оба жестоко избивали потерпевшего. Все это подтверждается показаниями частично самих Мельникайте и Болотного, а также свидетелей — очевидцев.
— Значит, говоришь, все изучил и пришел к такому выводу? — задумчиво произнес Карташов. — Это хорошо, что у тебя есть свой подход к разрешению этого дела. Но ты не учитываешь того обстоятельства, что одного из них суд может оправдать. Ты ведь ознакомился с заключениями экспертов?
— Ознакомился. Их заключения не противоречат моим выводам. Тем более, что есть прекрасные показания свидетелей. В частности, Мокрого. Да и показания Мельникайте и Болотного не выдерживают критики. К тому же они противоречивые.
— Хм. И все-таки. Ты ведь не станешь отрицать того, что возможно оправдание одного из этих двоих?
— Если предъявить обвинение по нескольким признакам статьи…
Закончить он не успел. Карташов твердым голосом начальника, не терпящего возражений, перебил его:
— Я прекрасно знаю и понимаю, что ты имеешь в виду. Но согласиться с тобой не могу. Это дело уже в печенках у меня сидит. А ты хочешь, чтобы еще и наказан я был за оправдательный приговор, если пойду на поводу у твоей версии. Ты же понимаешь, что я на такое не решусь. Мне еще до пенсии дожить надо несколько лет. А с таким подходом, как у тебя, я до пенсии не дотяну.
— Но я хотел…
— Я сказал нет, — Карташов вновь резко перебил подчиненного. — Значит, нет. Я могу согласиться только с тем, что одного из них можно привлекать в качестве обвиняемого. И точка. Если ты не согласен, иди к начальнику отдела. Езжай в управление. Кстати, из указаний наших областных кураторов не усматривается необходимость в привлечении обоих к уголовной ответственности. Ты все понял?
— Так точно, — выдавил из себя Трегубов, вставая со стула. — Разрешите идти?
— Иди. И подумай над моими словами. Если будешь делать по — своему, то и отвечать будешь ты один. Никто не подпишется под таким рискованным решением. Я уверен в этом. А без согласия моего или начальника отдела дело прокурору для передачи в суд не пойдет. Ты прекрасно это знаешь. Иди с глаз моих, — он махнул рукой, как будто отмахивался от надоевшей мухи или комара.
Вернувшись к себе в кабинет, Трегубов задумался.
С одной стороны мнение о дальнейших действиях по делу у него не изменилось. Он полностью был согласен с выводами адвоката Суворовой. Ведь он прекрасно понимал, что жалоба готовилась именно ею, а не Людмилой Жаркевич. Слишком уж профессионально все было расписано.
С другой стороны и Карташов прав.
Прав в том плане, что согласно уголовно-процессуальному законодательству он, как следователь, не имеет права самостоятельно направлять уголовное дело прокурору для передачи его в суд для рассмотрения по существу. Это может сделать только начальник РО СК или его заместитель. Идти к другому заместителю было противозаконно, да и некрасиво. Тем более, что это было бы и бесполезно. Тот не стал бы даже разговаривать, узнав мнение Карташова.
Начальник отдела после того, как переговорит с Карташовым, займет его позицию. В этом можно было не сомневаться. Такое уже бывало и не раз. Он больше доверял своим заместителям, чем следователям, пусть даже таким опытным, как Трегубов.
«Значит, придется определиться с одним из фигурантов и предъявлять ему обвинение, — на этом и остановился следователь. — И никуда я не денусь. В конце концов, зло, хотя бы частично, будет наказано».
В июле 2013 года он выносит постановление о прекращении уголовного преследования в отношении Мельникайте. В нем было указано, что следствие не находит в его действиях признаков состава ни одного преступления, предусмотренного Уголовным кодексом.
Такое впечатление, что тот не избивал из хулиганских побуждений Жаркевича, не вызывал для более детальной «разборки» с потерпевшим Болотного, фактически действуя с ним в группе лиц, не бросил потерпевшего без сознания на произвол судьбы, уйдя из квартиры. Ведь он не мог знать заранее, что Мокрый останется в ней на ночь. А утром вызовет скорую. Неужели следователь не осознавал, что это все преступления, предусмотренные разными статьями УК.
Так и вообще, если признавать, что Мельникайте не причастен к смерти Жаркевича, то уж очевидно, что он избивал того из хулиганских побуждений. Значит, его нужно привлекать хотя бы за совершение злостного хулиганства. Но опять же Карташов не согласен с этим. Значит, не согласится и с привлечение Мельникайте к уголовной ответственности.
Одновременно Трегубов подготовил на компьютере, конечно, протокол задержания и постановление о задержании Болотного, постановление о привлечении того в качестве обвиняемого, а также постановление о применении к нему меры пресечения в виде заключения под стражу.
Со всеми материалами дела и подготовленными документами съездил к Селезневой. Она формально ознакомилась с делом. Больше все же слушала пояснения Трегубова. И санкционировала арест Болотного.
Вернувшись в кабинет, следователь связался с заместителем начальника РУВД по общественной безопасности и поручил доставить подозреваемого к нему в кабинет в этот же день к 16 часам.
Но еще до этого у него прошла встреча с человеком, встречаться с которым он, по крайней мере, в этот момент не хотел.
***
— И с кем это он не хотел встречаться? — Заинтересовался Иван Николаевич.
— Ну, было, в общем — то, два человека, с которыми он именно сейчас не хотел встречаться. Это — Людмила Жаркевич и ее представитель Суворова. И не потому, что они ему не нравились, как люди. Просто он не хотел тратить время и нервы на ненужные, как ему казалось, споры с этими женщинами. А то, что они будут не согласны с его решением по Мельникайте, Трегубов не сомневался.
— И я бы не сомневался на его месте.
— Но они обе пришли к нему без предварительной договоренности.
***
Дело в том, что Жаркевич узнала от соседей, что милиция разыскивает только одного Болотного.
Со слезами на глазах она сразу же побежала с этой новостью к Татьяне Васильевне. А куда ей еще было обращаться?!
Та позвонила в ИВС (изолятор временного содержания) и выяснила, что действительно Мельникайте не задерживался.
Поэтому они и устремились в РОСК.
На их счастье Трегубов был на месте.
— Так, чем обязан Вашему визиту? — Спросил следователь, как только женщины переступили порог его кабинета.
Хотя при всем при том, прекрасно понимал, с чем пришли к нему эти женщины. Понимать — то понимал. Но все — таки надеялся, что они не явятся к нему. По крайней мере именно сейчас.
— Наш визит, как только что Вы отметили, — стараясь говорить спокойно, хотя в груди у нее все трепетало от негодования, сказала Суворова, усаживаясь