Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Областное начальство вроде бы одобрительно улыбалось от такого проявления любви к полководцу. Улыбки застыли на их лицах, как приклеенные. Отходя в сторону кое—кто делал сигналы и знаки милицейскому руководству — принимайте меры! Но население в Свердловске особенное — тут большинство составляет «его величество рабочий класс», с ним никакая милиция не справится. Да и сами милиционеры с сияющими от восторга глазами вставали на цыпочки, чтобы лучше разглядеть маршала и выкрикивали его имя вместе со всеми.
Чтобы демонстрация не обернулась скандалом (шутка ли праздник сорвал!), Жуков сначала поднимал руки, просил успокоиться, делал знаки, чтобы проходили. Но это лишь подогревало людей и они продолжали выкрикивать его имя и добавляли еще громкое «Ура!» Пришлось Жукову покинуть трибуну. И люди постепенно, оглядываясь двинулись дальше, освобождая площадь для сгрудившихся на подступах к ней колонн.
Наверное и об этом было доложено в Москву, но там никак не отреагировали, дальше отправлять Жукова некуда. Дальше тайга, тундра, Ледовитый океан и Северный полюс. А 7 ноября, после торжественного марша войск, Жуков, чтобы не создать сумятицу, отошел в глубину трибуны и сел на скамеечку, вроде бы отдохнуть. Колонны демонстрантов опять остановились и стали скандировать: «Жуков! Жуков!», требуя, чтобы маршал появился на трибуне. Он покачал головой: «Ну, сибиряки, отдохнуть не дадут!» Подошел к барьеру. Его встретили восторженным «Ура!»
Как читатели знают, с 1949 по 1954 годы я работал в ГРУ Генерального штаба. В круг моих обязанностей входило, кроме других забот, комплектование и обучение разведподразделений.
В 1950 году я побывал в командировке в Уральском военном округе с целью проверки хода боевой подготовки указанных выше подразделений. Округом тогда командовал маршал Жуков.
Выполнив свою работу, я доложил о ее результатах начальнику разведки округа полковнику Белоконю. Полагалось мне сообщить об этом и начальнику штаба округа, что я и сделал в сопровождении начальника разведки.
В те годы я уже учился на заочном отделении Литературного института, и, кроме служебных обязанностей, у меня, конечно же, был большой писательский интерес к личности маршала Жукова (тогда я не думал, что буду писать о нем книгу). Я не скрывал своего желания увидеть маршала и хотя бы коротко поговорить с ним. Начальник штаба генерал—лейтенант Шевченко и полковник Белоконь отнеслись к моему любопытству с пониманием. Но, по официальному служебному положению, миссия моя заканчивалась на докладе начальнику штаба округа, подготовка спецподразделений входила в его круг обязанностей и к командующему округом мне идти не полагалось.
Начальник штаба сказал:
— Идите к нему на доклад, вроде вы меня не застали, а вам надо сегодня уезжать. Но, если он вас выгонит, пеняйте на себя!
На том мы и порешили.
Я пришел в приемную Жукова и попросил адъютанта доложить командующему, что как представитель Генштаба хотел бы доложить об итогах моей работы.
Адъютант сказал, показав на сидевшего в приемной полковника:
— Вот товарищ полковник тоже представитель из Москвы, из Управления ГСМ (горюче—смазочных материалов), заходите вместе.
Поскольку у меня были специальные вопросы да и потому, что полковник пришел раньше меня, я попросил полковника:
— Бы будете докладывать первым, а я после вас, когда вы уйдете.
Адъютант вернулся из кабинета и открыл перед нами дверь. Мы вошли. Жуков сидел за письменным столом, читал бумаги. Пополнел за последние годы, но, даже сидя, был величественно монументален. Он коротко взглянул на нас, из—за стола не вышел, не поздоровался, кивнул на кресло у столика, приставленного к его письменному столу.
— Прошу… Слушаю.
Мы представились. Полковник стал быстро докладывать о состоянии складов горючего, заправочных установках, и, как мне показалось, желая блеснуть перед маршалом знанием тонкостей своего дела, заговорил о мелочах, не на уровне командующего:
— Понимаете, товарищ Маршал Советского Союза, на многих заправочных горючее утекает. И даже здесь, на окружной заправочной, товарищ Маршал Советского Союза (он так несколько раз полностью повторял звание Жукова, и я заметил, как у Георгия. Константиновича дернулась щека), присел я, гляжу, а из—под машины — кап—кап, течет бензин. Так ведь и до ЧП недалеко, товарищ Маршал Советского Союза. Вспыхнуть может, какой—нибудь разгильдяй с окурком или кто—то металлом клацнет, искра может получиться…
— Как ваша фамилия, вы сказали? — очень тихо и явно стараясь быть спокойным, спросил Жуков.
