вещи. В первую очередь мою перевязь и сумку моей жены.
— Конечно, — все так же тихо и ошарашенно ответил Аран. — Рад буду снова видеть в наших землях избранных духами.
Звучало пафосно, очень многообещающе, но ни капли не искренне. От нас очень уж хотели избавиться. А кто против? Я уже просто не могла это слушать. Моя душа радовалась, что мы выпутались из этого всего. И даже без кровопролития.
На прощание нам выдали еще и лошадь. И какие-то припасы. Найрин догнала меня уже на окраине селения, вручила флягу с вином и пожелала хорошего пути. Ее глаза светились от радости. И пусть я валилась с ног от усталости, — у меня на душе тоже было тепло и радостно.
Мы покидали селение поспешно. Несмотря на то, как быстро и кардинально изменилось отношение к нам у местных жителей, уверенности, что все не повторится, не было. Потому мы с Реймом просто молча уходили в ночь, даже не оглядываясь.
Густой старый лес обступил нас сразу же, как только селение осталось позади. Приветствовал тихим шелестом листвы, уханьем совы, потрескиванием старых веток, в один момент отрезав от всего человеческого. Казалось, оглянись — и уже не увидишь огней, не ощутишь запаха дыма, а все, что случилось, останется просто воспоминанием. Даже задумаешься — было ли это на самом деле.
По мере того, как мы отдалялись от селения и уходили все дальше вглубь леса, — становилось все темнее. Если бы я не держалась за поводья, то точно бы потерялась. Не видно было ни зги уже. И где именно шел Рейм, я скорее угадывала, чем видела.
Надеюсь, меня он тоже не сильно различал в темноте. А то имелось у меня ощущение, что выгляжу я откровенно убого. Сил осталось ничтожно мало, и растрачивать их приходилось разве что на то, чтобы ноги переставлять. И все равно я спотыкалась, дергала повод, лошадь, и без того изрядно нервничающая в темноте, фыркала и пыталась упрямиться. Но если и оступалась, то тут же успокаивалась под твердой рукой моего спутника.
— Может, где-нибудь сделаем привал? — робко не то спросила, не то предложила я после того, как споткнулась об очередную корягу и едва не упала прямо под копыта лошади.
— А не боишься, что сангры придут в себя и поймут, что ты им устроила незабываемое представление, не имеющее ничего общего с реальностью? И решат… ну не знаю даже… казнить нас, например, не просто как врагов, а сжечь как богохульников и колдунов? — как-то пугающе спокойно принялся то ли спрашивать, а то ли рассуждать вслух Рейм.
Мне этот тон не понравился совершенно. Может, потому, что я считала, что поступила очень даже правильно. И не только для нас, а и для самих сангров.
— Ну, для начала это позволило нам уйти без крови и даже с кое-какими припасами. Лошадь опять же, — тут я снова споткнулась, едва не упала, и дернула несчастное животное за повод так сильно и резко, что оно не зафыркало, а откровенно и возмущённо заржало. — Прости, милая.
— Милый, раз на то пошло. Это жеребец, — угрюмо поправил меня Рейм, и продолжил все тем же тоном занудного наставника по этикету: — Ты понятия не имела, чего ждать от этих племен! Ты ничего о них не знала. Не представляла, какие у них традиции и верования. А если бы они посчитали, что это знак и нас нужно принести в жертву? Что тогда?
Ничего. Я про это не думала. Мне не хотелось кровопролития, не хотелось боли, не хотелось больше страха. И очень хотелось хоть немного изменить жизнь женщин, которые ничего доброго, возможно, в жизни своей не видели. Их купили и продали, снова продали и купили.
Где именно потеряла свою личность Найрин? Когда она перестала даже имя свое считать чем-то важным? Ее не просто превратили в домашнее животное. Она приняла эту судьбу, уже не пытаясь даже думать, что заслуживает лучшего. Ее сломали.
— Помнится, кто-то в прошлый визит к санграм украл рабынь, посчитав их судьбу слишком ужасной, — словно невзначай напомнила я Рейму.
— Этот кто-то — взрослый мужчина, способный за себя постоять, а не мелкая, но до ужаса самонадеянная девчонка! — вот теперь он сорвался.
Ухнул филин. Зашумел лес в ответ на слова Рейма. Даже лошадь, до этого показывающая характер всеми возможными способами, притихла. Следовало бы и мне умолкнуть и больше не спорить, но стало так обидно.
Бывает такое, что обида заседает где-то в груди и душит. Вот это было как-то так.
И промолчать бы. Не развивать эту тему дальше. Но…
— Мне было страшно, — сдавленным от подступивших к горлу слез голосом призналась я.
Это была чистейшая правда. Случись что с ним — и я бы точно пропала. Если бы даже сбежала. Куда? Леса не знаю. К кому обратиться — понятия не имею. Так что стала бы я той безымянной женщиной, что исполняет чьи-то извращенные желания. Или погибла бы в лесах.
Темнота спрятала покатившиеся по щекам слезы. По крайней мере, хотелось в это верить.
Но она же и оказалась коварна, спрятав от меня Рейма.
Шаг — и я оказалась в его объятиях, крепких и таких нежных. Попыталась высвободиться, но он удержал. Прижал к груди так, что я слышала, как бьется его сердце. И на этом мое самообладание закончилось совсем. Я просто разревелась.
— Прости, — едва моя истерика пошла на спад, прошептал он, поглаживая меня по спине. — Мне тоже стало страшно, когда я увидел, чего тебе стоила эта магия.
— То есть? — некрасиво шмыгнув носом, уточнила я.
И вроде уже следовало отстраниться, вернуть приличную дистанцию, но в объятиях Рейма было так хорошо и спокойно, что я позволила себе даже больше и обвила его за пояс. О приличиях я подумаю утром, при солнечном свете, а темнота вполне успешно может спрятать мои слабости.
— То есть ты побледнела настолько, что я уже думал — упадешь в обморок. Губы посинели, а в глазах