О Боже, нет! Она побежала быстрее. Прочь из крепости. За пределы его власти.
Но он никогда не отличался сдержанностью.
– Проклятье, Мюриел. – Граф схватил ее за руку и, дернув, вынудил остановиться. – Клянусь всем святым, ты выслушаешь меня.
Она ощетинилась, боль обратилась в гнев. Она ненавидела, когда он так с ней разговаривал: как холодный, властный граф Сазерленд с ничтожной подданной.
Как мог этот суровый, грубый мужчина завоевать ее сердце?
Но ведь он не всегда такой. В редкие, беспечные мгновения он может быть забавным, нежным, страстным…
«Я люблю тебя, Мюриел». Да, видно, недостаточно. Она поймала свое сердце и водворила его туда, где оно должно быть. В груди, не в облаках.
Вздернув подбородок, она встретилась с ним взглядом.
– Не прикасайтесь ко мне.
Никогда больше не даст она ему права прикасаться к ней. Он единственный оставшийся на свете человек, который хорошо знает, почему насильственное прикосновение так ей противно.
Пытаясь сохранить как можно больше достоинства, она поборола порыв уйти и посмотрела ему в лицо.
– Вы чего-то хотели?
Глаза его сузились от ее холодного, безразличного тона.
– Я не возразил, когда моя сестра посадила тебя на помосте. – Она постаралась не вздрогнуть, но жестокое напоминание о разнице в их положении больно резануло. Он потемнел лицом, не замечая или не обращая внимания на боль, которую причинил ей. – Но я не потерплю, чтоб мой дом превращали в бордель.
Она была так ошарашена, что даже не нашлась что ответить. Могла только потрясенно смотреть на красивое лицо мужчины, который сейчас казался ей незнакомцем. То, на что он намекает, просто невозможно – по крайней мере для того мужчины, которого она знала.
Как до этого дошло? Как нечто настолько чудесное могло так извратиться?
Из-за того, что она не дала ему того, чего он хотел?
– Прошу меня простить великодушно, – проговорила она чопорно, старательно цепляясь за обрывки своей несчастной гордости, – но я не понимаю, о чем вы толкуете!
Он наклонился ближе, его синие глаза вспыхнули каким-то опасным чувством, которое она не смогла определить.
– Я толкую о том, как ты вела себя с одним из гостей в моем доме.
До нее наконец-то дошло.
– Вы имеете в виду Макгрегора? – потрясенно выпалила она.
Его рот сжался.
Ей стало смешно. Эта мысль была так нелепа. Макгрегор – красивый дьявол, и ей было лестно его внимание, но кокетничать с ним даже не приходило в голову…
Она ахнула, понимание ударило подобно молнии. Он ревнует. Этот мужчина, разбивший ей сердце на мелкие осколки, ревнует. Потому и ведет себя так.
Дурак. Какой же он дурак.
Она собрала всю боль, которую он причинил ей, в комок презрения. Он не стоит более ни секунды ее времени. Он сделал свой выбор, а она сделала свой.
– Следующий раз я буду более осмотрительной.
Она повернулась, игнорируя его, и пошла прочь. Но он остановил ее, снова схватив за руку.
– Ты не собираешься это отрицать?
Если б она не была так зла, то рассмеялась бы над его мальчишеским возмущением. Сердце колотилось, но она упорно не смотрела на удерживающую ее руку. Не собиралась дать ему понять, как действует на нее это прикосновение. Как ощущение его пальцев обжигает кожу. Как встают дыбом волоски на руках. Как каждой клеточкой своего существа ей хочется прильнуть к этой мощной груди и позволить этим рукам еще раз обвиться вокруг нее. Как горят губы воспоминанием о его поцелуе.
«Я люблю тебя, Мюриел», – вновь прозвучал его голос у нее в голове, но она заставила его замолчать.
– Я не считаю, что должна вам что-то объяснять. Вы мне не вождь, не отец и не… муж. – Грудь сдавило. Она сделала глубокий, прерывистый вдох. – Я не отчитываюсь перед вами.
Ей следовало бы знать, что не стоит бросать вызов могущественному, властному мужчине. Сэр Уильям, граф Сазерленд, не любит получать отказ. Глаза графа опасно вспыхнули, прямо как у его вспыльчивого брата.
– Пока ты живешь на моей земле, ты будешь отчитываться передо мной. – Голос его был непререкаемым и твердым как сталь.
– И что же вы сделаете? Подчините меня своей воле? Вам станет легче, если я буду у вас под каблуком и вы сможете меня контролировать? Я не дала вам того, чего вы хотите, поэтому теперь вы будете изводить меня и командовать мной?
– Иисусе. – Рука его упала, словно она обожгла его. – Нет, конечно.
Она заметила мимолетный проблеск отвращения к себе, прежде чем маска холодного, властного графа вернулась на место.
Они мерились взглядами в угасающем свете дня. Властный мужчина, не привыкший к отказам, и слабая женщина, которая посмела сказать ему «нет».
– Я не хочу, чтоб ты проводила так много времени с моей сестрой, – сказал он через минуту. – Это… – Он замолчал. – Это может заронить ей в голову нежелательные мысли.
Как легко ему причинить ей боль. Не надо даже стараться. Несколько небрежно брошенных слов, и она уже мучается. Как он может говорить, что любит ее, если не уважает?
Силы покинули ее. Она обмякла, вся воинственность ушла. Голос ее прозвучал чуть громче шепота.
– Если вы считаете меня шлюхой, это не значит, что я ею являюсь.
Он выругался, его ледяная маска треснула, как поверхность озера весной.
– Святое небо, Мюриел, я не считаю тебя шлюхой.
– Нет, вы просто хотите, чтоб я стала вашей любовницей. Дом, драгоценности, спокойная, обеспеченная жизнь, так вы выразились? Все, чего только моя душа пожелает. – Кроме того единственного, что действительно важно. Она взглянула на него. На этот раз не в силах сдержать слезы, которые потекли по щекам. – Знаешь, в чем ирония, Уилл? Тебе незачем было делать меня своей дорогостоящей шлюхой. Я отдала бы тебе все безо всякой платы.
Она так сильно любила его. Он узнал самое страшное и, о чудо, ответил на эту любовь. Она никогда не думала, что такое возможно. Она отдала бы ему все. Но потом он все испортил.
Он оцепенел.
– Я бы не опозорил тебя.
Она рассмеялась. Как же ей ненавистна мужская логика. Взять то, что она предлагает просто так – позор и бесчестье, а сделать ее своей официальной любовницей – нет? Неужели он не понимает, насколько его предложение оскорбляет ее? Он дал название тому, что между ними было, и все опошлил.
– Проклятие, Мюриел. Я граф. У меня есть обязательства. – На лице его промелькнула мука, проблеск чувства, которое он так хорошо скрывал. Настолько хорошо, что она почти забыла, что оно существует. – Что еще я мог сделать?