Читать интересную книгу Даниил Галицкий - Антон Хижняк

Слова Светозары смутили Даниила.

— Тебе ладу-девушку искать пора, — будто невзначай кинула Светозара опасные слова.

Она догадывалась, что у юноши на душе, замечала, как он тянется к их дому. А он ходил сюда часто, осторожно заводил разговоры о том, как ему иногда бывает грустно. Может, делал это потому, что давно уже не слышал ласкового материнского слова. Светозара утешала его, советовала не оставаться одному, быть больше с дружиной…

И сегодня, видно, чтобы еще раз напомнить Даниилу о женитьбе, сказала:

— У моей Роксаны сынок уже ходить начинает.

Даниил поднял брови:

— Ходить? Так ведь совсем недавно свадьба была!

— Недавно! — рассмеялась Светозара. — Недавно! Два года уже прошло… Вот как дети быстро растут!

Может, и еще насмехалась бы Светозара над своим гостем, да в светлицу вбежал Любосвет. Увидев Даниила, он застеснялся.

— Почему замолчал? Матери что-то молвить хотел? — подошел к нему Даниил и, заметив на пороге Дмитрия, кивнул ему.

Любосвет обернулся к отцу. Тот подбадривающе подмигнул сыну.

— Мама! А мои стрелы все в цель попали!

Светозара подошла к сыну, прижала его к себе, поцеловала в высокий лоб. Не скрылась от Даниила материнская гордость, и он позавидовал в это мгновение Любосвету, наблюдая за движениями Светозары. Любосвет рос незаметно для всех родных и знакомых, и никто не замечал, как он тянулся, словно молодой дубок. У взрослых не было времени следить за ребенком — годы проходили в бурях, невзгодах, крамолах и несчастьях. Светозара пестовала сына, вся отдавалась уходу за ним. Скоро девять лет Любосвету, кудрями плеча материнского касается.

— Были мы с сыном, — заговорил Дмитрий, — у стен на стрельбище. Помнишь, как когда-то и ты стрелы пускал? И сын мой теперь то же делает, воином растет. Учу его, чтобы не краснеть перед дружинниками. Скажут: «Отец тысяцкий, а сын лука в руках держать не умеет».

— А я уже держу, — похвалился Любосвет.

Даниил смотрел на мальчика. Он вспомнил свои недавние детские годы, и ему захотелось оказаться на его месте. Счастливец Любосвет: отец обучает его ратной науке, из отцовских рук он впервые брал лук, руки отца и меч впервые ему подадут. А Даниил не помнит своего отца. Силился представить, как отец держал его на руках, прощаясь, пугал бородой во сне. Не запечатлелся в памяти образ отца, и он мысленно дорисовывал его. Длинными вечерами, когда Мирослав, не закончив рассказа, смежал глаза, Даниил не спал, а старался восстановить в мыслях образ отца. Вот отец на коне, вокруг дружинники, а отец заботливо спрашивает: «А Данилко где?» Так стремился, так пламенно хотел Даниил хотя бы в воображении создать, воскресить желанную отцовскую ласку…

— Расти счастливым, — погладил он по голове мальчика.

Даниил надел шелом, попрощался со Светозарой и Любосветом.

— Ты, Дмитрий, ко мне приходи, в гридницу. За Мирославом я послал дружинника, да и Василия и Семена зову к себе, Демьян будет и еще двое бояр. Сидим мы тут, в городе Владимире, будто в западне. До каких же пор сидеть? И мечи наши заржавеют. Забудем, как и воевать надо.

Боярин Филипп убавил шаг. Он заметил, как от ворот к гриднице торопился тысяцкий Демьян, тяжело переводя дух, — Демьян был толстый, неповоротливый. Филипп низко поклонился ему.

— Будь счастлив, тысяцкий.

— И тебе много счастья желаю! — скороговоркой ответил Демьян и уже хотел было сделать последний шаг к порогу, но Филипп потянул его назад за рукав.

— Еще не все пришли, подожди. — Он показал глазами на скамейку под густолистой яблоней.

Демьян сел, рядом с ним примостился и Филипп.

— Тяжело дышать, Демьян? — сочувственно спросил Филипп.

— Тяжело… давит вот здесь, — показал Демьян на грудь.

— Лечец один есть, нашел я, может, и тебе чем поможет.

— Пробовал уже, много их было, всякие настойки пил, а дышать не могу. Ни один не помог.

— А этот поможет.

— Спасибо, Филипп! — искренне поблагодарил Демьян приятеля и поднялся, чтобы идти.

— Куда? Подожди. «Спасибо»! Не за что благодарить… Для чего Даниил собирает нас?

Демьян посмотрел удивленно.

— Чего ты удивляешься? Мне интересно, для чего собирает, — тихо произнес Филипп.

— Он сам скажет.

— В поход собирается?

— Да что тебе? Скажет — в поход, так и пойдем в поход.

— Пойдешь? — В голосе Филиппа послышалось сомнение.

— Ну и пойдем!

— Не все скажет Даниил. Вдвоем с Мирославом тайно замышляют. Может, ты что слышал?

