Лейтенант Нечипорук поглаживал новый орден «Красной звезды», и долгим взглядом провожал широченную спину связника, что удалялась в сторону переднего края, а потом резко исчезла, как будто растворившись в темноте. Все было так, как и предсказывал этот партизан. После начавшегося переполоха, его пригласил к себе генерал Рокоссовский, командующий западным фронтом, и, молча, без слов, прикрутил к гимнастерке орден, а потом еще и похлопал дружески по плечу. А Степан уносил в свое планшетке шифрованное письмо к полковнику Орлову с текстом проверочного задания. А требовалось немного ни мало, а уничтожить стратегический мост через Днепр, а затем доложиться и ждать дальнейших распоряжений. А в это самое время нужно было разрушить транспортные узлы на станциях Старушки, Лунинец, Пинск, Бобруйск. Желательно также постоянно нарушать железнодорожные пути на линии Минск — Бобруйск. Для отряда Орлова, это вполне посильная задача. Всего этого, конечно не знал Нечипорук, как не знал и Степан, но грандиозностью задачи лейтенант проникся из-за небывалого уровня секретности.
Через двое суток попаданец уже отчитывался перед Орловым. А еще через трое суток, опять, висел на фермах моста через Днепр. В этот раз он нес уже 60 кг взрывчатки в ящике на спине, и еще сотню, на всякий случай, в инвентаре. На охране всех мостов через Днепр, и вообще мостов в Белоруссии, было собрано больше 15 дивизий. В основном, правда, румынских и итальянских. В этот раз на них смотрели как на смертников. И не зря, собственно. Сейчас партизаны не стали мутить с бикфордовым шнуром. Просто приспособили таймер из будильника. К этому времени, отрядные умельцы сумели добиться от такого «взрывателя», почти стопроцентного срабатывания. Для произведения большего эффекта на командование, полковник Орлов отправил на каждую указанную станцию из списка по небольшому отряду, с приказом заминировать как минимум поезд с боеприпасами, а как максимум — эшелон с топливом. Время акции было указано, примерно, одно и тоже. И, когда Степан добрался до своих товарищей, бомбы рванули. Больше всего, конечно поразился сам Степка. Рвануло так, что разрушилась не только центральная опора, но и две соседние. На мгновение обнажилось дно реки, звуковой волной разорвало барабанные перепонки у всех, кто был в радиусе полукилометра от моста.
Жалко, что в этот раз никаких поездов по мосту не двигалось. Но зато, на станциях, все подрывы были удачными. Настолько удачными, что все тыловые службы Вермахта просто парализовало, от масштабности и наглости диверсии. Степану же опять пришлось топать через линию фронта. Так-то ничего страшно не было, ведь двигался он, перемещаясь через теневую изнанку. А в этом мире не было умельцев, что смогли бы повторить или отследить подобное перемещние. Все настолько плотно закрутилось, что заниматься плотной прокачкой парню было абсолютно некогда. Несколько одиноких патрулей не в счет, он вырезал их мимоходом. Ему просто нужны были боеприпасы к пулеметам. Лейтенант Нечипорук теперь боялся дремать в блиндаже, стараясь спать в общей казарме, а на службе литрами поглощал кофе не пытаясь расслабиться. Он больше всего боялся, опять, проморгать появление этого странного партизана. Меряя шагами пол блиндажа, Нечипорук, борясь со сном, повернулся к рукомойнику на стене и слегка сбрызнул лицо холодной водой. А когда повернулся, то только громадная сила воли, не дала ему испортить воздух тесного помещения. На той же скамейке, все в той же позе, сидел тот же партизан и нагло лыбился. Но как!!! С прошлого посещения, патрули были утроены. Он сам им так хвоста накрутил, что мимо мышь незамеченной не проскочит. А тут опять этот нереальный громила как-то просочился. Мистика, просто хренова мистика.
— По здорову тябе, служилай, чаво смурной такой, аль случилось чаво, так ты скажи, мы это, мигом подсобнем. Зарезать тама кого, али взорвать, это мы мигом спроворим, — внаглую троллил нквдешника партизан.
