14.10.1983
Стал большевиком
Раньше в школу брали с восьми лет, меня приняли семилетним. В 1897 году пошел, в сентябре, это уже было в Вятке. В Кукарке я года три жил, не больше. Там я родился и не занимался своей биографией.
А в школе, в Вятке, впереди меня сидел ершистый парень, и я его дергал, баловался. Меня раз предупредили, другой… Меньше года проучился, меня вышибли за шалость. Сказали: мал ты еще, уходи, занимайся своим делом.
Жили в Вятке, потом в Нолинске. В Нолинск переехали, когда мне было лет семь. Второй раз поступил в Нолинске в городское училище. Четыре класса там проучился.
Я поступал в гимназию в Вятке и провалился. А почему провалился? Я был к арифметике более способным. Когда давали задачку мне и моему старшему брату Владимиру, на два года он меня старше был, отец моего племянника Владика, – я решал, а он не мог. А во время экзаменов я захотел отличиться. Как же отличиться? Ma-мамаша дала мне иконку на счастье – вот держи в кармане, и тебе хорошо будет во время экзамена. Эту иконку я завернул в белую бумажку и держал. А во время экзамена я подумал: чего мне показывать, как решается задачка, как делится одно на другое. Я на иконке все решил, а потом переписал набело только выводы. «Как ты это так решил? Разделил 1270 на 75?» – спрашивает экзаменатор. Я отвечаю: «В уме». – «Ну-ка раздели мне… – он называет число, – на такое двузначное число». Ну тут я, конечно, почувствовал себя неловко. А он: «Да-а, ты списал». А я молчу. Ну, значит, я и не прошел. Мне пришлось через год сдавать. Вот иконка подвела. «Возьми иконку, возьми, поможет!» – «Ну поможет, давай в карман!» И вот получилось. (Рассказывает весело, со смехом.) Провалился, и на другой год пришлось ехать поступать в реальное училище, в Казань. В реальное принимали подготовленных. Младший брат поступил в приготовительный класс, я – в первый. В гимназии было восемь классов, в реальном – семь, но был еще приготовительный класс. Гимназии были с классическим уклоном, по языкам иностранным, там изучали латинский, греческий, французский, немецкий, реже – английский. Английский не был в моде тогда. А когда меня приняли в Казани, и другие братья пошли туда.
– А после Казани вы поехали в институт поступать?
– Поехал в ссылку. Я был исключен из реального училища накануне выпускных экзаменов.
– А вот кто вас натолкнул – первый шаг? – спрашиваю.
– Художественная литература. Я все читал. Чехова – от начала до конца, Григоровича – от начала до конца, он ведь хороший русский писатель. «Антон Горемыка» – я зачитывался. Я еще учился в такое время, когда мне, мальчишке, не давали читать Майн Рида, Купера – запрещалось такое увлечение. Школа запрещала. Таскал тайком Купера и прочих. Майн Рида очень мало читал.
Дальше вот что… Я был в городе Нолинске. А город Нолинск был местом ссылки, и в числе ссыльных оказался один видный большевик казанский, студент, украинец Кулеш Андрей Степанович. Он женился на моей двоюродной сестре. В Казани он был наиболее видный большевик в 1905—1906 годах. Первая революция. А потом он пошел в ссылку в Сибирь, что-то там у него с женщиной вышло и, кажется, кончилось дуэлью. Одним словом, он был застрелен. Видный был очень для моего, так сказать, кругозора.
Лет 15 мне было. Учился в реальном училище. В пятом классе я уже в нелегальных организациях состоял, а в седьмом перед выпускными экзаменами, – а я шел на золотую медаль, – меня арестовали. Видимо, сыграло роль то, что в 1906 году я вступил в партию. Я приехал на каникулы в Нолинск. Там было много ссыльных, в том числе грузины. Я вот с ними путался. Особенно, был один, более, так сказать, интеллигентный человек, я к нему по вечерам заходил. По-моему, из Баку. Я у него спрашивал: «Что такое детерминизм?» Читал марксистскую литературу, не все было понятно, он мне объяснял. Но он, по-моему, был меньшевистского толку. Но против царской власти.
Это 1906-й. У меня еще четкого представления не было о большевиках и меньшевиках. Мы собрались на партийное собрание.
– Я считал, что вы в партию вступили в Казани…
Можно, пожалуй, считать и в Казани, я, наверно, так и написал – в Казани, но в 1906 году я был уже на собрании социал-демократического кружка в Нолинске, в лесу. Там был этот грузин Марков, видимо, это его псевдоним.
– Грузины везде, – довольно улыбается Шота Иванович. – Вот они были в ссылке тогда, а кроме того, была на этом собрании моя двоюродная сестра, большевичка, и голосовали по вопросу… м-м-м – о роспуске Государственной думы. Бойкотировать или не бойкотировать Государственную думу? Меньшевики были против бойкота, она одна, значит, возражала. А я воздержался. Ну что я буду голосовать? Только пришел… А после собрания мне было поручено печатать листовку насчет Думы государственной. В бане печатал, а потом разбрасывал по городу. Я считаю, это деятельность партийная: участие в партийном собрании вплоть до голосования, и то, что я потом выполнял поручения этого собрания. Председатель, секретарь – все было, как полагается.
– Протокол вели?
– Какой там протокол! Типа такого, нелегального. – Жандармы следили, охранка?
– Нет, никто не следил. Там было конспиративно все. И всего-то группа была, вероятно, человек десять, едва ли больше, а может, и меньше. Почти все ссыльные, они уже, так сказать, законтрактованные. И мне 16 лет. А вот моя двоюродная сестра Лидия Петровна Чиркова была женой самого видного большевика в Казани. Был у нее сын, который пошел добровольцем в Красную Армию и где-то около Оренбурга погиб, она не верила всю жизнь, что он погиб, все ждала его… Жила в Казани, акушерка. Когда мне негде было ночевать, я к ней являлся. Она с 1905-го или 1904-го член партии. Одно время наша семья жила вместе с их семьей в Казани в одной квартире, и я немножко нахватался, конечно, от Кулеша, но не помню ни одного с ним разговора. А вот с этим гру-грузином Марковым мне по теоретическим вопросам приходилось… Я тогда Плеханова читал.
Как его настоящая фамилия, не знаю, но лицо до сих пор помню. Для тогдашнего моего кругозора он много значил. Он мне объяснял, я не очень разбирался, но читал что-то у Плеханова. Ленина-то я в то время ничего не читал, ничего не знал о большевиках, только вот начинал.
Я выполнял поручения – печатал листовки. Листовку напишут, мне дадут, и вот я печатал и распространял в городе. Этот город Нолинск потом назывался Молотовск, теперь снова стал Нолинск. Пермь был Молотов, а этот город тоже в Вятской губернии. Еще был Молотовск около Архангельска. Я там не бывал, но как Предсовнаркома помогал судостроительным верфям. И кто-то там, так сказать, протолкнул мое имя.
Так вот, в училище два года мы вели кружок и создали в Казани беспартийную революционную организацию учащихся средних школ. У нас уже был ряд кружков в средних учебных заведениях, мы выбрали комитет, и я стал председателем комитета беспартийной революционной организации. Мы туда допускали социал-демократов, эсеров и анархистов. Наша группа социал-демократическая, где я вроде лидера был, добилась в конце концов, что эсеров мы превратили в социал-демократов, а кой-кого пришлось и выбросить – редкие случаи, но были.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});