«Так, Эля, соберись. Он же преподаватель, в конце-то концов. Ну, упадешь в обморок разочек, в медпункте откачают!» — успокаивала я себя. А потом глубоко вздохнула, набирая в легкие побольше воздуха, хотя в принципе уже понимала — процесс отравления пошел.
А Глеб протягивал мне розу и одними губами неуловимо шептал:
— Ты же мне веришь?
«А действительно?! Эля, этот человек уже однажды пытался тебя отравить, и ничего, ты до сих пор жива. Более того, тебя даже до комнаты проводили с ветерком. Так чего же ты трусишь?!»
— Верю, — тихо выдохнула я и, выхватив отравленную розу из рук брюнета, зажмурившись, глубоко втянула ее обжигающий горло аромат.
Секунда, вторая, третья прошли в полном молчании.
— Ну, и где реакция? Она еще жива? — расстроенным голосом выдал кто-то из однокурсниц.
Мои соседки гневно зашипели на посмевшую раскрыть рот. Я же все еще не решалась открыть глаза, прислушивалась к ощущениям. Умирающей я себя не чувствовала, руки не дрожали, сердце билось ровно, ноги не подкашивались.
— Эм, ну и когда подействует? — широко распахнув глаза, посмотрела на брюнета.
На что, тот загадочно улыбнувшись, произнес:
Нельзя травить прекрасных дам,
Что доверяют вам всецело!
Достойны роз они с утра,
Что сорваны нежданно кавалером!
И зелье ваше, Эллочка,
Всего лишь полный хлам.
Учитесь у соседочки,
Могу сказать я вам!
У меня от сердца отлегло, выходит убивать меня все же никто не собирался.
— Тогда зачем весь этот спектакль? — недоумение читалось в моих глазах.
— Потому что в вашей работе будут миллионы ложных сигналов, из которых только каждый тысячный станет боевой тревогой. На каждом из следующих занятий одна из вас будет пробовать сваренное зелье, а вот чем оно окажется, ядом или пустышкой, — воля случая. В любом случае, за сто лет моей жизни никто из курсантов на занятиях еще не умер! А теперь можете быть свободны!
«СКОЛЬКО ЛЕТ? СТО?» — шокировано переваривала полученную информацию я.
В полной тишине наш курс спешно покидал стены кабинета зельеварения. Я тоже собиралась уйти, но обнаружила, что до сих пор сжимаю в руках ту самую якобы отравленную розу.
«Надо вернуть!» — посетила меня гениальная мысль, после чего я решительно направилась к конторке кафедры, за которой скрылся Глеб.
— Эля, ты идешь? — окликнула готовая уйти Анфиса, уже стоя в дверях кабинета.
— Догоню!
Кабинет стремительно опустел, оставив нас с преподавателем одних.
Заступив, ногой на высокий помост кафедры, я узрела зельевара, низко склонившегося над стопкой листов бумаги и что-то торопливо записывающего.
— Простите, пожалуйста, — тихо обратилась к нему.
Мужчина, до сих пор меня не замечавший, вздрогнул от неожиданности и повернул голову в мою сторону.
— Что, свет моих очей?
«Внезапно! С каких это пор, интересно, я свет его очей?»
Но спросить открытым текстом не решилась.
— Ваша роза, — протянула цветок обратно Глебу. — Заберите, пожалуйста!
В глазах брюнета мелькнуло нечто похожее на обиду.
— Не буду, она ваша! Считайте ее моим подарком! — и, равнодушно отвернувшись, продолжил строчить что-то дальше.
«Блин, он что, реально не понимает, в какое меня положение поставил?» Но посмотрев на своего собеседника, осознала — действительно не понимает. Глеб витал где-то в облаках, его взгляд был затуманен, а рука, записывая стихи, плясала над листом бумаги. Сейчас я видела перед собой не преподавателя зелий, а того милого и странного парня, который помог мне позавчера в коридоре.
Я огляделась по сторонам аудитории и, убедившись, что кроме нас здесь никого не нет, прошептала:
— Я не могу ходить с этой розой по Академии. Она очень красивая, честно. И мне очень приятно ее получить. Но, Глеб, вы же сами слышали, о чем шепчутся мои однокурсницы. Они же мне житья не дадут!
— Мне казалось, вы менее зависимы от общественного мнения, — в его голосе послышалось разочарование.
«Да, мне по фигу было на это мнение, пока добрая Троя не предупредила, что некоторые белобрысые преподаватели роют мне глубокую яму», — эту мысль я, разумеется, озвучивать не стала.
Переступив через гордость, мне пришлось кивнуть и вслух согласиться со своей зависимостью от мнения окружающих.
— Что ж, если все так, как вы говорите, можете оставить цветок на столе, — не отрываясь от стихов, равнодушно пожал плечами Глеб.
Облегченно выдохнув, я положила розу рядом с ним и собралась уйти из кабинета.
Конечно, я могла просто выкинуть цветок, в ближайшее мусорное ведро. Но, черт возьми, мне это казалось неуважением, кощунством. Лучше отдать обратно и не убиваться потом угрызениями совести.