— Нет, благодарю, я только у вас хотел спросить, а как вы так незаметно проходите?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Как, дык обычно, как медведя на охоте скрадывают. Это только кажется, что медведя охотник караулит. А, бывалыча, сидишь сидишь в засаде, ждешь косолапого, а евонная морда у тебя прям над плечом высовывается. Так-то, по первому разу можно и в портки скинуть. А тут, дети непуганые, ей богу. Ежли постараться, то всю твою гвардию можна на полчаса вырезать, и ни один даже чухнется. Так-то. Ты их к нам, в лесок, на ученье присылай, через месяц и ходить будут неслышно, людей резать как тростник, — на этих словах партизан по-доброму улыбнулся, но у лейтенанта эта улыбка ассоциировалась с оскалом тигра-людоеда.
— Какое у вас поручение к командованию фронтом? — Взял себя в руки Нечипорук.
— Так вот, — достал планшетку Степан, — туточки, значитца, место, куды ероплан подгонять, и сигналы костровые, чтоб, значитца, не перепутать.
— Отлично тогда до связи, — лейтенант на мгновение отвлекся, чтобы поднять со стола планшетку, а когда поднял глаза, то партизана уже не было.
У него задергалось веко, и он с силой зажмурил глаза, отгоняя наваждение. Нечипорук достал бутылку водки, и, не разливая, прямо из горлышка опустошил ее. Пусть хоть под трибунал отдают, ему надо расслабиться, иначе от всего этого и с ума можно сойти. Сам же Степан, в это время, неслышной и невидимой тенью пересекал линию фронта, не забывая периодически подрезать и грабить пулеметчиков. Сейчас наступило хорошее время, для партизан. Начало немного подмораживать, а снега еще не было, поэтому ходить можно было, не оставляя следов. Поэтому сильно увеличился охват действий отряда. Они успешно нарушали рельсовое сообщение на указанном командованием участке. И если сами рельсы немцы могли прокладывать довольно быстро, то разрушенные усиленными зарядами тротила насыпи и развязки могли затормозить перевозки на неделю и более. Менялись командиры тыловых подразделений, летели головы, но толку не было. Если в мире Степана каратели за каждую акцию мстили мирному населению, то тут населения почти не было, кроме лояльного. Мстить было некому. Надавить на лесных бандитов было нечем. А потери росли. Как людские, так и материальные. В тылу немецких войск нарастала паника. Неслышная и невидимая смерть могла прийти в любое время и к любому.
Партизаны готовились к приему самолета. На самом острове оборудовать полосу не стали, чтобы не демаскировать базу. Но постарались сделать ее в самом охраняемом периметре. Выкорчевали деревья, пеньки и кустарники, засыпали ямки, срезали кротовые норы. Получилась достаточная для посадки полоса, даже несколько избыточная. Километр — это, все же, многовато для тайного лесного аэродрома. Костры старались разжигать точно в указанное время и в указанные дни. Люди осознавали всю важность авиа-моста с «большой землей». После этого они становились не просто кучкой диких партизан, а диверсионной группой в тылу врага. И получали не только приказы сверху, о том, что нужно делать и кого мочить, но и официальные солдатские книжки, «рабочий» стаж, они были на учете, а значит, их семьи могли пользоваться всеми льготами семьи военнослужащего. А это в условиях военного положения очень много значит, и самое главное — это усиленное питание, по сравнению с другими, конечно. После гибели подотчетного партизана семья получала пенсию по потере кормильца (п/а: жаль, что в реальной истории такого не было). Поэтому люди старались, очень старались успеть все сделать в срок, и так, как надо. Не дай бог подломиться стойка шасси, попав в ямку или на пенек, позору не избежать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Самолет появился на третий срок. Просто внезапно послышался легкий треск мотора, и маленький У-2 вынырнул из темноты, шустро снизился и побежал по полосе. Прямо по коридору указанному факельщиками. Остальные партизаны быстро тушили костры. Когда крылатая машина остановилась, к ней кинулись сразу несколько партизан, приветственно крича и размахивая руками. Уставший пилот помог выбраться пассажиру. Вернее пассажирке. Это была худенькая черноволосая девушка, ростом не выше чуть выше полутора метров, с тонким интеллигентным, но очень серьезным лицом. От нее буквально веяло нескольким поколениями благородных предков. Опешившие партизаны смотрели на девушку, а девушка смотрела на высоких и широких бородатых мужиков. По примеру Степана, отрядные бойцы поголовно стали отращивать бороду. Сам же парень носил бороду потому, что сам образ партизана у него ассоциировался с кубинскими барбудос и Че Геварой. Она еще раз оглядела мужиков, по которых так и просилась пословица, что чем дальше в лес, тем толще партизаны. И хорошо поставленным мелодичным голосом произнесла: