Ногайцы, одним словом… Так они и происхождение имеют не от благородных монголов, а шайтан знает от кого. То ли от смеси кыпчаков с одичавшими киргиз-кайсаками, то ли вообще от недобитых хазар с выродившимися хуннами. Но уж точно не татары!
Совсем ничего сказать было неприлично:
— Михалыч, у разбойников точно подсчитанные потери больше полутора тысяч человек получилось. Тысяча шестьсот восемь голов. А если учесть раненых, что ушли восвояси, да потом не выжили, то оно гораздо больше получится.
Вот такие вот мирные земледельческие хозяйства на границах империи. Там чуть ли не у каждого, считая женщин, стариков и детей, есть пусть устаревшая, но огнебойная пищаль, а мужчины из дома без сабли и двуствольного пистоля в поясной кобуре и не выходят. Одна семья, работающая в поле, способна залпом со всех стволов десяток людоловов к шайтану отправить, что чаще всего и происходило. Потери, правда, есть, тут ничего не скажешь. Но это те, кого застали врасплох.
— Мухаммедыч, не спорю, как полководец ты выше всяческих похвал, — продолжил Самарин. — Но, кавалерией об косяк и растоптанный сапог в задницу, нужно же и внутренней стражей озаботиться. Есть у тебя такая, знаю… но чем она занимается? А она за денежку малую разбойников по всей Руси вылавливает, да набеговые подорожные у деревенских старост подписывает.
— Разве это плохо?
— А сорок один погибший — это хорошо?
Император опять засопел, но быстро справился с обидой, так как упрёки были вполне справедливыми. Но обиды Касим никогда и никому не прощал! Гнусные ногаи обязательно за неё ответят, когда им зададут страшный и смертельно опасный вопрос — кому на этом свете жить, а кому умирать. Есть под небесами лишние народы, попущением аллаха и кознями шайтана до сих пор существующие. Но это продлится недолго!
— Вырезать будем только ногаев, или прочие нам тоже мешают строить светлое будущее? — и вопросительно перевёл взгляд со Светлейшего князя на государя-кесаря.
— На твоё усмотрение, — пожал плечами Иван Васильевич. — Это твои земли, тебе и решать.
Касим кивнул и о чём-то задумался. Правда, по губам можно было прочитать, что он про себя занимается подсчётом каких-то цифр и сумм. Но вот расплылся в довольной улыбке:
— У нас же работников на рытье Суэцкого канала постоянно не хватает!
Самарин пожал плечами:
— Сколько можем прокормить, столько и держим.
— Вот! — Касим поднял к небу указательный палец. — А этих можно кормить в два раза меньше.
— Так передохнут же.
— На всё воля всевышнего! — император совершил ритуальный жест омовения. — Авось и не передохнут.
Глава 13
Глава 13
Чёрное море. Борт ушкуя «Похмельная Стратим».
— Сокол или решка? Керчь или Евпатория? Дон или Днепр? — Маментий держал в руке пойманную рублёвую монету, но растягивал удовольствие, не торопясь раскрывать ладонь., чтобы наконец-то окончательно определиться с маршрутом.
Изначально Бартош собирался возвращаться в Москву по Днепру до Смоленска, а там пересесть на коней, но прибывший буквально вчера посыльный кораблик принёс известия о том, что начались взрывные работы по расчистке днепровских порогов, с одновременным строительством обводного канала. Канал на будущее, когда появятся суда повышенной грузоподъёмностью, для которых проход даже углублённого русла останется проблемой.
Работы могут задержать на неделю, если не больше. Но могут и не задержать, если случится перерыв. Даже не перерыв, а какая-нибудь другая часть работ, не связанная со взрывами.
Если же подниматься вверх по течению Дона, то можно воспользоваться прекрасно обустроенным волоком до Волги, и сойти на берег прямо в Москве у кремлёвских стен. Удобно, что ни говори! Волок уже несколько лет не совсем волок, так как проложенная дубово-железная дорога на воловьей тяге позволяет перевозить корабли даже без разгрузки довольно быстро.
Так что, в принципе, оба пути равноценны.
