— У меня был Мартин Картрайт, — дождавшись паузы, выпалил Сидни. — Он примчался прямо от тебя.
— Ну и что?
— Это все, что ты можешь мне сказать?! — раздраженно спросил он.
— Сидни, ради всего святого, что ты еще от меня хочешь?!
— Неужели тебе не интересно, зачем он ко мне приходил?
— Догадываюсь. И жалею, что он пошел к тебе. Но что сделано, то сделано. Твое раненое мужское самолюбие меня не волнует. Но хоть бедный Мартин, случись ему столкнуться с тобой вновь, будет теперь избавлен от твоих свирепых взглядов!
— Шерил, пожалуйста! — хрипло взмолился Сидни и стальными, как ей показалось, пальцами схватил ее за плечи. — Я жил все эти шесть лет с уверенностью, что Мартин Картрайт… Да выслушай ты!
— Нет, это ты выслушай меня! — выкрикнула она, ибо все прежние ее страхи вдруг выплыли наружу. — Мне плевать, сколько у тебя денег и адвокатов! Я не позволю тебе забрать у меня Сидди!
— Господи, Шерил, что ты такое говоришь? Как ты могла подумать, что я способен на нечто подобное?
— А вот и могла! Ведь я уже позволила тебе в отношении Сидди все, чего ты хотел, но ты продолжаешь терзать меня. — Она попыталась вырваться, до предела раздраженная и напуганная, но Сидни только сильнее сжал ее плечи. — Почему ты не хочешь просто оставить меня в покое?
— Потому что… Боже, помоги мне! Потому что я не могу.
— Ах не можешь?! Да ты, Сидни, отпетый лицемер, и с этим уже ничего не поделаешь! Но почему бы тебе хоть раз в жизни не быть правдивым? Почему ты не сказал мне все тогда, шесть лет назад, навязав мне этот никогда не кончающийся кошмар? — гневно кричала Шерил. — Если ты действительно познал в жизни великую любовь, то почему же не мог допустить, что я тоже люблю, и не меньше, чем способен любить ты?
— Шерил, умоляю… — судорожно прошептал он. — Ты ошибаешься!
— Ошибаюсь? — Она была потрясена и не могла сопротивляться тому, что рвалось из души. — Ты был для меня всем… Так что же, я ошибалась, ожидая от тебя честности? — Она ненатурально засмеялась. — Да нет, куда там! Я отдала тебе всю свою любовь, какую имела, а ты, впервые услышав о ребенке этой любви, сухо поинтересовался, не Мартин ли его отец!
Она остановилась перевести дыхание, железная хватка его пальцев ослабла, и он заключил Шерил в объятия.
Сил освободиться у нее не было, поток прорвавшихся чувств немного ослабел, но все еще бурлил проклятиями. Потом она зарыдала и, продолжая несвязно бормотать свои обвинения, уткнулась в грудь Сидни. Даже когда он поднял Шерил и понес в гостиную, жалобы и упреки продолжали срываться с ее губ. Осознание реальности начало проникать в мучительный хаос ее рассудка, лишь когда Сидни бережно усадил ее на диван, сел рядом и, прижав к себе, начал укачивать.
Почувствовав отвращение и ужас, порожденные собственными душераздирающими воплями и словами, Шерил отпрянула от него.
— Ну, говори не говори… — Она успокоилась, но это было спокойствие, порожденное опустошенностью. Ее заплаканные глаза уставились на нервно сцепленные пальцы. — В сравнении с тобой я должна считать себя счастливой. Потерять тебя было все равно что лишиться жизни, но когда я почувствовала, что во мне растет дитя, то вновь обрела смысл существования. Деньги и удовольствие от известности — ничто перед этим чудом, разве что средства, позволяющие обеспечить ребенку материальный комфорт.
— Шерил, я люблю тебя!
— Прекрасно! Сначала ты предлагаешь мне выйти за тебя замуж, а теперь еще и в любви объясняешься! — хрипло воскликнула она, ужаснувшись его словам. — Вот это в тебе меня и пугает… Будет ли конец? Неужели ты не можешь успокоиться, раз и навсегда поверив, что Сидди ты не потеряешь?
