Прав ли он, интересовался легат, отпуская схваченных по анонимному доносу, и тех, кто объявили себя нехристианами, публично помолились римским богам, возлили ладан с вином перед статуей Траяна и похулили Христа (нечто такое, добавляет Плиний, чего настоящий христианин не сделает)? Однако его основные сомнения касались людей, которые сказали, что были христианами в прошлом, но ушли из этой секты, а в доказательство почтили изображение императора и статуи богов, и опять же похулили Христа. В конце концов, пишет Плиний, в остальном поведение христиан невинно. Они лишь собираются «в установленный день» (воскресенье) до рассвета, воспевают гимны Христу как богу и клянутся не совершать преступлений, после чего расходятся, а потом в тот же день сходятся снова для совместной трапезы. Надежность этих сведений была подтверждена допросом под пыткой двух рабынь-дьяконисс. За исключением нежелания участвовать в римском поклонении, с точки зрения Плиния, христианство означало лишь безобидное суеверие. Одним словом, если люди не совершили преступлений, следует ли их наказывать лишь за то, что они некогда были христианами? Означает ли слово «христианин» нечто преступное по определению?
На пространное и подробное письмо Плиния Траян отвечает четко и лаконично, не углубляясь в конкретику. Готового ответа на все сложности у него нет, но он дает три основные установки. Во-первых, специально выискивать христиан не надо. Во-вторых, не надо учитывать анонимки. Траян настроен прогрессивно и замечает: «Это было бы дурным примером и не соответствует духу нашего времени» ( Nam et pessimi exempli nec nostril saeculi est ). В-третьих, надо проводить следствие. Если будет доказана вина, христиан следует наказать. Но если человек отречется и «помолится нашим богам», его следует простить независимо от прошлого поведения (Траян не говорит напрямую о поклонении императору!)
Более столетия с христианами поступали по правилам, которые изложил Траян и впоследствии уточнил Адриан. В письме, посланном в 121/122 году Минуцию Фундану, проконсулу Азии, и по сути представляющем собой ответ на письмо его предшественника, Сильвана Граниана, Адриан настаивает на необходимости судебных дознаний в отношении христиан: нельзя обвинять на основании одних лишь воплей и требований. Обвинителям необходимо доказать, что христиане нарушили закон. Адриан грозно добавляет: «Особенно постарайся, ради Геркулеса, о том, чтобы если кто по клевете потребует к обвинению кого-либо из христиан, тебе поступать с таким человеком наистрожайшим образом, соразмерно с гнусным злодеянием его» (цит. по: Юстин, Первая Апология , 68). [20] Рим был озадачен поведением христиан, но все-таки императоры настаивали на соблюдении законности.
Траян и Адриан разработали юридическую основу линии по отношению к христианам. Активные гонения на Церковь начались позже – при императоре Деции в 249/250 году. В качестве новшества Деций (а впоследствии Диоклетиан и Максимиан) лично председательствовал на судебных процессах над христианами.
Описав исторический контекст, мы можем теперь обратиться к литературным источникам, отражающим развитие христианства между концом I и серединой II века. Все они написаны на греческом языке. Это Первое и Второе послания Климента Римского, семь подлинных посланий Игнатия Антиохийского, Послание Поликарпа Смирнского, «Мученичество Поликарпа Смирнского», «Пастырь» Ерма и Послание к Диогнету.
Послание Климента Римского (около 95/96 года)
Название « Первое послание Климента» неудачно, поскольку «второго» послания не существует. Текст, который называют «Вторым посланием Климента», написан другим человеком, да и вообще это не послание, а проповедь.
Первое послание представляет собой длинную нотацию, направленную римской церковью коринфской церкви. Связана она с тем, что у коринфян местные «молодые львы» низложили епископов и дьяконов. В Послании делается попытка восстановить гармонию и мир. Общинная гармония ( homonoia ) – одно из ключевых слов данного текста (как и в посланиях Игнатия Антиохийского). Римская церковь хотела вернуть статус-кво, восстановив в должности руководителей, которые изначально были назначены апостолами Петром и Павлом (1 Клим 5:4–5; 44:1–2). Коринфская система явно отличалась от системы Дидахе, где епископы и дьяконы избирались общиной.
