Она засмеялась и прижалась щекой к его щеке. И неожиданно показалась ему очень хрупкой. И очень ранимой. И такой желанной – как спрятанное в горячих песках сокровище.
– Наверное, я снял с вас одну за другой все тряпицы, что на вас были надеты, а потом сбросил свою одежду, – продолжал он. – И мы занимались любовью посреди пустыни, под ярким солнцем, совершенно нагие.
– Нагие, – отозвалась она как эхо, озадаченно и удивленно.
– Барханы мягче пирамид, дорогая моя. Ведь вы не отказали бы мне в любви на песчаных барханах, правда? – Он провел губами по ее губам.
Проклятие, он должен попробовать ее на вкус. Он должен узнать, как это бывает, когда она чувствует к нему то же, что и он к ней.
Первый поцелуй испугал его своей грубой силой, страстью, желанием, которую они не в состоянии были скрыть. У нее был грешный рот, мягкий, влажный и податливый. Он едва перевел дыхание и снова прильнул к ней. И почти в это же мгновение он почувствовал, что ее губы раскрылись ему.
Он и не представлял, что настолько голоден, настолько близок к тому, чтобы потерять над собой контроль. Эти месяцы в Британии притупили его инстинкты, так что он даже не осознавал, как сильно его может захлестнуть жажда женщины. Он крепко прижал ее к себе. Это было единственное, что он мог сделать, чтобы заставить себя сдержаться, чтобы не сдернуть с нее ее черные шелка и не погрузиться в ее плоть.
Он был очарован ею с того самого мгновения, когда увидел ее скачущей по пустыне ему навстречу. И все эти недели в Британии постепенно подтачивали его обычное презрение к европейским женщинам, к их высокомерию и благовоспитанности.
Но Шарлотта Фэрчайлд была совсем другая. Ни одна женщина – ни европейская, ни туземная – не была похожа на нее. Она была ослеплена Египтом и была безразлична ко всему остальному. Точно так же, как и он. То, что она все эти два с половиной года оставалась в тисках общественного мнения, нисколько не повредило ее натуре.
Но он знал, что львица только и ждет случая, чтобы показать свои когти.
Он приподнял ее и обнял. Она не сопротивлялась. Напротив, ее руки обвили его шею, и она прижалась к нему. Он наслаждался ощущением ее тела. Волнение ее груди, биение сердца, мягкое прикосновение ее рук.
Его язык проник в ее рот, и он застонал, когда почувствовал, что она отвечает ему. По вкусу она была похожа на шербет, который подавали на десерт. Как он терпел столько времени? Тот Дилан, каким он был пять лет назад, не стал бы так долго ждать. Он давно взял бы ее в Ассирийской галерее или раздел посреди внутреннего дворика в музее, и полуденное солнце осветило бы каждый дюйм ее желанной плоти.
– Дилан… – простонала она.
Он стал действовать настойчивее, горячее. Под вдовьим трауром скрывалась женщина, которая разгорелась от мужского прикосновения. От его прикосновения. А он так долго не был с женщиной. Сначала многие месяцы тяжелой работы в пустыне, затем работа с Коллекцией в Лондоне. Но больше он не может терпеть.
Он целовал ее шею, а руки расстегивали мелкие пуговки ее, платья. Удивляясь собственному самообладанию, Дилан осторожно потянул шуршащий черный материал и освободил ее плечи. С каким наслаждением он целовал ее. Ее кожа была солоноватой и пахла духами. Он сдерживался, чтобы не впиться в нее зубами. Ему хотелось не только целовать ее, но и поглотить всю целиком.
– Вам не следует раздевать меня, – прошептала она. Но через мгновение она сама вытянула вверх руки и помогла ему спустить платье еще ниже.
Ее дыхание стало быстрым и прерывистым, и он становился все более настойчивым с каждым ее стоном. Под расстегнутым платьем он увидел ее грудь, выступающую над корсетом. Он стал ее ласкать, легонько целуя то одну, то другую грудь. Она так вздрогнула, что страстное желание захлестнуло его с новой силой.
Прикосновения к Шарлотте доставляли ему такое же наслаждение, как если бы он взбирался на пирамиду Хеопса или впервые рассматривал древние статуи в Абу-Симбеле. Это было необыкновенно и восхитительно. Кожа ее была нежной, как шелк.
– Как ты прекрасна, – пробормотал он, и его губы прижались к ней.
Он почувствовал, как ее пальцы погрузились в его волосы. Она была напряжена, как будто тоже изо всех сил старалась сохранить контроль над собой.
В этот момент экипаж резко дернулся и остановился, так что они чуть не упали.
Во внезапной тишине единственным звуком, который он слышал, было затрудненное дыхание Шарлотты.
– Мы дома. – С разочарованием он смотрел, как она торопливо вдевает платье в рукава, ловко застегивает пуговицы сзади на спине. В голове Дилана был туман, но он сообразил, что его одежда тоже не совсем в порядке, и постарался расправить ее.
У них было всего несколько секунд, чтобы привести себя в порядок. Дверца экипажа почти сразу же распахнулась.
– Надеюсь, это ты, Шарлотта? – У раскрытой дверцы стояла Кэтрин. – Ты не представляешь, случилось что-то ужасное!
Забыв обо всем, Шарлотта бросилась к сестре:
– Что-то с мамой? С Майклом? – Она была уже на полпути к крыльцу, когда Кэтрин остановила ее.
– С ними все в порядке, – уверила ее сестра. Дилан выпрыгнул из кареты.
– Так что же стряслось?
– Нефер. Она пропала. – Кэтрин схватила Шарлотту за руку. – Я уверена, ее украли.
Глава 9
– И ты пришел в Скотланд-Ярд, потому что кто-то украл кошку? – Детектив-инспектор Самсон Поуп, казалось, не знал, смеяться или выставить Дилана из кабинета.
– Я понимаю, тебе смешно, но это животное значит очень много для своей хозяйки. – Дилан чувствовал себя неловко под недоверчивым взглядом приятеля.
– Так кому принадлежит эта кошка?
– Шарлотте Фэрчайлд.
Полицейский инспектор насмешливо улыбнулся, чем еще больше смутил Дилана.
– Понятно. У хорошенькой молодой вдовы сбежало полосатое сокровище, и она послала тебя в Скотланд-Ярд, чтобы организовать поиски.
– Не болтай глупостей. Шарлотта не знает, что я здесь.
– О, я не осуждаю тебя, что ты хочешь оказать ей услугу. Миссис Фэрчайлд очаровательная женщина. У нее такие изумительные золотые волосы.
Дилану не понравился поворот, который принимал их разговор.
– Извини, но дело не в Шарлотте, а в ее кошке.
– Ну что ж, тогда продолжим. Дилан подался вперед на стуле.
– Она привезла эту кошку с собой из Долины Амона. Нефер напоминает ей о Египте, поэтому она всегда старается держать ее при себе. Я еле уговорил ее не брать кошку с собой на представление в театр. – Дилан нахмурился. – Я уже готов винить себя за то, что случилось.
– Почему ты должен себя винить? Если мне не изменяет память, она говорила, что вдовствует уже два года или даже больше. Я хочу сказать, что не понимаю, почему ты так беспокоишься о том, что нарушил ее траур.