— Вопросов нет.
Пока спускались с Ибрагимом в подвал, я старался особо не глазеть по сторонам. Но пути отхода, окна и встречавшиеся по ходу ответвления коридора и двери постарался запомнить. Мало ли что пригодится. Я, конечно, Орлинду, доверяю в определённой степени, но ситуации бывают разные. Люди, по-крупному занимающиеся подпольно торговлей мехом и имеющие такие дома в собственности, вряд ли делают свой бизнес в белых перчатках. Рубль против двух можно поставить, что сопровождающий меня Ибрагим не просто охранник и при определённых обстоятельствах вполне может убрать свидетеля.
Подвал у дома ожидаемо оказался довольно большим с несколькими изолированными помещениями. Стены одного из них были обшиты деревянными рейками. Здесь меня ждал крепкий парень среднего роста с плечами и шеей борца. Половина комнаты была завалена туго набитыми матерчатыми мешками, вторую часть занимал широченный стол. В углу примостилась тумбочка с электрочайником, блюдом, накрытым тряпицей и парой гранёных стаканов.
— Миша, покажешь Гавриле, что и как, я утром приду, посчитаем, — выдала хозяйка наставления крепышу.
— Всё сделаю, Руфь Моисеевна, — кивнул Миша, закрывая дверь за выходящей вслед за Ибрагимом хозяйкой.
Следующие четверть часа мой напарник терпеливо показывал и разъяснял суть нехитрых уловок по увеличению длины шкурок. Вопреки ожиданиям, норку следовало натягивать рывком, предварительно держа у основания хвоста и за головную часть. Достаточно сильным, но не слишком резким. Затем шкурку следовало уложить на стол плашмя. После получаса «отлёжки» аккуратно стопочкой поместить в мешок.
Дело вроде было не хитрое, но уже часа через два я понял, что лучше разгружать подмокшую соль из вагона. Больше всего убивали однообразие и специфический запах полусырых шкурок, становившийся с каждым часом всё сильнее в подвальном помещении с каждым вскрытым мешком.
Миша оказался парнем малоразговорчивым и даже угрюмым. Попытка поговорить с ним на отвлечённые темы во время перекуса бутербродами натыкалась на односложные ответы «ага» и «угу». Пару раз я, отвлёкшись, чуть не разорвал шкурки, слишком рьяно дёрнув за концы. Но напарник вовремя прикрикнул: «Не быкуй, дура! Хозяин оштрафует — без трусов останешься!»
Пришлось поумерить пыл. А силушки-то за неделю тренировок изрядно прибавилось! Осталось научиться её соразмерять. Здесь тебе не война, Гавр. Не дай Закон вписаться в серьёзное физическое столкновение. Парочка, другая трупов — и со свободой передвижения могут возникнуть серьёзные проблемы. Значит, следует по возможности держаться подальше от криминала. Знать бы ещё как.
Легко сказать, сейчас любое мало-мальски выгодное дело, где можно подзаработать, в той или иной мере связано с нарушением закона, как бы ни возражали диванные эксперты. Вон, уже попытался честно заработать грузчиком. Мне тут же объяснили чьи в лесу шишки. А искать 401-й сравнительно честный способ отъёма денег у населения — не моё. Но жить-то как-то надо? Не переходить же только на мох, опилки и лесные корешки? Да и зима не за горами. А Демиурга чего-то на горизонте не видно.
На самом деле, как мне вспоминается в той, прожитой жизни, неплохо удавалось выкручиваться за счёт подвоза домашних заготовок, стипендии и талонов на питание, выдаваемых профкомом. Не жировали, но так, чтобы совсем голодать, тоже не случалось. Вот только, кроме как на еду, денег почти ни на что не оставалось.
В нынешней же своей ипостаси мириться с нищетой я не собирался. Почему и согласился на сегодняшний сомнительный заработок. Кому охота заниматься поисками Демиурга в спартанских условиях? К тому же неизвестно сколько вообще вся эта эпопея продлится.
Поэтому Гавр, дёргай шкурки и не улыбайся. Вон, Мишаня зорко следит за тобой, чтобы не филонил и не дай Бог не порвал пушистое золото.
В туалет сговорились выходить вместе, а второй перерыв на перекус единодушно отложили до окончания работ.
