- Он совсем не такой, он холодный! - упрямо сказал мальчик. - Его нельзя поймать руками, а этот можно.
- Это так кажется. В будущем году вы начнете изучать физику, и ты поймешь, что это тебе только кажется. А сейчас попросим садовника показать нам растения.
Он был очень старый и очень странный, этот садовник. Маленького роста и с длинной белой бородой, спускавшейся ниже пояса. А глаза у него были совсем крохотные. Две щелки, над которыми торчали седые кустики бровей. И одет он был в какой-то чудной белый халат.
- Он игрушечный? - спросил мальчик.
- Тише! - сказала ему шепотом учительница. - Ты лучше поменьше говори и побольше смотри.
- А я могу и смотреть и говорить, - сказал мальчик. Ему показалось, что садовник приоткрыл один глаз и подмигнул ему. Впрочем, он не был в этом уверен.
- Вот здесь, - сказал садовник тоненьким-тоненьким голоском, - вот здесь полезные злаки. Пятьдесят стеблей пшеницы. Сейчас они еще не созрели, но через месяц на каждом стебельке появится по нескольку колосков с зернами.
Раньше эти зерна шли в пищу, из них делали хлеб.
- Он был вкусный? - спросила девочка с бантом.
- Этого никто не знает, - ответил старичок, - Рецепт изготовления растительного хлеба давно утерян.
- А что вы делаете с зернами? - спросила учительница.
- Часть расходуется на то, чтобы вырастить новый урожай, часть идет на замену неприкосновенного музейного фонда, а остальное... - он развел руками, - остальное приходится выбрасывать. Ведь у нас очень мало земли: вот эта грядка с пшеницей, два дерева, немного цветов и лужайка с травой.
- Давайте посмотрим цветы, - предложила учительница.
Садовник подвел их к маленькой клумбе.
- Это фиалки - единственный вид цветов, который уцелел. Он нагнулся, чтобы осторожно поправить завернувшийся листик. - Раньше, когда еще были насекомые, опыление...
- Они еще этого не проходили, - прервала его учительница.
- Можно их потрогать? - спросил мальчик.
- Нагнись и понюхай, - сказал садовник, - они чудесно пахнут.
Мальчик встал на колени и вдохнул нежный аромат, смешанный с запахами влажной, горячей земли.
- Ох! - прошептал он, склоняясь еще ниже. - Ох, ведь это... - Ему было очень трудно выразить то, что он чувствовал. Запах пробуждал какие-то воспоминания, неясные и тревожные.
Остальные дети уже осмотрели траву и деревья, а он все еще стоял на коленях, припав лицом к мягким благоухающим лепесткам.
- Ну, все! - Учительница взглянула на часы. - Нам пора отправляться.
Поблагодарите садовника за интересную экскурсию.
- Спасибо! - хором произнесли дети.
- До свидания! - сказал садовник. - Заходите как-нибудь еще.
- Обязательно! - ответила учительница. - Эта экскурсия у них в учебной программе первого класса. Теперь уж в будущем году, с новыми учениками.
Мальчик был уже в дверях, когда случилось чудо. Кто-то сзади дернул его за рукав. Он обернулся, и садовник протянул ему сорванную фиалку. При этом он с видом заговорщика приложил палец к губам.
- Это... мне?! - тихо спросил мальчик.
Садовник кивнул головой.
- Мы тебя ждем! - крикнула мальчику учительница. - Вечно ты задерживаешься!
- Иду! - Он сунул цветок за пазуху и шмыгнул в коридор.
* * * В этот вечер мальчик лег спать раньше, чем обычно. Погасив свет, он положил фиалку рядом на подушку и долго лежал с открытыми глазами, о чем-то думая.
Было уже утро, когда мать услышала странные звуки, доносившиеся из детской.
- Кажется, плачет малыш, - сказала она мужу.
- Вероятно, переутомился на этой экскурсии, - пробурчал тот, переворачиваясь на другой бок. - Я еще вечером заметил, что он какой-то странный.
- Нужно посмотреть, что там стряслось, - сказала мать, надевая халат.
Мальчик сидел на кровати и горько плакал.
- Что случилось, малыш? - Она села рядом и обняла его за плечи.
- Вот! - Он разжал кулак.
- Что это?
- Фиалка! - У него на ладони лежало несколько смятых лепестков и обмякший стебель. - Это фиалка, мне ее подарил садовник. Она так пахла!
- Ну что ты, глупенький?! - сказала мать. - Нашел о чем плакать. У нас дома такие чудесные розы.
Она встала и принесла из соседней комнаты вазу с цветами.
- Хочешь, я тебе их отрегулирую на самый сильный запах?
- Не хочу! Мне не нравятся эти цветы!
- Но они же гораздо красивее твоей фиалки и пахнут лучше.
- Неправда! - сказал он, ударив кулаком по подушке. - Неправда! Фиалка - это совсем не то, она... она... - И он снова заплакал, потому что так и не нашел нужного слова.
Судья В одном можно было не сомневаться: меня ждал скорый и беспристрастный суд.
Я был первым подсудимым, представшим перед Верховным Электронным Судьей Дономаги.
Уже через несколько минут допроса я понял, что не в силах больше лгать и изворачиваться.
Вопросы следовали один за другим с чудовищной скоростью, и в каждом из них для меня таилась новая ловушка. Хитроумная машина искусно плела паутину из противоречий в моих показаниях.
Наконец мне стало ясно, что дальнейшая борьба бесполезна. Электронный автомат с удивительной легкостью добился того, чего следователю не удавалось за долгие часы очных ставок, угроз и увещеваний. Я признался в совершении тягчайшего преступления.
Затем были удалены свидетели, и я остался наедине с судьей.
Мне было предоставлено последнее слово.
Я считал это пустой формальностью. О чем можно просить бездушный автомат? О снисхождении? Я был уверен, что в его программе такого понятия не существует.
Вместе с тем я знал, что пока не будет произнесено последнее слово подсудимого, машина не вынесет приговора и стальные двери судебной камеры не откроются. Так повелевал Закон.
Это была моя первая исповедь.
Я рассказывал о тесном подвале, где на полу, в куче тряпья, копошились маленькие человекообразные существа, не знающие, что такое солнечный свет, и об измученной непосильной работой женщине, которая была им матерью, но не могла их прокормить.
Я говорил о судьбе человеческого детеныша, вынужденного добывать себе пищу на помойках, об улице, которая была ему домом, и о гнусной шайке преступников, заменявшей ему семью.
В моей исповеди было все: и десятилетний мальчик, которого приучали к наркотикам, чтобы полностью парализовать его волю, и жестокие побои, и тоска по иной жизни, и тюремные камеры, и безнадежные попытки найти работу, и снова тюрьмы.
Я не помню всего, что говорил. Возможно, что я рассказал о женщине, постоянно требовавшей денег, и о том, что каждая принесенная мною пачка банкнот создавала на время крохотную иллюзию любви, которой я не знал от рождения.
Я кончил говорить. Первый раз в жизни по моему лицу текли слезы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});