номера, и сейчас хотелось донести все это и до зрителей. Маша — сама нежность, и сейчас не стесняясь выражала ее на льду, выражая через прикосновения, легкий наклон или поворот головы, взмах руки или стремительное падение в его руки. Если бы только все могли видеть ее взгляд… Хотя нет, этот взгляд он не хотел делить ни с кем — он был только для него.
Они готовили совершенно иную программу для этого дня. Легкую, зажигательную, немного озорную. Но произошедший вчера разговор что-то изменил в них обоих.
«Подписал контракт на следующий сезон».
«Уезжаешь?»
«Да, как только этот сезон доиграю. — И в ответ лишь тягостное молчание да потупленный, спрятанный взгляд. — Мое предложение все еще в силе».
«Мой ответ все еще тот же».
«Приедешь?»
«Это нечестный вопрос… Я буду приезжать».
«Я буду ждать».
Редкие встречи урывками в Москве вскоре и вовсе сойдут на нет. Все, что им останется — это лишь разговоры по видеосвязи в недолгие моменты отдыха или между тренировками. Между ними останется лишь недосказанность. Они вдвоем выбрали красивую и очень эмоциональную песню «Я не могу сказать тебе». Просто услышали ее по дороге домой после одной из вечерних встреч, но в этот раз поняли, что ставить номер будут только под нее. Именно сейчас слова по-другому зазвучали для них. И пусть им пришлось в спешном порядке перекраивать свой номер, пусть они провели едва ли не сутки на льду в тренировке, пусть все тело болело от невыносимой напряженности и от падений, но этот номер они покажут. Этот номер станет их признанием друг другу.
Ярослав сегодня видел перед собой другую Машу: раскрепощенную, свободную, притягательную. Сегодня он стал частью ее мира, разделил с ней ее страсть и понимал, что просто не имел права подвести ее, подорвать веру в него. Ему нравилась ее кошачья грация. Нравились ее прикосновения. Нравилось держать в своих объятиях, кружить на руках по льду. Он смотрел на нее и не мог понять, когда же разрушилась та ледяная стена, что разделяла их, и эта Льдинка стала так дорога ему. Когда она смотрела на него так, как сейчас, глазами, полными огня и чувственности, его кровь закипала от желания. Ему было мало, чертовски мало этих крох времени, этих маленьких встреч и урывочных разговоров по телефону. Ему было мало возможности просто прикасаться. Ему было мало ее сдержанных поцелуев приветствия. Он хотел сломать все те ледяные остатки, что еще не давали им быть вместе. Сломать все те предрассудки, что невидимым барьером давили на Машу. Ему хотелось видеть ее такой же раскрепощенной и счастливой не только в стихии льда, но и в жизни, в их отношениях.
Черт, да он только ради нее согласился на всю эту авантюру. Ради нее выучил все эти немыслимые вращения, поддержки. Его сердце замирало, когда она доверчиво вверяла себя в его руки, хоть боялась до ужаса. Но он не позволит себе уронить ее — как бы не так! Она как хрупкий цветок, который хотелось оберегать. Сжимать ее в своих объятьях, пусть даже ненадолго, чтобы потом отпустить, — сущее счастье и наказание. Желать и останавливать себя.
«Если я уйду, то не навсегда.
Ты мне только верь — это я прошу тебя».
Ярослав протянул Маше руку, глядя ей в глаза. Самое настоящее сумасшествие. Десятки неудач, но сегодня он готов был попробовать еще раз. Поймет ли его? Решится ли? Чуть заметно кивнул. И в глазах ее увидел решимость. Приблизилась, не сводя с него взгляда, в котором читалось «ДА». Поняла. Ее руки на его плечах, ищущие поддержки… Сегодня все было иначе. Сегодня она поверила. В него. В себя. В них. Сегодня у них все получилось. И хоть от волнения сковывало мышцы, но свою Льдинку он удержит. Она была сильно напряжена, легкая дрожь предательски пронзила ее тело, но Маша справилась. Высокая поддержка над головой на прямых руках с вращением на льду — Ярослав и сам боялся, но никак не мог сплоховать. И у них все получилось. Это была ее огромная победа над собой.
Музыка утихла, а он все еще крепко прижимал к себе едва дышавшую Льдинку. Она улыбалась, он чувствовал это.
— У нас получилось, — тихо прошептала она ему, уткнувшись носом в шею, обнимая его в ответ, и, черт возьми, поцеловала. Жар ее губ опалил обнаженный участок кожи.
— Ты смогла. — Он поднял к себе ее лицо и осторожно поцеловал, помня о направленных на них камерах и стараясь сделать этот поцелуй незаметным и незначимым. — Ох, и прилетит же нам за этот полет!
Девушка рассмеялась и легонько толкнула его в плечо. Самая красивая женщина — счастливая женщина, и прекраснее Маши сейчас никого не было. Лед они покинули все так же — рука об руку. И теперь бы дождаться того момента, когда они останутся наедине… Чтобы спросить и услышать то, что хотелось.
Глава 22. Время решать
Оказаться в незнакомом городе в чужой стране уже не было каким-то экстраординарным делом для Маши, однако в этот раз она ужасно нервничала. Задержка рейса, а затем его перенос на позднее время заставили изрядно поволноваться, но все же она еще успевала. Благо, что смогла еще до вылета зарезервировать себе номер в гостинице, куда сразу же и направилась, покинув аэропорт. Оставила вещи, даже хватило времени быстро принять душ, переоделась и в последний момент решила добавить косметики на лицо. Сегодня предстояла важная и очень желанная встреча, и Маше хотелось выглядеть прекрасно и свежо, несмотря на усталость от долгого перелета. Чуть акцента на глаза, немного румян на скулы, чтобы скрыть бледность, и помада на обкусанные от переживаний губы. Потом еще долго пыталась совладать с непослушными волосами, не желавшими никак ложиться по плечам ровными прядями, отчего пришлось их заколоть на затылке в небрежный пучок. Первая встреча за последние полгода. Долгожданная встреча. Заветный билет волнительно лежал в ладони, обещая, что совсем скоро она сможет, наконец, увидеть свой «номер семнадцать», и сердце волнительно забилось в груди.
Едва ли не первой Маша влетела в постепенно заполнявшийся зал с трибунами и заняла свое место. Ярослав еще не знал, что она приехала — не было возможности сообщить, и оставалось надеяться, что это не станет неприятной неожиданностью для него. Им даже не удавалось в последнюю неделю толком пообщаться. Тренировки отнимали у Ярика много времени, а когда у него образовывалось «окно», разница в часовых поясах не позволяла