Читать интересную книгу Перед лицом Родины - (Бирюк) Петров

- Послушайте меня, дорогая... Александра Прокофьевна, кажется, умоляюще проговорил Константин, - но если вы не хотите принять это, то прошу вас ради бога - черкните хоть пару слов, что вы возвращаете этот подарок обратно...

- А-а, - злорадно проговорила женщина, - я вас понимаю. Хотите от меня что-нибудь получить, чтобы завлечь меня в это грязное дело. Нет!.. Нет!.. Уходите! Иначе я буду кричать.

- Но поймите же меня, - в отчаянии говорил Константин. - Ваш брат не поверит мне, что я был у вас. Я должен отчитаться перед Иваном Прокофьевичем.

- Уходите!

- Шура, - продребезжал старик. - Чего он хочет от тебя? Спроси его, пенсия-то будет мне или нет?

- Уходите немедленно.

Удрученный, обескураженный, повернулся Константин и вышел ни с чем.

"Да хорошо, что еще так все обошлось, - думал он, сидя в машине. Могли б быть неприятности куда хуже... Вот только как объяснить это Чернышеву?.. Еще не поверит, что я был у его родных".

* * *

Когда группа иностранных корреспондентов в сопровождении представителя комиссариата иностранных дел Крапивина, хорошо владевшего английским языком, выехала в Хоперский округ, на Донщину, где начался опыт сплошной коллективизации и откуда эта искра затем пламенем озарила всю советскую землю, Константин испытывал большое волнение.

Он ехал на Дон - родимый край, где он родился, где провел свое золотое детство, отрочество и юность, где он научился любить и ненавидеть, где познал первые радости... Он знал по иностранным источникам и как его убедили в американском посольстве, что на Дону происходят сейчас большие волнения среди казачества в связи с насильственной коллективизацией, готовые вот-вот вылиться в широкое открытое восстание...

В действительности же в Хоперском округе, как и вообще на всем Дону, шла созидательная мирная работа по укреплению только что созданных колхозов. Были, правда, отдельные вылазки кулаков, сопротивлявшихся становлению новой жизни в станицах, были случаи отдельных убийств активных общественников, но массового недовольства Советской властью, колхозами не было.

Руководители опытного округа сплошной коллективизации, конечно, испытывали большое беспокойство - выдержат ли они экзамен или нет? Если не выдержат, то позор, да еще какой - на всю страну, на весь мир!

А тут вдруг эти иностранцы. Как они некстати! Но гости - это гости. Русский человек от природы своей отличается гостеприимством, радушием. Приняли иностранных корреспондентов в окружной станице Урюпинской хорошо, приветливо. В честь гостей даже устроили торжественный банкет, на котором показали гостям казачью пляску, восхитили иностранцев чудесными зажигающими кровь донскими песнями.

Константин хотя и любил выпить, но на этот раз воздержался. Он трезвыми глазами сквозь дымчатые очки всматривался в веселые добродушные лица хозяев. Нет! На лицах их и тени тревоги не было. Ничто не говорило о волнениях среди казаков.

"Посмотрим, что делается в колхозах, - подумал Константин. - Там все откроется"...

На следующий день иностранные корреспонденты на автомашинах выехали в колхозы. Их сопровождал молодой краснолицый здоровяк, председатель окружного колхозсоюза Митрофан Карпов. Он был из учителей, неплохо знал западную литературу.

Сидя в одной машине с доктором Шиллером, он поинтересовался:

- А позвольте вас спросить, господин Шиллер, вы не имеете ли какое-нибудь отношение к знаменитому немецкому писателю Шиллеру? Не являетесь ли его потомком?

- Вы не ошиблись, милейший господин Карпов, - усмехнулся хорошо говоривший по-русски профессор. - Я действительно в какой-то степени являюсь потомком этого замечательного человека. Мой прапрадед Иоганн Шиллер, органист собора в Веймаре, доводился двоюродным братом знаменитому писателю Фридриху Шиллеру. Ведь Шиллер, как и Гете, жил в Веймаре. Их дома в строжайшей неприкосновенности стоят и сейчас в городе. Шиллер приобрел свой дом в 1802 году, войдя в большие долги. Всего только три года ему пришлось жить и работать в нем. В 1805 году он умер сорока четырех лет от роду...

Рассеянно прислушиваясь к рассказу профессора, Константин думал о своем. Подходит срок встречи с Воробьевым у кургана близ станицы Дурновской. Константин с нетерпением ждет этой встречи. От нее зависит многое. Если Воробьеву благополучно удалось пробраться через границу в Советский Союз, то наверняка он теперь уже связался с теми людьми, которые подготавливают восстание казачества против Советской власти. И уж, несомненно, Воробьев сообщил им, что на Дон прибывает из Парижа авторитетный донской генерал (фамилии-то он, конечно, из конспиративных соображений не скажет), который и возглавит борьбу восставшего казачества против коммунистов.