— Вот, зараза! — Маментий и сам не заметил, что в задумчивости крутит пойманную монетку между пальцев, и уже не разберёшь, как она изначально выпала. — Кидаем ещё раз! Сокол или Кремль?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
На рублях нет портрета государя-кесаря или изображений каких-нибудь святых. На одной стороне — сокол Рюриковичей, а на другой — кремлёвская башня. Не какая-либо конкретно, просто башня с обозначенным на фасаде номиналом. Всяко лучше и красивее, чем пьяный гном на иохимсталерах, или помесь скомороха с Кащеем Бессмертным на золотых флоринах.
Монета закрутилась в воздухе, блеснув в лучах яркого осеннего солнца, и легла в подставленную ладонь. Кремль! Курс на Евпаторию, там небольшая стоянка с осмотром и мелким ремонтом при необходимости, и далее вверх по Днепру. Поехали!
— Семён, рули к дому! Скоро в твоей хвалёной баньке париться будем!
Ушкуем командует Семён Вторушевич Третьяковский, из смоленских купцов по происхождению, но тяги и способностей к торговле у себя не обнаруживший. А вот лихая работа, да ещё под надёжной рукой государя-кесаря, пришлась по душе. Уже пять лет бороздил Семён моря и окияны, поднявшись от простого бойца судовой рати до самого главного на корабле, а при надобности становился начальником для над десятком ушкуев, объединившихся для взятия большой, вкусной, и достаточно сильной добычи. Прибрежный город какой-нибудь на меч взять, например, или венецианский караван из тех, что регулярно пытаются пробраться из Леванта под охраной боевых галер.
Бравому капитану всего двадцать три года, и есть у него потаённая мечта — стать первым в истории Руси морским воеводой, или адмиралом, если говорить на иноземный манер. Пока вроде бы всё к этому и идёт, а старые ушкуйники лишь одобрительно улыбаются в седые бороды, пропуская молодёжь к подвигам и свершениям без всякой ревности к успехам.
А чего ревновать, если самим скоро на покой при полном государевом пенсионе, а размер того пенсиона напрямую зависит от морских успехов, пополняющих казну на изрядные суммы. Это не у сухопутных отставников, где всё определено и подсчитано заранее. Морские деньги, как и само море, штука игривая и непостоянная.
В сторону Днепра Третьяковский повернул с превеликой охотой. У него в Смоленске родительский дом, отец с матерью, ещё крепкие для своего возраста, да младшие братья с сёстрами. И ещё знаменитая баня, которую пока никто не видел, но все о ней были изрядно наслышаны. Дескать, сделана по лучшим образцам Беловодья и Рима изначального, взяв достоинство от того и того, но благополучно избавлена от каких-либо недостатков. Вроде как даже в Москве пока таких нет.
Вполне возможно, с баней всё так и есть на самом деле, во вранье Семён никогда не был замечен. Он даже морские байки не рассказывал, предпочитая отмалчиваться даже в ответ на прямые вопросы посторонних людей. Ибо сегодня ты языком треплешь из любви к досужим разговорам, а завтра сознательно врагу планы выдашь. Или несознательно, что нисколько не лучше.
Команда на ушкуе подобралась под стать командиру. Самому старшему, иероманаху Григорию, ещё недавно бывшему Равилем Хасановичем, тридцать пять, а остальные молодые, в меру наглые и борзые, без меры храбрые, жадные до подвигов и славы, и не верящие в собственную смерть. Нет, она где-то есть, как неизбежная на море случайность, но не здесь и не сейчас. То есть, её как бы и не существует.
Весть о курсе через Смоленск ушкуйники встретили дружным одобрительным рёвом. Большинство бойцов родом из тех мест, почти у всех там дома и родственники. А ещё там девки подросли, перед которыми можно гоголем пройтись, да приглядеть на будущее. Нет, никакого баловства, исключительно с самыми серьёзными целями. Почему бы не задуматься о семейной жизни, раз доходов хватает, и при каждом посещении отчего дома родители только и твердят о желании понянчить внуков? Сам государь-кесарь пример подаёт!
Почти каждого в славном городе Смоленске кто-то ждёт. Но как чуть позже оказалось, ждали их не только в Смоленске, но и гораздо ниже по течению Днепра, причём с самыми недобрыми намереньями. Но чтобы узнать это, нужно немного вернуться в совсем недалёкое прошлое.