Читать интересную книгу Гитлер_директория - Елена Съянова

Последним, восьмым пунктом было «предусмотрительное» предложение: при необходимости «отложить на время» все планы, связанные с использованием СС в качестве полицейской силы. «Я понимаю сложности и противоречия создавшейся международной обстановки и Ваши личные трудности на Вашем посту, — писал Гиммлер Монтгомери, — отсрочка в деле не нанесет смертельного урона моим силам, поскольку я произвел консервацию. <…> При разумном подходе и соответствующем прикрытии с Вашей стороны такая отсрочка допустима. Все верные мне силы готовы дождаться зова судьбы…»

С этим «планом» сотрудники английской разведки ушли и отсутствовали несколько часов.

Уже к вечеру в помещение, где находился Гиммлер, пришел полковник Мэрфи и двое британских военных врачей. Никак не реагируя на вопросы Гиммлера, врачи начали тщательный обыск. Такой обыск — а Гиммлеру ли было этого не знать?! — спецлужбы проводят перед тем, как полностью «аннулировать» личность задержанного. Гиммлер все понял: встречи с Монтгомери не будет! С этой минуты он военный преступник. Это конец.

И возможно, в этот момент в общем-то последовательный Генрих Гиммлер принял неожиданное решение.

Когда один из врачей приказал ему открыть рот, Гиммлер раскусил ампулу с ядом.

Вот он и поступил, как рыцарь, как самурай… Так его и учили. Последнее стискивание зубов было своего рода возвращением в детство.

Физическую оболочку Генриха Гиммлера англичане сожгли; прах развеяли в лесу, около Люнебурга.

В сущности, магистр «Черного ордена» мог бы быть доволен: предшествующий реинкарнации ритуал, то есть добровольный уход и сожжение, был соблюден. Остается Гиммлеру последнее: дождаться зова судьбы — того момента, когда «страх и ненависть снова захлестнут» наш мир и призовут на боевой пост «человека, который возвращается».

Что же остановит Генриха Гиммлера? Что не позволит ему вернуться?

Только наша совесть. И наша память.

Р. S. Замок Вевельсбург и его окрестности отличаются огромным количеством труднообъяснимых явлений. По странному стечению обстоятельств вся земля вокруг замка в последнее время оказалась раскупленной иностранными государствами.

Немецкие историки полагают, что это сделано разведками ведущих стран мира в связи с временными аномалиями, якобы обусловленными теми экспериментами, которые проводились здесь в сороковые годы.

Глава 4

Десятка из колоды Гитлера

Гесс

«Немец, рожденный вне Германии, — немец только наполовину», — как-то во время одного из своих застольных словоизвержений изрек Гитлер (изречение тут же попало в блокнот к Борману) и, говорят, сам хмыкнул, по-видимому, вспомнив собственное австрийское происхождение.

В еще большей степени подобную «половинчатость» можно отнести к Рудольфу Гессу, имевшему во времена Третьего рейха громкое, «поднебесное» звание «заместитель фюрера».

Гесс родился в Александрии, в семье владельца крупной торгово-экспортной фирмы, и только в четырнадцать лет окончательно покинул Египет для учебы в знаменитой Высшей коммерческой школе в Швейцарии, куда и в наши дни богатые отцы отправляют учиться своих старших сыновей-наследников.

Накануне Первой мировой войны восемнадцатилетний Гесс проходил стажировку в Гамбурге, заодно изучал и морское дело, мечтал о дальних плаваниях и проникался любовью к «владычице морей» Британии. Эта влюбленность позже окажет огромное влияние на всю его судьбу.

Воевал Гесс храбро: сначала в пехоте — командовал взводом, затем в авиации, в знаменитой эскадрилье «Рихтгофен», командиром которой в конце войны стал Герман Геринг; был дважды ранен, получил два Железных креста. Войну он закончил лейтенантом. И сразу вступил в Добровольческий корпус, состоявший из националистически настроенных солдат и офицеров и созданный для борьбы с «изменниками отечества», в первую очередь с «коммунистами, социал-демократами и евреями». Предполагаемая коммерческая деятельность на посту главы фирмы молодого офицера не привлекала, и он получил согласие родителей на продолжение учебы в Мюнхенском университете, на факультете экономики, где его наставником стал бывший генерал рейхсвера, а теперь профессор Карл Хаусхофер, будущий основатель немецкой школы геополитики.

Фактически Хаусхофер, человек энциклопедических знаний и широкого кругозора, и толкнул Рудольфа Гесса на тот узконационалистический путь, который так претил ему самому; ведь именно Хаусхофер привел своего ученика в «Общество Туле», главную идеологическую предтечу будущей НСДАП.

В это время партия уже формировалась. Уже вышел из небытия Гитлер и шумел по пивным, «шутовал», как тогда о нем писали в баварских газетах. Респектабельные друзья Рудольфа Гесса над такими ораторами из пивных только смеялись.