И Константину думается, что весть о скором его прибытии молниеносно разнеслась среди казачества и все они теперь ждут его, как мессию...

В воображении Константина возникают соблазнительные картины, одна заманчивее другой. Сначала он видит себя во главе совсем еще пока небольшой группы казаков, недовольных действиями Советской власти... А потом группа их со сказочной быстротой разрастается. К ней примыкают станица за станицей, хутор за хутором. Охваченный огнем восстания, бурлит Дон сверху донизу. Затем поднимается на борьбу с большевиками Кавказ, Украина, а потом уж присоединяются к восстанию и центральные области страны. Без боя сдается на милость восставших столица страны Москва. Большевики разбегаются...

Под ликующие, восторженные крики толпы Константин - освободитель земли русской от большевистского засилья - въезжает на белом коне в Москву.

Мгновенно со всего света, как воронье, почуявшее добычу, в Россию слетаются белогвардейские эмигранты. Они организуют учредительное собрание и выбирают президентом страны... Ну, конечно же, его, Константина. Кого же можно иначе избрать президентом? Ведь он же освободил страну...

...Доктор Шиллер разъезжал по колхозам, не спеша расхаживал по улицам станиц и хуторов, интересуясь всем, что только попадалось ему на глаза. Он подолгу беседовал с казаками и казачками. Расспрашивал их обо всем - и о том, добровольно ли они вступили в колхоз, и о семейном положении, и о том, что они внесли в колхоз, и т. п.

Попыхивая сигаретами, корреспонденты с методичной деловитостью и серьезностью прислушиваясь к беседе, делали записи в своих блокнотах.

Константин, вглядываясь в непроницаемые лица колхозников, хотел понять, о чем думают эти люди, что таится в их сердцах? Догадываются ли они о том, что перед ними сейчас стоит именно тот человек, который прибыл их освободить?

Доктор Шиллер иногда до педантизма был придирчив в разговоре с руководителями колхозов. Однажды он строго начал допрашивать рыжеусого, длинновязого председателя Котовского колхоза.

- Милейший, не можете ли вы разъяснить нам порядок вступления казаков в колхоз?

- Отчего же, господин профессор, - охотно согласился тот. - Можно разъяснить. Каждый трудовой казак, ежели он пожелает, могет вступить в колхоз. Заявление об этом подается в правление колхоза и выносится на обсуждение общего собрания колхозников. А уж собрание решает, надо принять или нет.

- А бывают такие случаи, что и отказываете?

- Бывают, конечно, но мало. Это относится к кулакам. Их мы и близко не подпускаем к колхозу...

- Что вы их так невзлюбили? - усмехнулся Шиллер.

- Поганый народ, - объяснил председатель колхоза. - Они могут изнутри взорвать колхоз.

- А много у вас кулаков?

- Процента полтора к населению хуторов, объединяемых колхозом.

- А что же они представляют собой, эти кулаки? По каким признакам вы их определяете? На лбу у них печать, что ли, имеется?

- Печати у них, конечно, на лбу нет, - спокойно ответил председатель. - Но печать на их хозяйстве есть.

- Какая же?

- Богатое хозяйство, нажитое трудом батраков.

- Хотелось бы посмотреть хоть на одного кулака.

- За это я уж, господин профессор, не берусь, - замахал рукой председатель колхоза. - Пусть показывает вам кулаков председатель хуторского Совета...

Константину удалось убедить доктора Шиллера поехать в низовые станицы Дона, главным образом, на Сал, где, как он уверял, казаки волнуются. Они не хотят идти в колхоз, а их насильно загоняют.

- Есть там такая станица Дурновская, - говорил Шиллеру конфиденциально Константин. - Я в ней бывал раньше, до революции. Народ там гордый, непокорный. Там интересные явления сможем наблюдать...

- Я не возражаю, - после некоторого раздумья проговорил доктор Шиллер. - Поедемте. Мне хочется побеседовать с так называемыми кулаками. За что их так не любят коммунисты?

- В станице Дурновской мы таких людей найдем много, - уверил Константин.

- Надо вот только договориться с господином Крапивиным.

- Вам предоставлена, господа, полная свобода передвижения по стране, - сказал представитель комиссариата иностранных дел, когда Шиллер обратился к нему с этой просьбой. - Куда хотите поезжайте.