– Что ж, спасибо за откровенность. А только не хочется быть совсем уж сукой, как ты говоришь.
– Так ты все равно рано или поздно ею станешь! От бедности, от безысходности. От злости. Злость и бедность – они всегда рядом идут, рука об руку. Так что не торопись в свои праведные сомнения, Майя. Хотя, если хочешь, и впрямь подумай…
– Да. Я подумаю, пожалуй. Сколько я должна за консультацию?
– Да ничего не должна. Приходи. Буду ждать. Только позвони прежде, я договор подготовлю. И исковое, которое по почте пришло, не забудь взять!
– Да, да, конечно… – пятясь к двери и вежливо улыбаясь, проговорила Майя. – До свидания, Мстислава!
– Всего доброго…
Майя не помнила, как приплелась домой после своего похода. Ничего никому не сказав, прошла сразу к себе, легла, натянув на голову плед. Хорошо под ним, темно, ничего не видно, не слышно… Только сердце стучит, как у загнанной в клетку птицы. Или как у страуса, засунувшего от страха голову в теплый песок. Хотя от звуков все равно никуда не денешься – вот скрипнули тихо и жалобно половицы под отечными материнскими ногами, вот весело и громко заговорили пришедшие домой Темка с Сашкой и тут же умолкли, остановленные болезненным маминым то ли всхлипом, то ли вздохом. И ночью было слышно, как она ворочалась на своей постели, тяжело постанывая, как плакала, пришептывая что-то свое, горестное и тихое.
А потом было обычное их утро – запах свежесваренного кофе, шкварчание яичницы на сковороде, умытые лица Темки и Сашки, мамина спина возле плиты. Обернулась навстречу – на, смотри. Никуда ты от этого материнского тоскливого лица и не спрячешься. И от мутных болезненно припухших глаз с красными прожилками воспаленных капилляров тоже не спрячешься. Сбежать можешь, от завтрака отказавшись, – это да. Только куда сбежишь-то? Вечером все равно домой придешь, в те же больные материнские глаза глянешь. А вечер, он тут как тут, наплывает звенящими апрельскими сумерками, домой гонит… Можно опять же под пледом спрятаться, можно и у окна постоять, посмотреть, как стучит апрельский дождь в стекло первыми робкими каплями, и они разлетаются наискосок брызгами, образуя строгие параллельные прямые, слегка подсвеченные горящей у входа в подъезд хилой лампочкой. Плюх – еще одна капля разбилась. Плюх – еще одна. Так вот и ее жизнь разбилась. Не осталось ничего целого. Только мелкие-мелкие капельки. А своей жизни уже нет. Одна дрянь осталась. Чего ее жалеть-то теперь…
Мстислава ее звонку ничуть не удивилась. Наоборот, начала разговор так, будто давно они обо всем условились, будто дело оставалось за небольшим – лишь детали дополнительные обсудить.
– Так, так… – задумчиво ворковала молодой адвокат в трубку. Было слышно, как шуршат переворачиваемые ею листочки еженедельника, как отхлебнула она что-то неторопливо – видимо, за чаепитием ее застал Майин звонок. – Значит, так, Майя. Жду тебя завтра вечером у себя в офисе. В шесть часов. Захвати паспорт, исковое заявление и повестку в суд. Если будешь опаздывать – предупреди. Все, до завтра.
– До завтра… – проговорила убито Майя в захлебнувшуюся гудками трубку и повторила уже сама для себя шепотом, грустно усмехнувшись: – Значит, завтра. Шесть часов. Офис. Паспорт. Исковое заявление. Повестка. Дрянь…
Офисом Мстиславе служила маленькая комнатуха три на три метра, в которой помещались лишь стол с компьютером, небольшой сейф и мягкое кресло для посетителей. Оказавшись в этом кресле, бедный посетитель начинал себя чувствовать, судя по всему, весьма и весьма некомфортно, то есть взглядывать на сидящую за столом Мстиславу снизу вверх. То есть поневоле это у него получалось жалко и просительно. Даже Майе при ее высоком росте пришлось задирать голову. В первый раз она такой пикантной подробности с перепугу и не заметила. Да и ладно, пусть будет так. Какая уж теперь для нее разница.
– Ну что, Майя, надумала все-таки? – улыбнулась ей Мстислава со своей высоты, коротко полоснув по лицу ярким фиалковым взглядом. – Ну вот и хорошо. И правильно. Я тебе сейчас еще и свои вопросы буду задавать, а ты отвечай, как на исповеди. Хорошо?
– Хорошо. Надеюсь, ты не будешь меня спрашивать, кто настоящий отец моего ребенка?
– Нет. Не буду. Эта сторона нашего с тобой дела мне вовсе не интересна, потому как она сугубо твоя личная. Меня больше материальная сторона беспокоит.
– Что ж, понятно…
– Так. Теперь скажи мне, Майя, какое у вас имущество совместное нажито? Недвижимости много?
– Нет. Только одна квартира.
– И все?
– И все.
– И больше нет ничего? Ни домов, ни других квартир нет?
– Нет.
– Ну что ж… А я думала, что муж у тебя очень обеспеченный человек…
– Ну да. Обеспеченный. Теперь, когда он от дяди наследство получил, очень, конечно, обеспеченный.
– Он на дядю работал, значит? А доход у него высокий был? В смысле – зарплата какая была?
– Зарплата была, наверное, очень хорошая. Я не знаю. Нам на все хватало.
– Ну, ладно, это я сама узнаю…
Немного прихмурив идеальный высокий лоб, Мстислава сделала короткую пометку в блокноте, помолчала многозначительно, постукивая концом авторучки по длинному розовому ногтю, и продолжила задумчиво:
– А скажи, Майя… Квартира у вас на кого оформлена?
– В равных долях, на меня и на Леню. Я не хотела, чтоб на меня, но он сам на этом настоял.
– Ну что ж, уже хорошо… Это очень даже хорошо…
Она еще немного подумала, еще постучала по ногтю ручкой, потом, будто встрепенувшись, распрямила спину и взглянула на Майю с прежней улыбкой:
– Значит, так, Майя. Стратегия у нас будет такая. Взыскиваем через суд алименты, но на немедленной их выплате не настаиваем. Пока идут кассации, пересмотры, времени много пройдет. Пусть они копятся себе помаленьку. А как сумма большая образуется, в счет их выплаты наложим арест на долю мужа в квартире и переоформим ее на тебя. Алименты большие, так что, я думаю, года за три-четыре сумма необходимая скопится.
– Как за три? Это что, суды будут так долго наше дело разбирать?
– Ну да. А ты как хотела? Бывает и дольше. Да пусть, пусть долго! Нам же это на руку! Тебе обязательно надо всю квартиру в собственность получить. А если она по долям будет – ты никогда свою долю не продашь. Это сложно. Тем более, как я понимаю, второй собственник будет за границей проживать. Так что придется тебе эти три-четыре года на одну зарплату пожить. В свое же благо. Зато потом сможешь ее продать очень выгодно. Знаешь, как сейчас цены на недвижимость выросли?
– Не знаю, Мстислава. В общем, делай как хочешь. Как считаешь нужным. Я тебе полностью доверяюсь.
– Стало быть, и на суд со мной в Питер не поедешь?