Когда было обработано добрых две трети мешков со шкурками, я незаметно для себя погрузился в состояние, близкое к сомнамбулическому, автоматически вынимая, расправляя, ухватывая и дёргая очередную норковую шкурку. Мысли сначала путались, а затем и вовсе полностью выветрились из головы. Даже лампы под потолком подвала, забранные металлической сеткой, стали светить тускло и как-то безрадостно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И вдруг всё закончилось. Я потянулся за очередным мешком, а его уже потрошил Михаил. Вдвоём мы разобрались с ним за полчаса.
— Уф! — вырвалось у крепыша, когда, заварив чаёк покрепче, мы уселись на край стола и с удовольствием прихлёбывали из гранёных стаканов.
— И не говори, — скупо поддержал я напарника. Сил не было даже шутить. Всё тело сковала даже не усталость, а какая-то унылая истома. К запаху я давно притерпелся, но от ощущения, что всё тело покрывает толстый слой пыли пополам с шерстью, избавиться не мог. Хотя прекрасно видел, что на самом деле на коже ничего нет.
На улице было ещё темно. Ибрагим проводил нас в какую-то гостевую пристройку, где мы завалились на пару стареньких продавленных диванов, даже не потратив время, чтобы снять одежду.
Лишь вяло подивившись состоянию организма, который до этого дня спокойно перенёс четыре бессонные ночи с тренировками и разгрузками вагонов, я провалился в глубокий сон без сновидений.
Остатки ночи промелькнули как одно мгновение. Мишаня растолкал меня утром, бросив на тумбочку рядом с диваном внушительную пачку десяток, разбавленную фиолетовыми четверными. Я, сняв резинку, не спеша пересчитал купюры. Однако, очень даже неплохо, а ничего так работёнка. Здесь значительно больше, чем за две моих ночные смены на железке.
— Что…нормалёк? — подмигнул Мишаня, заметив моё удивлённое лицо.
— А то! — ухмыльнулся я и аккуратно сложил деньги, засунув в карман афганки.
— Держи язык за зубами и работай как сегодня, всё будет в шоколаде, пацан! — крепыш солидно подтянул штаны спортивного костюма и вразвалочку покинул помещение.
— Учту, дядя, — вполголоса произнёс я в спину Мишане.
Интересно, сколько сам хозяин наваривает на подобной коммерции, раз платит нам такие деньги за ночь работы. Понятное дело, что тут надбавка за молчание. Но всё же…
Молчаливый Ибрагим выпустил меня на туманно-промозглую утреннюю улицу Серова. Редкие автомобили раскатывали по образовавшимся за ночь лужам.
В институт мне сегодня нужно явиться аж ко второй паре, хвала решённому вопросу с физкультурой. Значит, можно с чистой совестью помочь Петровне по хозяйству: перетащить кучу сваленного самосвалом во дворе угля под широкий навес, поправить калитку в заборе, сгрести обильно нападавшие во двор листья с двух огромных ореховых деревьев, росших по углам двора.
Нехитрая работа по хозяйству на свежем воздухе развеяла пыльный психологический ступор, не отпускавший меня даже после короткого сна. По-хорошему взбодрила. А поданные на завтрак Петровной горячие вареники с творогом и вовсе ввергли мою душеньку в состояние гастрономической эйфории.
На мои феерические излияния благодарности молчаливая хозяйка лишь буркнула что-то невнятной, уйдя из дома, судя по характерным звукам, послышавшимся через некоторое время, в курятник.
Я же попросту выпал из реальности на ближайшую четверть часа, поглощая в меру солоноватое маслянистое чудо и запивая его ледяной простоквашей, едва не рыча от удовольствия и сдерживая себя, чтобы не набить варениками полный рот, как гоголевский Пацюк.
Нет, что ни говорите, а такое лучезарное начало дня задаёт тон и удаче, и работоспособности…да всему! Человек, придумавший правильные вареники, гений однозначно.
На дворе царило бабье лето, разгоняя облака немыслимой синевой неба и облекая солнечные лучи какой-то поистине всепроникающей радиацией добра. Не раздражала даже вездесущая невидимая паутина, норовившая зацепить невесомым краем щёку, а то и нагло залезть в глаза.
Вестибюль института на пятачке у расписания занятий гудел десятками голосов, а множество улыбающихся, сосредоточенных и растерянных лиц, простимулированных прекрасным утром и бурлением небывалого коктейля из молодости, феромонов, любопытства, опозданий, густо замешенном на запахе свежевыглаженных халатов, перегара, табачного дыма, дорогих духов и чёрт знает ещё чего, производили впечатление настоящего студенческого Вавилона…