Несмотря на мучительную неудовлетворенность и постоянные тяжелые мысли о судьбе опозоренной поражением Германии, молодой Гесс вел тогда довольно обычный для его круга образ жизни: учился, занимался спортивной авиацией и альпинизмом, влюбился в красивую девушку, свою будущую жену. Но однажды его размышления вылились у него в эссе, названное так: «Каким я вижу человека, которому предстоит вернуть Германии ее прошлое величие». Сын Хаусхофера и лучший на всю оставшуюся жизнь друг Гесса Альбрехт, которому очень не понравился сконструированный Рудольфом образ, отчасти в шутку, отчасти желая доказать другу его несостоятельность, сказал, что знает такого человека. И рассказал о «шуте из пивной». А дальше…

«Чтобы узнать, о чем думает Адольф, нужно послушать, что говорит Рудольф». «Пуци» — так его прозвали шутники-коллеги — сам был, как известно, штатным шутником из окружения Гитлера. Но о том же самом пишет в 1938 году английский посол в Германии Гендерсон, которому в то время было совсем не до шуток: «Тщательно скрытые мысли германского фюрера порой прорываются в неофициальных речах его заместителя, как это имело место в прошлый вторник в университете Мюнхена. Таково мнение посвященных. Сколько в том спонтанности, а сколько расчета — не скажу, однако очевидно, что Гитлер и Гесс по-прежнему необычайно близки».

До 10 мая 1941 года (дата полета Гесса на мирные переговоры в Англию) эти двое действительно почти не расставались. «Чтобы найти одного, следует поискать другого» — такое свидетельство особенно любопытно и полезно для историка тем, что Гесс, личность среди нацистов самая закрытая и подчас плохо уловимая, поддается изучению именно как alter ego Гитлера, чья фигура на историческом небосклоне двадцатых-тридцатых-сороковых видна повсеместно и отчетливо. В сущности, Гесс-политик — это и есть Гитлер (безусловно, и наоборот), а также — и вся стратегия и тактика германского национал-социализма, то есть то преступление против человечества, за которое Гесс в 45-м получил пожизненный срок. Таким образом, фигура Рудольфа Гесса может сделаться гораздо более прозрачной, чем это принято считать.

Последнее важно еще и тем, что позволяет лучше узнать личную жизнь Гесса, на которой висит гораздо больше «амбарных замков», нежели на личной жизни самого Гитлера, и в этом отношении последнего можно использовать как своего рода «отмычку» для проникновения в семью и внутренний мир его заместителя.

Вот, к примеру, отрывок из давнего письма Эльзы Гесс, жены Рудольфа Гесса, к ее подруге Ангелике Раубаль (двоюродной племяннице и возлюбленной Гитлера). В нем Эльза описывает свое первое впечатление от речи Гитлера в 1921 году:

«…И — о Боже, в какую дыру мы отправились! Самая что ни на есть жуткая пивнушка, какими бонны пугают маленьких непослушных девочек. Накурено так, что щиплет глаза; повсюду грязные кружки с налипшей пеной, злые лица, хриплые голоса. Я робко спросила Рудольфа, что мы здесь будем делать. «Слушать», — резко бросил он. В это время компания у стены горланила похабную песню, а на небольшом возвышении в конце зала кто-то что-то выкрикивал. «Его?» — глазами показала я. «Нет. Я скажу кого», — был ответ. Когда, наконец, он указал мне на очередного оратора, я, разогнав платочком дым перед собой, добросовестно всмотрелась, но ничего не поняла. Стоял некто худенький, с мокрым лбом и странно неподвижными серо-голубыми глазами. Он стоял и молчал, но в пивной становилось все тише и тише и наконец стихло совсем. Тогда он произнес первые фразы. Сначала вполголоса и так, точно просил о чем-то. Потом — чуть громче, сильнее нажимая на отдельные слова. Внезапно его голос сорвался на хриплый крик, от которого сидящие за столиками начали медленно подниматься, и вскоре это был уже какой-то животный рев и вой, причем казалось, что зверей там хрипит несколько. Под конец выкрикнув что-то два раза подряд, он смолк, а пивная поднялась на дыбы. Все орали, гремели стульями, в воздух вздымались кружки, развешивая по плечам кружевную пену. Я стояла открыв рот… Рудольф тяжело дышал, уставившись в пол. Потом он резко взял меня за руку и вывел на улицу. Рядом в переулке нас ждала машина, но он молча шел, крепко держа мою руку, так, что я за ним едва поспевала. Внезапно он остановился, посмотрел мне в глаза: «Ты поняла?» Я ничего не поняла и не знала, что ответить, но сердцем угадала: если отвечу не так, могу потерять любимого. «Он говорил о Германии?» — спросила я. Рудольф просиял: «Да, он говорил о Германии! О нашем позоре. О предателях. О величии. О нашей чести. Он…» Мы снова зашагали по темной улице. Рудольфу как будто не хватало воздуха. Я сейчас не помню, сколько мы бродили по ночному Мюнхену, но точно знаю — именно эта ночь нас соединила».(Изложение событий в письме Эльзы несколько отличается от полицейского протокола. — Е.С.)