Демьян рассердился:

— Отойди от греха, не лезь! Не подслушиваю я…

— Грех? — ехидно улыбнулся Филипп. — А ты уже согрешил, не отвертишься.

— Что? Что? — испуганно спросил Демьян, оглядываясь.

— О Романе забыл? Не помнишь, как ночью ножом в грудь ударил? Не знал, что он латы никогда не снимает. Нож скользнул, а ты… хе-хе-хе… — разразился мелким смехом Филипп, — а ты убежал. И Роман свирепствовал, разыскивая ночного татя. Задавил бы тебя, как муху… А я спас.

— Ты?! — быстро замигал Демьян, пораженный словами Филиппа.

— Я! А то кто же! Я шепнул Роману, что руку на него поднял Шумилович. Нужно было убрать слюнтяя, а то он начал пакостить нам… И растерзал его Роман.

Демьян сидел как на огне. Как перетрусил он тогда! Недолюбливал он Романа, как и все именитые галицкие бояре. Сколько их казнил Роман! После того ночного случая зарекся Демьян выступать против Романа, переметнулся на его сторону. Думал, что все уже забылось. Теперь сыну его Даниилу помогал, ни в чем не противился.

— Тысяцким тебя Данило поставил. Хорошо! С нами будешь.

От страха Демьян задрожал, мороз побежал у него по коже. Снова темные дела! А они ему уже осточертели, хотелось спокойно с одними идти — с Даниилом и Мирославом.

— С вами? — возмутился Демьян. — Не пойду!

— Пойдешь! — зашипел над ухом Филипп.

— Не пойду!

— Не ори! Услышат… Ты же к Даниле когда прибежал? Когда он уже подрос. Убежал к нему из Галича. Думаешь, ты сам сюда прибежал?

Демьян ничего не понимал. Что значит не сам? Конечно, сам. Задумал перейти к Даниилу, бежать от Владиславова ада, так и сделал.

Филипп наслаждался растерянностью Демьяна, еще сильнее наступал на него:

— Мы следили за тобой, толкали тебя сюда, а ты, дурак, и не заметил. Кто тебе сто гривен дал? Я дал.

— Верно, — склонил голову Демьян.

— А ты вернул?

— Ты же сказал, что можно через десять лет вернуть по-дружески…

— По-дружески! А на пергаменте писал ты своими пальцами: «Сто гривен взял Демьян»?

— Писал.

— Так знай, что пергамент тот у Бенедикта: это его деньги.

— Его? — испуганно промолвил сбитый с толку Демьян.

— Его. А он Даниле напишет, что ты у него деньги брал.

У Демьяна отнялся язык.

— Вот и молчи! — прошипел Филипп. — Будешь молчать — жив будешь. Рот раскроешь — сразу шепнем Даниле, и он мигом голову отрубит. Что теперь скажешь? Могу еще и о ноже намекнуть Даниле… Согласен? А если нет, так будет то, что с Людомиром было.

— Согласен, — тихо произнес подавленный Демьян.

— О! Бояре идут!

Филипп поздоровался с Семеном и Василием, и они все вместе пошли в гридницу. Там их уже ждал Мирослав.

2

Никто не садился, ибо не было хозяина. Таков уж с деда-прадеда обычай — не садиться, пока хозяин не пригласит.

Даниил появился из боковой двери, вошел так тихо, что и не заметили его, — пушистый ковер Скрадывал шум шагов.

Мирослав залюбовался своим воспитанником. Даниил уже сам управляет, как хозяин. Сколько же прошло лет без Романа? Тринадцать с половиною. Радостно улыбается княжий пестун. Не легко ему было поднять на ноги бескрылого птенца. Скрывая от людей свою радость, Мирослав втайне гордился названым сыном.

Даниил легко стучал сапогами, пошитыми из зеленой хзы, — любил он зеленый цвет. Из-под синего кафтана виднелись красные гащи — штаны. Под кафтаном нет кольчуги — дома можно спокойно ходить, ведь тут все свои люди.

— Дума долгая будет, — встряхнул кудрями Даниил, отбросив непокорную прядь черных волос. — Присаживайтесь к столу, поразмыслите, други мои, что деять будем. Дмитрия нет? — взглянул он на окно.

В сенях послышались шаги.

Дружинник, приоткрыв дверь, четко произнес:

— Тысяцкий Дмитрий идет.

— Зови его сюда скорее, — махнул рукой Даниил.

Дмитрий легко пробежал от порога к столу.

— Не гневайся, князь, задержался с дружинниками.

— Размыслите, други, — продолжал Даниил, взяв в руки подсвечник, чтобы отодвинуть его дальше. — Долго ли так сидеть будем? Соседи наши любезные… — При этих словах брови Даниила опустились, насупились; он кусал губы. Знал уже эту примету Мирослав; значит, кипит, злится Даниил. — Соседи вежливые — король венгерский да Лешко краковский — отчину нашу разорвали. Во Владимире-полуотчине сидим, да и ту обкорнали. В Берестье ехать нельзя, в Угровске тоже Лешковы вояки сидят. Мы все силы собираем, а враги обрезывают ее. До каких же пор нашу рожь будут топтать?