— Пилипенко… Полковник Пилипенко, товарищ Маршал Советского Союза. (Точно фамилию полковника не помню, но она была вроде этой).
Жуков снял трубку телефона в/ч и набрал номер (видимо, начальника управления, в котором работал полковник).
— Алексей Николаевич, здравствуй, Жуков говорит. У тебя работает полковник Пилипенко? Да? Так вот прошу тебя больше не присылать ко мне таких дураков… Да—да, отправлю. Будь здоров. (И полковнику: «Идите и уезжайте»).
Полковник побледнел и вышел почему—то на цыпочках, стараясь ступать бесшумно.
Следующая очередь была за мной. Признаюсь, сердце у меня взволнованно запрыгало при виде происшедшего. Жуков посмотрел на меня, перевел взор на Золотую Звезду на моей груди и спросил:
— За что Звезду получил?
— За языками лазил… — и едва не сорвалось, как у того полковника — товарищ маршал…, но вовремя сдержался.
Лицо Жукова явно посветело, он всегда радушно относился к разведчикам.
— А где ты у меня служил, подполковник?
К несчастью, я служил на Калининском, 1–м Прибалтийском и 3–м Белорусском фронтах, которыми Жуков в те годы не командовал. Но разве можно об этом сказать?! Выгонит он меня как того полковника. И, мне кажется, я нашелся — быстро ответил:
— Все мы у вас служили, товарищ маршал.
И тут же подумал, что не вру, ведь Жуков был заместителем Верховного Главнокомандующего, и все мы действительно были его подчиненными. Не знаю, понял ли он мое затруднение и хитрость. В глазах его мелькнула какая—то лукавинка. Он сказал:
— Давай докладывай, что у тебя там…
Я коротко, очень коротко (учел печальный опыт предшественника) изложил результаты своей проверки.
Жуков слушал внимательно. Когда я закончил и встал, маршал тоже поднялся, вышел из—за стола, протянул мне крупную, но уже мягкую руку и сказал:
— Будь здоров, разведчик, — и очень хорошо, по—доброму, улыбнулся.
Я вышел окрыленный. На всю жизнь мне запомнилась эта встреча. После этого я Жукова если и видел, то со стороны, говорить с ним больше не довелось. Очень я доволен, что проявил тогда не знаю, как точно определить — напористость или нахальство и добился этого свидания. Эта встреча помогает мне в сегодняшней работе над книгой о Жукове. В коротком разговоре, за несколько минут, мне кажется, очень ярко проявились особенности его характера: и грубоватость, и прямота, и нетерпимость к болтовне, и серьезное отношение к делу, и уважение к боевому офицеру и, наконец, добрейшая улыбка, свидетельствующая о его человечности.
Холодная Сибирь подарила Жукову горячую любовь. Будто сжалившись над опальным маршалом, который так много перенес обид и невзгод, судьба свела его с замечательной женщиной. Звали ее Галина Александровна Семенова, она была военным врачом.
Тысячи лет, во многих романах и поэмах писали о любви. Казалось бы ничего нового о ней сказать невозможно. И все же у каждого человека любовь бывает своя, особенная. И встречает он ту единственную, которая может вызвать это состояние — окрыляющее, делающее человека счастливым. Бывает любовь с первого взгляда (как удар молнии), случается нарастает быстро, как снежный обвал, а порой затеплится от малой искры, разгорается медленно — годами и, наконец, полыхает великим пламенем.
У Жукова все слилось в одно чувство, оно охватило его при первой встрече и не отпускало до последнего вздоха на смертном одре. Да, было именно так: он полюбил Галину Александровну с первого взгляда, и дальше все понеслось, как снежный обвал. Георгий Константинович не считался с общественным мнением — ухаживал открыто, встречал Галину, когда она заканчивала работу, провожал домой, приглашал в театр, дарил цветы. Начальству об этом стало известно. Оно не одобряло поведение маршала: женатый человек, взрослые дети, самому за пятьдесят. Что это — седина в голову, а бес в ребро? Ну, поступал бы, как многие — встречался бы тайно и все было бы шито—крыто. Но Жуков и в любви был прямолинейный и несгибаемый. Он, позднее, развелся с первой женой, не опасаясь мнения начальства (разводы тогда очень не одобрялись) — не посчитался с тем, как отнесутся к этому дочери, друзья, сослуживцы. Он решительно ломал все, расчищая себе путь к счастью, которое он отныне видел только в жизни рядом с этой женщиной. И, преодолев все преграды, он прожил последние свои шестнадцать лет счастливо с Галиной Александровной, несмотря на все унижения и преследования.