— Сегодня не мой вечер.
Они всегда были честны друг с другом; он и сейчас не хотел увиливать от правды. Но в чем же, однако, заключалась эта правда? В том, что встреча с Девон Джеймс еще раз всколыхнула в нем чувства, в которых он не хотел признаваться даже самому себе? Или в том, что он испытывал к ней сильное, грубое физическое влечение, хотя знал, что пытаться реализовать его смерти подобно?
— Понимаешь, мои мысли где-то за тысячу миль отсюда, вот в чем дело… Наверно, мне нужно просто хорошенько выспаться.
Акеми не отводила от него внимательного взгляда. В миндалевидных глазах мелькнуло что-то недоброе, но она тут же взяла себя в руки.
— Хорошо, я позвоню и вызову тебе такси.
Джонатан молча кивнул головой, надел галстук, ранее небрежно брошенный на кресло, взял из ее рук кашемировое пальто и направился к двери.
— Спокойной ночи, — сказал он несколько более резко, чем следовало.
Затем Стаффорд вышел на лестничную площадку и решительно закрыл дверь.
На улице он почувствовал себя лучше. Но поняв, почему ему полегчало, очень испугался.
Утром в понедельник, точно в назначенное Джонатаном время, в доме Девон зазвонил телефон.
— Я приглашал вас на обед, — сказал он, — но как бы вы отнеслись к предложению пойти вместо этого в театр? Позвонил мой друг и спросил, не хочу ли я в среду послушать «Отверженных». Места в третьем ряду партера, середина. Что-то у него случилось, сам он пойти не может. Я знаю, что эта рок-опера идет уже не первый день, но раньше мне как-то не удавалось ее послушать.
— Мне тоже.
— А потом мы могли бы поужинать и поговорить.
Какая-то новая интонация… Он говорил, как всегда, деловито, но в голосе его слышалось нечто похожее на нетерпение или предвкушение удовольствия.
— Вы уверены, что это хорошая мысль?
— Принимая во внимание некоторые обстоятельства? — спросил он, повторяя слова, сказанные ею на выставке.
— Да.
— Ну, а почему для разнообразия не совместить приятное с полезным? Не так уж часто мне предоставляется такая возможность.
Она колебалась недолго.
— В среду, вы говорите?
— Да, в среду.
— Хорошо, согласна. В самом деле, может получиться забавно. К которому часу я должна быть готова?
— Я заеду за вами в семь.
— Насколько я понимаю, вы знаете, где живу.
Он ведь вызнал про нее почти все. Во всяком случае, ему так кажется.
— Да, знаю, — невозмутимо признался он после некоторой паузы.
— В таком случае жду вас в среду.
В среду в семь он приехал за ней — красивый, в дорогом черном костюме. Похоже, итальянском, решила Девон.
Она пригласила его войти и немного подождать. Ей надо было достать пальто.
— У вас очень мило. — Он оглядел мебель, картины и скульптуры, со вкусом подобранный антиквариат. — Элегантно и в то же время удобно. Мне такой сплав очень нравится. — Кажется, и она в его доме говорила нечто подобное.
— Благодарю вас. Дизайн в основном мой.
Он улыбнулся.
— В таком случае очень жаль, что у нас сейчас мало времени. Я убежден, что внутренний мир человека лучше всего отражается в атмосфере и обстановке его дома. — Он огляделся. — Подумать только, сколько я мог бы узнать о вас, Девон Джеймс. — Его серо-голубые глаза прошлись по ее лицу, затем скользнули ниже. У нее было ощущение, что Джонатан трогает ее обнаженную грудь сквозь несколько слоев материи.
Джонатан похвалил ее наряд — белую блузку из шелковой парчи и черные шелковые, сужающиеся книзу брюки. Девон нервно улыбнулась, взяла его за руку и повела к двери.
— Как вы правильно заметили, у нас мало времени. Не хотелось бы опаздывать.
В лимузине они говорили мало, лишь обменялись ничего не значащими фразами о холоде, ненастной погоде и событиях дня.
Их совместное посещение театра и ресторана могло бы оказаться приятным светским времяпрепровождением и не более того, если бы Стаффорд не касался ее плечом и не держал в ладони ее пальцы. Девон чувствовала власть и сексуальность этого мужчины; ее била внутренняя дрожь и пересыхало во рту. Она замечала, какими глазами смотрит на нее Стаффорд, как следит за каждым ее движением, пыталась представить себе, какие чувства он при этом испытывает. Но он был достаточно умен, чтобы маскировать свои эмоции. Теперь же, в театре, выражение его лица говорило лишь о реакции на происходящее на сцене. Девон была ему благодарна за приглашение, хотя радоваться и не следовало: он сам предельно ясно давал понять, что пойдет на все, лишь бы помешать ее работе. На сей раз он просто-напросто избрал другой способ давления. Но Девон держалась твердо. Ничто не сможет переубедить ее и заставить бросить начатое.
«Просто скажи «нет»» — вспомнила она призыв к наркоманам на плакатах, расклеенных по городу, и чуть не улыбнулась. Не похоже было, что Стаффорд способен учинить над ней физическую расправу. Тем не менее он был из тех людей, с которыми нужно считаться, а непреодолимое влечение к нему ослабляло ее позиции. Она была обязана жестко контролировать свое поведение и не могла позволить, чтобы личные чувства помешали реализовать задуманное…
— Не помню уж, сколько лет я не был в бродвейских театрах, — сказал он, прерывая ее размышления. — Обычно я слишком занят.
— Я начинаю думать, Джонатан Стаффорд, что вы слишком усердно работаете.
Он вздохнул, соглашаясь с ней.
— В этом нет ничего загадочного. Давно пытаюсь решить одну кадровую проблему — подобрать себе заместителя, на плечи которого я мог бы взвалить хотя бы часть своих дел по руководству компанией. Отлично знаю, какой человек мне нужен, но пока еще такого не встретил. По крайней мере, так я сам себе объясняю свою замотанность. Но что поделаешь — не вижу никого подходящего…
— Может быть, вы слишком привередливы?
Джонатан улыбнулся.
— Верно, очень привередлив и разборчив. — Он посмотрел на Девон с явным восхищением.
Но он и сам был достоин восхищения — весь литой, с бугристыми мускулами, смуглокожий, с необыкновенно мужественными, чеканными чертами лица.
Она поймала себя на том, что улыбается и краснеет, как пятнадцатилетняя девочка. Неотразимый, обаятельно улыбчивый, Джонатан играл на ней, как маэстро играет на хорошо настроенном музыкальном инструменте.
Девон знала, что и зачем он делает, и тем не менее не могла заставить себя не поддаваться его чарам. Только спектакль спасал ее. Если бы не представление, она бы, наверно, капитулировала без всяких условий. Но опера захватила ее с начала увертюры и до финального аккорда. Изумительные костюмы, роскошные декорации, невероятно талантливая труппа, великолепная музыка. Такого шедевра Бродвей, кажется, еще не знал.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});