— Ну как мне до тебя докричаться? — взорвался он. — Пойми ты, не о Сидди речь! Я говорю, что люблю тебя, Шерил! Ты единственная женщина, которую я всегда любил! — Он вскочил с дивана, шагнул к камину и, положив руки на мраморную полку, уронил на них голову. — Эти шесть лет были сплошным кошмаром. Сам не пойму, как я умудрился прожить их… А теперь я встретил тебя. — Он резко повернулся, на его лице было невыразимое страдание. — Единственное, что было неизменным во всем этом безумии, так это то, что я никогда никого, кроме тебя, не любил.
— Безумие? — изумленно переспросила Шерил, судорожно пытаясь найти хоть какое-то подобие смысла в его абсурдных словах. — А твоя невеста? — уцепилась она за единственно ясную мысль, которую ей удалось выдернуть из хаоса сознания. — Ты ведь любил ее…
— Эстер? — Он вздохнул. — Да, я любил Эстер. Но не как мужчина любит женщину. Когда мы познакомились, она была в полном смысле девочкой, и я любил ее как сестру.
— Мужчины обычно не женятся на женщинах, которых любят как сестер, — без всяких интонаций заметила Шерил.
— Нет, обычно не женятся… — проворчал Сидни, взъерошив волосы. — Когда мы были детьми, наши матери между собой пошучивали, мол, вот вырастут наши детки и поженятся. — Сидни горестно покачал головой. — По совести говоря, я даже не заметил, в какой момент Эстер изменила ко мне отношение, перестав считать братом. Но когда до меня дошло… — Умолкнув, он тоскливо посмотрел на Шерил и, видя, что она молчит, продолжил: — Словом, я ни о чем не догадывался до тех пор, пока не вынужден был, оставив тебя, уехать на несколько дней в Крайстчерч. Тогда-то мне и стало известно, что здоровье бедняжки Эстер подорвано с детства… О, если бы я повнимательнее как врач пригляделся к ней, то давно бы заподозрил неладное, задолго до рокового дня, когда узнал, что жить ей осталось от силы месяц… Но, увы, ничего этого я не знал, и, когда отец сообщил мне грустную новость, был потрясен.
Слушая его горестный рассказ, Шерил будто окаменела — ни слова не могла вымолвить, ни рукой пошевелить. А ей так хотелось выразить свое сочувствие!
— Чудовищная несправедливость: все блаженство жизни было для меня заключено в одной тебе, а бедная маленькая Эстер, которая вскоре должна была расстаться с жизнью…
Едва ли осознавая свои действия, Шерил встала, молча подошла к Сидни, за руку отвела к дивану и усадила рядом с собой.
— С Эстер не обсуждали серьезности ее положения. Люди предпочитают утаивать от больных такие вещи. А она к тому же казалась слишком юной для своих двадцати четырех…
— Считаешь, что ей должны были сказать? — тихо спросила Шерил.
— Думаю, на самом деле она все знала, хотя тогда я не был в этом уверен, — пробормотал Сидни. — Подозреваю, что она просто не позволяла другим догадаться, что все понимает, такова уж была эта девушка. А со мной она и подавно не стала бы делиться. — Он зажмурился. — Через два дня после моего приезда в Крайстчерч родители Эстер пригласили нас с отцом на обед. Я впервые видел ее после того, как узнал скорбную новость. Все это было так страшно, казалось такой невероятной жестокостью, что я обнаружил полную неспособность вести себя естественно. Я сознавал, что был к ней гораздо внимательнее, чем обычно. После обеда мы вышли прогуляться в сад, и она спросила, встретил ли я уже хорошую женщину. Мы и раньше в шутку задавали друг другу подобные вопросы… — Он тяжело вздохнул. — Мог ли я рассказать ей о тебе? Да я себя чуть ли не виноватым перед ней чувствовал из-за нашего с тобой счастья! Вот так и вышло, что я брякнул, дескать, никого у меня нет, а она добавила: «Кроме меня». Я что-то пробормотал в ответ, до сих пор не помню что именно, но в результате, когда мы вернулись в дом, Эстер объявила своим родителям и моему отцу о нашей помолвке. Они были потрясены, естественно, но не настолько, насколько был потрясен я…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});