Единственными лицами, которые видели ее, кроме императора, были обслуживающий ее камердинер Констан и наполеоновский телохранитель-мамелюк Рустан.
Приехав в Финкенштейн, Мария очутилась в весьма необычной ситуации. Завеса тайны полностью оградила ее от внешнего мира и обрекла на нахождение один на один с человеком гениальным, властным, необычайно впечатляющим и… в полном расцвете мужских сил. Последнее, кстати, подтверждают слова самого Наполеона, который именно в этот период писал старшему брату Жозефу:
«Здоровье мое еще никогда не было таким хорошим <…> Я стал лучшим любовником, чем раньше».
Марии был 21 год, и она, по сути, еще не знала настоящей любви. Потому что если и имели место девические предсвадебные романы, то хрупкие воспоминания о них наверняка были стерты годами супружества с семидесятилетним графом Валевским. Ее биограф Мариан Брандыс по этому поводу пишет:
«В Варшаве Марию оберегал от любви к Наполеону шок, который она пережила в ту минуту, когда обожаемый освободитель превратился вдруг в настойчивого домогателя. Но в условиях Финкенштейна, в одиночестве и монотонности супружеского симбиоза, столь отличного от того, что имело место в Валевицах, она не могла долго оставаться пассивной к стихийному чувству любовника и вынуждена была, в конце концов, на это чувство ответить. Тот факт, что любовник был одновременно человеком, от которого зависело будущее ее родины, перестал мешать любви, он стал интегральным элементом. Это, вероятно, еще не была большая настоящая любовь, о которой мечтала до свадьбы юная Мария Лончиньская и которую пани Валевская познает только на склоне жизни, но измерять любовь вообще очень трудно».
В любом случае известно, что Мария подарила Наполеону на память о пребывании в Финкенштейне кольцо с надписью: «Если перестанешь меня любить, не забудь, что я тебя люблю».
* * *
Для Наполеона финкенштейнская идиллия также должна была стать необычайным событием. То, что в Варшаве императору могло казаться только мимолетной страстью, здесь приобрело черты прочной близости и стало, как пишет Фредерик Массон, «чисто сердечными отношениями».
И пусть некоторые историки (Жозеф Тюркан, Армандо Руссо и др.) называют отношения Наполеона и Марии Валевской «связью». На самом деле почти все серьезные биографы Наполеона особо подчеркивают, что роман с Марией Валевской в его жизни был совершенно исключительным явлением.
Например, Франсуаза Трембицкая в своих «Мемуарах польки» называет графиню Валевскую «одной из немногих, к кому Наполеон демонстрировал привязанность». Она же пишет о том, что «мадам Валевская ему бесконечно нравилась». А вот биограф императора Винсент Кронин утверждает, что Мария Валевская была «самой чувствительной, верной и страстной из любовниц Наполеона». Он же дает бурному развитию их отношений следующее объяснение:
«Наполеон любил Марию не только как мужчина среднего возраста любит молодую девушку, но еще и как освободитель любит храброго патриота <…> Похоже, Наполеон видел в двадцатилетней девушке, грезившей о независимости Польши, самого себя в молодые корсиканские годы».
В самом деле, как-то незаметно польская фаворитка очаровала Наполеона и привязала к себе, причем не только внешностью, но и — может быть, даже более того — своими внутренними качествами. И в финкенштейнском уединении, за трехнедельное пребывание один на один, император мог лишь еще лучше оценить эти ее достоинства.
Камердинер Констан утверждает:
«Ее характер очень нравился императору и с каждым днем очаровывал его все больше и больше».
Гертруда Кирхейзен развивает эту же мысль:
«Наполеон был очень счастлив этой любовью. Скромность Марии, ее кротость и сердечная доброта день ото дня приобретали над ним все больше власти. Она была той женщиной, о которой он мечтал всю жизнь, той тихой, идиллической подругой, единственным желанием которой было скрасить, насколько возможно, его интимную жизнь».
Те часы, когда Наполеон не был занят, они без устали разговаривали или предавались любви. В эти минуты она наслаждалась своей властью над величайшим человеком Европы. В остальное время она скучала. Внешне ее существование в Финкенштейне выглядело тихим и монотонным, совсем как то, которое она вела некогда в поместье своего старого мужа. Но она не чувствовала себя одинокой. Время без него текло медленно, а сама она была похожа на затворницу, всегда готовую по первому зову предстать перед своим повелителем. Она находилась в полной зависимости от него, без общества, без удовольствий, без малейшего кокетства; но эта жизнь нравилась ей гораздо больше, чем блестящая, шумная светская жизнь, которую она вела в Варшаве.
Был счастлив этой любовью и Наполеон. Не часто в своей жизни он переживал такие замечательные дни, как в Финкенштейне. Впервые в жизни рядом с ним была женщина нежная, любящая, покорная, искренняя и чистосердечная. Жозефина, которую он любил, вечно отравляла ему жизнь своими изменами и безумным мотовством, его сестры, особенно Каролина, жена маршала Мюрата, постоянно интриговали и безжалостно эксплуатировали его. Его Мария была совсем другой.
Для него она представляла собой именно тот тип женщины, который он в свое время думал найти в Жозефине: женщины мягкой, внимательной, робкой, не имеющей ни желаний, ни, по-видимому, даже воли; женщины, принадлежавшей ему целиком, жившей исключительно для него. Великий император, покоривший всю Европу, всегда мечтал иметь рядом с собой женщину, смысл существования которой сводился бы только к нему. Он хотел быть самим смыслом ее жизни, ее дыханием, ее судьбой. Его Мария была именно такой: она ничего от него не просила, ни на чем не настаивала, она просто находилась рядом с ним, и сам этот факт уже был для нее величайшей радостью.
Биограф Наполеона Эмиль Людвиг по этому поводу пишет:
«Что она для него? Вторая живая душа на свете, которой ничего от него не надо: мать была первой. Он еще не знал женщины, которая не ждала бы, чтобы на нее посыпались, как из рога изобилия, все земные сокровища: бриллианты, замки, короны, деньги. А эта ничего от него не хочет, а сама дает все: только она, графиня Валевская, была той тихой и любящей спутницей жизни, к которой временами тянулась бурная душа Наполеона».
Впрочем, нет, она просила у него одной милости, но милости в такой степени не личной (речь идет о Польше), что замыслить ее могла лишь душа необыкновенно возвышенная, да и сам этот замысел означал, что человека, к которому адресовалась подобная просьба, приравнивают почти к Богу.
В глубине души Наполеон понимал, что он не Бог, но такое отношение ему очень льстило. Связей походных, сугубо эротических, у него было много, но за каждую приходилось платить. К Марии он относился снисходительно. Поначалу ему даже думалось, что встречи с ней просто приятно заполняют те маленькие трещинки свободного времени, которые у него иногда появлялись. Однако ее скромность, кротость и сердечная доброта незаметно для него самого с каждым днем покоряли его все больше и больше. Молодая, красивая, умная, она все больше подчиняла его, ведь с ней, и только с ней, он мог найти покой после трудов по управлению Европой. Ко всему прочему, она была настоящая дама из старинного аристократического рода, что для человека, вознесенного наверх революцией, было немаловажно. И он все больше к ней привязывался. На самом деле она была той женщиной, о которой он мечтал всю свою жизнь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});