Читать интересную книгу Иствикские вдовы - Джон Апдайк

— Ну? — сказала Джейн. — И как тебе?

— Грета? — уточнила Александра. — Она старалась. И была не такой злобной, какой я ее помню.

— Ты плохо помнишь, — возразила Джейн. — Она была еще хуже. Хотя Рея она все же побаивалась, как солдата в сверкающих доспехах, вырвавшего ее из гитлеровского кошмара Европы и доставившего в Страну Золота, а теперь она не боится ничего. Она беспощадна.

— Мне кажется, она отнеслась к твоей пощечине — насчет молодежи и дряхлых стариков, смешанных в камерном ансамбле, — весьма терпимо.

— Я не с-с-сказала «дряхлых стариков», — вскинулась Джейн, — хотя виолончелистка несколько раз, играя largo[34], совершенно не соображала, что делает. Она опаздывала на целый такт.

— Мне показалось, — вступила Сьюки, — что Грета что-то затаила. Джейн права. Она более уверена в себе. В то время как мы снова окунулись в жизнь домохозяек, она больше не выходила замуж, а копила силы.

— Да что ты, Сьюки! — воскликнула Александра, испугавшись, как тогда, когда они, обнаженные, оказались в бане Даррила и она открыла для себя языческую простоту младшей подруги. Ее сладкие соски среди капель осевшего пара на органически-тефлоновой коже были розовыми и затвердевшими. — Ты хочешь сказать, что замужество лишает женщину сил?

— Оно обволакивает, — ответила Сьюки. Ее пухлая верхняя губа плашмя накрыла нижнюю, как широкая подошва улитки накрывает древесный лист; плотность, с какой соединились губы, свидетельствовала о том, что затронутую тему она считает неприятной и ей больше нечего сказать по этому поводу.

Это был сигнал, что пора уходить; но стоило трем некогда изгнанным и снова незаконно проникшим в местную среду пришелицам двинуться к двустворчатой входной двери, как некая женщина из толпы, деланно улыбаясь, поспешила им навстречу, как будто хотела сгладить предшествовавшее невнимание. Речь ее была беглой, как у бывалого оратора.

— Вижу, вы собираетесь покинуть нас, — сказала она, — но я бы хотела представиться. Я Дебби Ларком, пастор, как ни странно это звучит, здешнего унитарианского прихода. Очень приятно видеть новые лица на наших концертах; они предназначены для того, чтобы привлекать летних отдыхающих, и уже появляются и преданные завсегдатаи. Так же, как и в церкви.

Она была стройной миниатюрной брюнеткой с приятными, четкими чертами лица. Ее чуть обгоревший на солнце прямой нос немного шелушился. В ней не было ничего клерикального, если не считать некоторой строгости серого платья с длинными рукавами и юбкой ниже колен в разгар лета, но ее смущенная улыбка и умный взгляд серо-зеленых глаз подкупали. Словно мгновенно одержимая дьяволом-мужчиной, Сьюки мысленно представила себе эту изящную женщину обнаженной — ладное, ловко скроенное тело, белое, как сама добродетель, — однако лишь вежливо назвала ей свое имя и ответила на рукопожатие прохладной узкой сильной ладони.

— Мы тоже можем стать завсегдатаями, — ответила Деборе Ларком Александра. — Мы здесь обосновались на все лето.

— Когда-то давно мы жили в Иствике, — сказала Сьюки, немного задыхаясь. — И знали одну из ваших предшественниц, Бренду Парсли. Она была первой женщиной-священником унитарианской церкви.

— Мы ею очень гордились, — растягивая слова, с типично бостонской иронией произнесла Джейн. На самом деле троица злодеек безжалостно заколдовала Бренду, отчего, когда та начинала проповедовать, изо рта у нее вылезали перья и булавки.

Лицо молодой священницы, профессионально внимательное и чуткое, не показало ни малейшего проблеска узнавания.

— Я слышала это имя, — призналась она, — но это было так давно, в шестидесятых или в начале семидесятых.

— Совершенно верно, — резко сказала Джейн. Александра безошибочно догадалась, что у Джейн возникла неприязнь к собеседнице, и в то же время она с ревностью почувствовала возбуждение Сьюки, затруднявшее ее слабое дыхание.

— С тех пор столько воды утекло, — с напускной веселостью промурлыкала Дебора Ларком. — Это было еще до моего рождения. — Под тройным испытующим женским взглядом она запнулась, почувствовав себя неуверенно; ее спонтанный порыв приветить гостий пошел на спад. — Ну, я просто хотела вас поприветствовать. Излишне говорить, что мы были бы рады видеть вас на собрании нашего братства как-нибудь в воскресенье. — Настал тот момент неловкости, который случается, когда духовное лицо, не имея никаких внешних подсказок, делает подачу и ждет со стороны собеседника какого-нибудь проявления, которое позволило бы понять, каков статус Бога в его сознании. — У нас бывают не только службы, — храбро продолжила она, получив в ответ лишь молчание, — по вторникам мы устраиваем ужины, на которые приглашаем и одиноких, и целые семьи, а в конце лета планируем антииракский поход.

Чтобы их безответное молчание не сделалось мучительно долгим, Александра сказала:

— Мы окончательно еще не определили свои планы.

