даром. Жаль, Прасковьи рядом нет, чтобы разобраться с тем, что мне вручили. Но пока я ничего не чувствую. Может, подождать надо?
Глафира не сводила с меня глаз. Она пока так и не поняла, как на всё реагировать. Радоваться или тревожиться?
— Надо бы дом осмотреть, — решила она перейти к насущным вопросам. — Ночевать нам здесь придётся, да и узнать, как столоваться будем.
У входа в дом, сложив руки на груди, стояла Надия. Просторное изумрудное платье в пол, неизменная в национальном наряде вышитая жилетка, на голове почти такая же шапочка, что и у мужа, но ярче и наряднее.
Дождалась, когда мы подойдём, приложила руку к груди, поклонилась почтительно.
— Я пришла узнать, будут ли какие распоряжения?
Глафира облегчённо выдохнула. Она попала в свою среду и знала, что делать.
— Голубушка, для начала покажите нам дом.
Как же мне нравятся эти огромные окна, дающие возможность любоваться морем. Даже диваны и кресла в гостиной были повёрнуты лицом к террасе. Лишней мебели нет, зато много ковров и подушек. А ещё — белый рояль.
— Роксаночка, ты только взгляни! Как я скучала по музыкальным вечерам… — Глафира подняла крышку, пробежалась пальчиками по клавишам. Прозвучала какая-то незнакомая мелодия. — Замечательный инструмент. Должна признаться, что у нас в поместье похуже был. Решено! Детка, я буду учить тебя музыке.
Да кто бы сомневался? — мысленно простонала я, но отказываться не стала. Почему бы и нет? Всё же я княжна, и умение музицировать входит в обязательное образование.
— Камин… — удивилась бабушка и повернулась с вопросом к жене управляющего: — Зимы здесь холодные?
— По-разному бывает. Иной раз и перевал снегом заметёт дня на три. Так-то не холодно, но зимой ветра часто и сырость от дождей. Алтын-апа тепло любила, потому в доме артефакты во всех комнатах. А камин… нравилось старой хозяйке вечерами у огня посидеть. Говорила, что ей так думается лучше. Умная она была. Очень умная…
Глафире не нравились разговоры о прежней хозяйке. Она не понимала случившегося, и это её тревожило. Незнакомая баба дарит внучке поместье стоимостью в немалое состояние. Что дальше будет?
Чтобы скрыть свою нервозность, опекунша резко перебила рассказ Надии:
— А спальни где?
— Гостевые на втором этаже. Хозяйка не любила по лестнице ходить, так у неё вон там, — женщина махнула в конец тёмного коридора, — покои были. Мы с девочками пока ещё не успели там убрать, но завтра же с утра всё сделаем.
Идти смотреть на комнаты старой ведьмы не хотелось, и я побежала вверх по лестнице.
— Ба, иди скорее!
Лестница заканчивалась широким светлым коридором, в который выходило всего две двери.
— Гостевые покои, — с легким поклоном повела рукой провожатая. — Правая голубая, левая салатовая.
— Хорошо, что не розовые, — пошутила я и направилась к первой двери.
Давно уже заметила симпатию Глафиры ко всем оттенкам синего. Пусть бабушка порадуется, а мне без разницы.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Хм… если тут так гости живут, то каковы хозяйские комнаты?
Просторное помещение делили на зоны лёгкие занавески, расписные ширмы и кадки с растениями.
— Тут комната омовений и… эээ… прочего, — знакомила меня Надия с моими личными покоями. За этими ширмами ложе…
Действительно «ложе». На полу толстый мат, на нём тюфяк, сверху перина. Укрыто шёлковым вышитым покрывалом и горой разновеликих подушек.
— Кровати нет? — растерялась Глафира.
— Алтын-апа не велела ставить. Сказывала, что с детства в гаремах так спали, — с удовольствием вернулась к любимой теме жена управляющего.
Мне стало интересно, чем же так хороша слугам прежняя хозяйка, и я спросила:
— Алтын-апа была доброй госпожой?
Глаза Надии округлились, всем лицом и телом она показала своё непонимание — разве такое может быть?
— Нет, вовсе нет. Старая хозяйка была строгой и жестокой.
— Но ты через слово о ней говоришь и вспоминаешь… — напомнила Глафира.
Кажется, только сейчас женщина поняла свою ошибку. Она упала на колени, скрестила руки на груди и ткнулась лбом в пол.
— Простите, госпожа, рабу глупую. Умоляю, не наказывайте моих детей за мою провинность.
Мы с опекуншей в недоумении переглянулись, бабушка пожала плечами и обратилась к несчастной:
— Надия, что случилось? Да, мне не нравится, что ты так часто вспоминаешь Алтын-апу, но понять тебя могу. Ты и твой муж служили ей много лет… Встань, пожалуйста, мне неудобно так с тобой разговаривать.
Женщина беспрекословно поднялась с колен, но стояла в позе жертвы: спина согнута, голова опущена, глаза в пол, руки безвольно вдоль тела.
— Ты можешь объяснить, почему так реагируешь на моё недовольство? Причем тут дети? — терпеливо расспрашивала Глафира, опускаясь на ближайшую козетку.
— Мы, начиная от прабабки моей бабки, были рабами Алтын-апы… Теперь стали вашими.
Глава 10
Не знаю, что шокировало больше. То ли то, что ведьма, сделавшая меня своей наследницей, была невероятной долгожительницей, то ли то, что я невольно стала рабовладелицей.
Судя по тому, с каким недоумением опекунша смотрела на Надию, она тоже впечатлилась новой информацией.
— Голубушка, ты что-то путаешь. Крепостное право в империи отменили более пятидесяти лет назад. Ещё царь Василий Пятый на седьмом Всебоярском собрании объявил об этом.
История в этом мире развивалась своим путём и не была похожа на историю моего мира. Великоруссией правили Шуйские. Романовы же показали себя хоть и многочисленным, но не самым богатым и знатным родом. Кстати, папенька тётушки Жени́ являлся каким-то отпрыском одной из ветвей сей фамилии.
А вот Шуйские в этом мире были на коне. Магически одарённый род держал крепкой рукой не только собственную империю, но и имел влияние на многих европейских государей. С ними были рады породниться и бриты, и германцы. Даже в далёкую Кана́тэ, так здесь именовалась Северная Америка, одна из великих княжон замуж за короля вышла. Да, не сложилась в местном Новом Свете демократия. Везде процветала монархия.
А с крепостничеством покончили почти на сто лет раньше, чем в моей России. Говорили о том, что негоже одному человеку владеть жизнью и имуществом другого, — в дворянских собраниях, на студенческих пирушках, в гостиных известных кокоток, где любили собираться господа, считающие себя прогрессивными. Но вопрос решил случай.
Наследник влюбился, и чувство было взаимным. Можно было бы считать сие большой удачей — пассия цесаревича, гишпанская принцесса Изабелла, красавица и умница, достойная партия — если бы не одно «но». Девица не желала выходить замуж за рабовладельца. Так и заявила прилюдно. Благо что имени не прозвучало и не в глаза потенциальному жениху объявила, иначе скандал был бы неизбежен. Дмитрий Васильевич, обезумевший от любви, папеньке условие поставил: если рабство не упразднят в империи, то он от наследования отказывается.