Петрович держал своё слово крепко, и теперь пристально смотрел на воинов. Он как-никак, всю свою петушиную жизнь прожил в землях русаров, и наверняка знал, что рыцарям из Вольной Марки доверять нельзя. Слишком часто они набегали на мирные деревушки, чтобы грабить и убивать.
— Цыпа-цыпа, — сказал Йозеф, цепляя ножны к поясу.
Петух переместился чуть ближе к спящему Лёхе, нервно копнул землю когтями. Что-то ему подсказывало, что до хозяина сейчас не добудиться никакими способами. А против троих рыцарей, пусть и уже побитых, ему не сдюжить.
— Лицо обглодаю, — вскудахтнул он.
Фриц криво ухмыльнулся, счищая с булавы налипшую землю и грязь. Один только Ганс неторопливо рассёдлывал свою лошадь, не обращая никакого внимания на соратников, которые медленно приближались к костру.
— Это мы тебя обглодаем, птичка, — сказал Йозеф, резким движением хватая Петровича за горло. — Ты мне лицо поцарапал.
Петух захлопал крыльями, попытался достать до вероломного фашиста когтями, но лишь поскрёб по железному нагруднику.
— Слово… Дали… — захрипел петух.
Фриц замахнулся булавой над спящим Героем, но вдруг яркая вспышка заставила его отшатнуться. Булава выпала из его руки, Фриц завизжал тонким голосом и упал на землю. Петрович сумел высвободиться, громко закричал и бросился на Йозефа, который тоже упал.
Ганс обернулся на звук и замер, удивлённо взирая на катающихся по земле соратников. Их крики теперь звучали иначе. Неестественно. Оба рыцаря крепко держались за промежность и прижимали ноги к себе.
— Вы… Чего наделали… — сказал он.
Но ответа он и не ждал. Всё было очевидно.
Петрович, видя, что теперь они опасности не представляют, снова отошёл к хозяину, и грозно смотрел на поверженных волей Богини фашистов. Назвать их рыцарями после такого поступка он уже не мог.
Глава 37. Власть Силы
Потёртое седло безудержно скрипело и больно било по заднице. Лёха, который до этого дня никогда верхом не ездил, оказался неприятно удивлён, ведь это оказалось гораздо сложнее, чем ему представлялось по голливудским фильмам.
Они выехали на рассвете. Солнце светило им в спины, а над горными вершинами впереди сгущались чёрные тучи.
Лошадей было всего три, а потенциальных всадников — четверо, поэтому Лёха мудрым, практически соломоновым решением постановил, что верхом поедут только он, как самый главный, Ганс, потому как за ним косяков замечено не было, и Петрович, потому что Лёха так захотел. Фриц и Йозеф понуро шагали сзади, даже не думая о бегстве.
Петрович, конечно, не мог управлять конём, поэтому Лёха привязал поводья к своему седлу, а Петровичу оставалось только гордо восседать и приглядывать за пленными.
— Чёрный бумер, чёрный бумер, стоп-сигнальные огни… — гнусаво напевал Паладин, пытаясь удержаться на вороном жеребце, который петлял из стороны в сторону, грыз удила и вообще был крайне недоволен новым всадником.
Фриц, бывший хозяин жеребца, наблюдал, как боевой конь, испытанный в десятках сражений, нервничает и прядёт ушами, но даже не пытается сбросить неумелого всадника. Хотя раньше он подпускал к себе только хозяина, а всех остальных кусал или лягал, и немало конюхов пострадало от его копыт.
Йозеф снова кашлянул, тщетно пытаясь сделать голос грубее.
— Это бесчестье для рыцаря! — сказал он чистейшим сопрано. — Верни нам коней, это невыносимо!
Кавалеристы пешком ходить не любят, и рыцари Вольных Баронств исключением не были.
— Да ты заманал скулить, бля. Рот закрой, кишки простудишь, — ответил ему Лёха.
Йозеф умолк, ведь ничего противопоставить он не мог. Мало того, что заклятье лишило их мужества, так и оружие Герой всё-таки отобрал и приторочил к своему седлу. Доспехи, конечно, остались, но толку от них не было.
— Лёха! Давай я к тебе пересяду, а эти на лошадь сядут вдвоём! — предложил Петрович. Рыжий лохматый мерин под ним спокойно шёл, не чувствуя ноши.
— Не, они наказаны, — ответил Герой.
— Быстрее пойдём зато!