Послание доносит до нас взгляды римской общины : конкретный автор не обозначен. По имени упомянуты лишь Клавдий Эфеб, Валерий Витон и Фортунат (посыльные, о которых мы больше ничего не знаем). Атрибуция Клименту носит вторичный и поздний характер. Согласно Евсевию ( Церковная история , 3.4.15), этот Климент был третьим епископом Римским (первым же – Петр), хотя Тертуллиан считает Климента непосредственным преемником Петра. Вместе с тем Ерм, написавший «Пастырь» в середине II века, упоминает некоего Климента, чьей задачей было поддерживать связь римской общины с другими церквами: «Климент отошлет [книжку, полученную от Ерма] во внешние города, ибо ему это предоставлено » ( Видения , 8.2). [21] Поскольку автор Послания нигде не высказывается с властью крупного церковного лидера, как если бы он был папой Климентом, вторым или третьим епископом Рима, его отождествление с Климентом, секретарем римской церкви по международным отношениям, вполне возможно. Текст обычно датируют 95–96 годами, концом правления Домициана. Если так, то за вычетом Дидахе, перед нами – древнейший вненовозаветный христианский текст.
Структура церкви
Послание содержит любопытные детали относительно организации церквей в конце I века. Мы помним, что у нас нет аутентичных высказываний Иисуса о церкви: синоптические евангелия на сей счет молчат, если не считать нескольких глосс, добавленных к Матфею (см. главу 2). В отличие от Павлова мира, где при жизни апостола общины уже имели монархический епископат (Тимофей в Эфесе, Тит на Крите), коринфская церковь Первого послания Климента, подобно общине Дидахе, управлялась множеством епископов и дьяконов (1 Клим 42, 44). Как епископы, так и дьяконы именовались пресвитерами (старейшинами) (1 Клим 44:4; 47:6; 54:2; 57:1; возможно, 1:3), что вносит некоторую путаницу.
В чем состояли основные задачи этих церковных лидеров? Некоторые уважаемые ученые (например, Альтанер и Генри Чэдвик) полагали, что они должны были главным образом приносить жертвенные дары, то есть совершать Евхаристию (1 Клим 44:4). Однако данное толкование выглядит натянутым. Когда текст объявляет грехом низлагать тех, кто свято и безгрешно приносит дары епископства, относить это лишь к священной трапезе значит неоправданно сужать смысл. Из чего видно, что речь не идет также о долге епископов образовывать и назидать верующих?
Есть в Послании и важные сведения о роли Святого Духа в жизни церквей. Климент, как и Варнава, отлично знает Библию, включая апокрифы (он цитирует Премудрость Соломона и упоминает Юдифь), и хвалит коринфян за знание Священного Писания (1 Клим 53:1). Отметим, например, что он видит в жертвоприношении Исаака прообраз жертвы Иисуса. Эта тема есть у Павла и в Послании Варнавы (7:3), но Климент, явно опираясь на древнюю иудейскую экзегетическую традицию, подчеркивает добровольность роли Исаака: «Исаак, с уверенностью зная будущее, охотно стал жертвой» (1 Клим 31:3). [22] (То есть он знал, что Бог остановит Авраама.) Климент знаком и с синоптическими евангелиями, хотя цитирует их реже, чем Ветхий Завет. Он ссылается на слова Иисуса (1 Клим 46:7–8) и упоминает «послание блаженного апостола Павла», который тоже сетовал на разделения в коринфской церкви (1 Клим 47:1; ср. 1 Кор 1:12). Судя по всему, канонизация евангелий и Павловых посланий уже шла полным ходом, хотя Новый Завет еще не считался таким авторитетным в вероучительном плане, как Септуагинта эллинизированных иудеев, созданная (согласно легенде) семьюдесятью переводчиками.
В отличие от Варнавы, Климент не выказывает антииудейского настроя. Он также не склонен регулярно истолковывать Ветхий Завет аллегорически. А от его прямого упоминания молитвы Моисеевой, где Моисей просит Господа простить иудеев за идолопоклонство с золотым тельцом, Варнаву хватил бы удар (1 Клим 53:2–5). Варнава-то думал, что, коль скоро Моисей разбил каменные скрижали, Божий Завет с иудейским народом закончился, едва успев начаться!
Образ Иисуса
В плане христологии, богословского образа Иисуса, Климент делает шаг вперед по сравнению с Дидахе, где Иисус описан лишь как «Раб» ( pais ) Божий. Этот скромный титул («Раб», «возлюбленный Раб») трижды встречается у Климента, но в целом не характерен и ограничен главой 59. Поэтому не исключено, что молитва, в которой содержится данная фраза, взята автором из более раннего источника с менее развитой христологией. В остальном Иисус именуется «Сыном Божиим» (1 Клим 36:4; 59:2–4), «благодетелем душ наших» и «первосвященником», как и в Послании к Евреям (1 Клим 36:1; 61:3; 64:1).