— Приходите, если сможете, — прощально пропела Дебби Ларком с облегчением; свой долг она выполнила. Средними пальцами обеих изящных рук она заправила длинные блестящие темно-каштановые волосы за уши — чуть выгнутые чашечкой, как у Сьюки, — одарила их еще одной призывной, подобающей случаю улыбкой и быстро удалилась, оставив позади себя, словно аромат духов, ощущение контраста между добродетельной и гибкой в обращении молодой женщиной и тремя старыми дамами, сделавшимися недружелюбными и скучными в своей испорченности. Ее появление перед ними было своего рода наказанием: когда-то и они были такими, как она, здесь же, в этом самом городе.

Возвышаясь над тьмой спящего города, крупная нескладная женщина сидела, ссутулившись, за маленьким обшарпанным откидным столом на третьем этаже своего неухоженного дома. Ее тень оживляла стену позади нее и просевший потолок. «Они здесь, — писала она, глубоко вдавливая в разлинованную желтую бумагу шарик авторучки. — Все три, наглые, как тебе угодно!» Она часто слышала эту фразу от жителей Новой Англии, но не была уверена в ней. Возможно, следовало говорить «наглые, как им угодно»? В своей ярости она не обращала внимания на приличия и продолжала писать крупным прямым европейским почерком. «Они поселиться в „Ленокс сивью апартментс“, тебе легко будет пробраться, ты хорошо знаешь это место. Они не постыдились явиться на концерт, который давал ансамбль, основанный мой дорогой муж. Толстая симпатичная, темная несимпатичная и сексуальная хорошенькая, расплачивается за это нервозностью. Все три старые, бесстыжие и бесполезные, паразиты под ногами. Убей их. Убей их, как они когда-то убили твоя невинная сестра». С точки зрения грамматики здесь, конечно, не все было правильно, но в своей одержимости она строчила, игнорируя правила, своим методичным прямым почерком. «Я предлагаю первой покончить с темной — в ее ауре уже есть что-то нездоровое, гнилое. Ты сам знаешь намного лучше». Она представила себе его лучезарным, вечно молодым, с вьющимися светлыми волосами, таким, как персонаж, которого видела в юности на религиозной католической картине. Менее уверенной рукой, дрожащей от переполнявших ее чувств, она добавила: «Приходи, поселись у меня. Дом большой, слишком дорогой для ничтожный школьный пенсия Реймонда. Дети навсегда уехал. Приди, стань моей силой. Зло не должно уйти ненаказанным. Это твой золотой шанс — так можно сказать?»

Поместье Нэта Тинкера было закреплено за несуществующими доверительными собственниками и так обставлено дополнительными распоряжениями к завещанию и долгосрочными долговыми обязательствами, что продать его за наличные, избежав штрафов и взысканий, нельзя было бы еще многие годы. Его мать, все еще живая на своем верхнем этаже огромного бруклайнского дома, была не так дряхла, чтобы не быть в состоянии строить препятствия тогда, когда от нее меньше всего этого ожидали. Дома, в своих апартаментах, у Джейн были и факс, и электронная почта, но в скромных иствикских условиях, где они жили как в летнем лагере, только без уроков гребли на каноэ и вечерних рассказов о привидениях вокруг лагерного костра, она вынуждена была получать и отправлять документы своим адвокатам и банкирам по обычной почте. Чтобы отправить корреспонденцию экспресс-почтой или заказным письмом, нужно было идти на почтамт, а парковка на Док-стрит летом была делом гораздо более трудным, чем прежде; если место и находилось, оно оказывалось на расстоянии нескольких кварталов от почтамта, до которого приходилось идти пешком под тошнотворно палящим солнцем. Джейн этого не могла понять, когда-то она была большой любительницей понежиться на пляже, ее смуглое лицо загорало в первый же день, и ему не требовалось никаких лосьонов, разве только в те дни, которые она целиком проводила на яхте; но теперь солнце атаковало ее с какой-то радиоактивной силой, от чего она чувствовала себя отравленной — ее тошнило, и она оказывалась близка к обмороку. Она приноровилась носить соломенные шляпы с широкими полями, но через крохотные просветы в плетении фотоны, казалось, все равно обстреливали ее лицо картечью. Ее запястья, ноги в шортах выше колен и руки, когда она надевала платья с короткими рукавами, были беззащитны перед вероломным градом, обрушивавшимся с дрожащего, без единого облачка, синего неба. Даже такой скромно-причудливый и старомодный городской центр, как иствикский, захлестывал Джейн подрывающими здоровье излучениями: моноокиси углерода от автомобильных выхлопов, радона от гранитной основы под асфальтом, электронов, истекавших от вязи неоновых трубок на рекламе милуокского пива в винном магазине «Счастливые часы» и род-айлендской лотереи в «Бэй-сьюперетте», гамма-лучей, исходящих от маленькой камеры, которая фотографировала ее, когда она пользовалась банкоматом в «Олд-Стоун бэнк», электрическим напряжением, стекающим с провисших кабелей и конденсаторов на столбах линии электропередачи. Перед зданием почтамта, в трех шагах от пары почтовых ящиков с прикрытыми откидной «губой» щелями для писем, на особенно зловредном столбе, расчерченном скобами-ступеньками для аварийных монтеров и пропитанном выцветшим креозотом, был укреплен квадратный серый трансформатор, от гула которого можно было оглохнуть, если стоять под ним. Однажды в июле, в середине дня, Джейн стояла возле этого столба, вслушиваясь в его гудение и размышляя, может ли она упасть в обморок прямо здесь, на искрящемся тротуаре, когда что-то, перемахнув отделявший ее от столба промежуток, толкнуло ее в бок — как там в боксе называется удар по почкам?