Но Лёха с трудом выдерживал даже такой темп, а когда жеребец пару раз своевольно ускорился, то Герой не свалился только чудом, изо всех сил натягивая поводья. Поэтому весь отряд двигался со скоростью черепахи, медленно, но верно приближаясь к границе Вольной Марки.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Дорога перестала петлять, и теперь ровной полосой вела к предгорьям. Деревень поблизости не было, и все возделанные поля остались далеко позади, сменившись широкими лугами и зарослями кустарников. Как водится в таких местах, дорога представляла собой длинный подъём, пологий, но всё равно утомительный. Вскоре пешеходы стали отставать.
— А ну, шире шаг, девчата! — Лёха обернулся, опасно покачнувшись в седле.
Пешеходы немного ускорились, но помогло это ненадолго. Пленники, погружённые в раздумья, едва шаркали ногами, Ганс Этелийский то и дело оглядывался на них с грустным видом, но тоже ничем помочь не мог. Все их мысли занимало только одно — избавиться от проклятия и вернуть свободу.
— Лёха! Трапезничать уж время подошло! — произнёс Ганс после того, как услышал очередной вздох одного из соратников.
— Тпру, бля, — Герой натянул поводья, останавливая жеребца, который упрямо мотал головой в ответ на все попытки его остановить. — Похавать надо, это без базару.
Рядом с обочиной как раз виднелась подходящая полянка, на которой можно было удобно расположиться всем. Они сошли с дороги и проехали к ней. Полянку с трёх сторон окружали заросли ивняка, а в центре Ганс даже обнаружил старое кострище. Лёха неловко выполз из седла, жеребец потянулся к нему, попытался укусить, но Герой замахнулся на него могучим кулаком, и конь сделал вид, будто просто тянется к листьям.
Петрович спрыгнул на землю и тут же принялся выискивать еду в траве, Ганс спешился изящным отработанным движением. Фриц и Йозеф грузно сели на землю рядом с кострищем.
— Э, бля, — удивился Лёха. — Хули расселись?
Он вдруг снова почувствовал себя молодым двадцатилетним дедушкой, авторитетным и властным. Погоны ефрейтора давали ему формальное право командовать нижестоящими по званию, а природная уверенность в своём превосходстве давала силы, чтоб это право осуществить.
— Встать, бля! — рявкнул он.
Пусть перед ним были не зелёные мальчишки, а бывалые воины, Лёха всё равно ощущал их покорность. Фриц и Йозеф поднялись на ноги и грустно посмотрели на Избранного.
— Ты! — он ткнул пальцем в Йозефа. — Лошадями займись, чтоб чётко всё, давай, побежал. Ты! Хавчик организуй. Чтоб всё было чики-бамбони, понял?! Полюбас у вас ещё затарено, не всё сожрали.
Он ни на секунду не сомневался, что все приказы будут исполнены. Нужно было озадачить ещё и Ганса с Петровичем, ведь личный состав должен быть занят полностью, но ничего толкового он придумать не мог.
— Петрович!
Петух на секунду оторвался от своего дела и замер, держа в клюве какую-то палочку и глядя на хозяина.
— Территорию прибираешь? Красава, так держать, — одобрил Герой.
Ганс без всяких приказов начал собирать валежник для костра. Лёха прищурился и сложил руки на груди.
— Ганс! Костром займись, — приказал Герой.
Когда начинаешь раздавать указания — сложно остановиться.
Сам Лёха, как настоящий командир, принялся всё это контролировать. Он сел на корточки, глядя, как суетятся пленники. Приятно, когда не приходится разводить костёр и готовить еду самостоятельно. Власть опьянила его. Лёхе нравилось смотреть, как другие люди выполняют его приказы, но со времён службы в армейке ему больше не доводилось кем-то командовать.
Вдруг он вспомнил, что в замке барона рыцари его покинут, конвертируясь в полновесное золото. Лёха даже не был уверен, что ему нравится больше, золото или власть.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Слышь, Ганс, — произнёс он. — Далеко до барона вашего?
— К вечеру дойдём, если на рысях. Если шагом, то завтра будем, — ответил рыцарь.
— Понял, не дурак, — почесал затылок Герой.
Вскоре над полянкой закружилась тонкая белая струйка дыма, которая неизменно летела прямо на Лёху, и только потом устремлялась ввысь. Фриц поставил котелок рядом с костром, Лёха флегматично наблюдал, как по металлической стенке ползёт чёрная копоть.