Мычал запертый в стайке скот.
Василий улыбнулся и толкнул в бок Степана, которому снились тёмные ночные тополевые аллеи, и по аллеям этим бежали куда-то мужчины и женщины, красивые мужчины и женщины, и Степан тоже бежал среди них, и бежать было хорошо, спортивно, и пахло летом и немного городской пылью, запах которой Степан уже забыл. Степан крепче сжал во сне книжку.
Минуло пять лет.
Марья, не в галошах, а в лаптях, в платье, штопанном так причудливо, что оно походило на лоскутное одеяло, в переднике с большим карманом посередине, укладывала в сумку молодому новосёлу куриные яйца.
– У нас здеся топерича цельная хверма! Полста штук яиц, родимый, на здоровье! На роман фантастический потянет! Скажи, молодой, а нет ли у тебя исторических хроник Шекспира?
– Нет, только Вальтер Скотт. – Молодой протянул старухе «Квентина Дорварда». – Оглавление тут вырвано.
– Ладно, годится! – одобрила старуха. – Не читала!
– Ты бы сдачу дала, уважаемая.
– Сдачу? А что, и пожалуйста! – Марья вынула из кармана передника и подала парню потрёпанную брошюру.
Парень прочитал название: «Пол и характер». Сказал:
– Тонкая! Я толстую принёс!
– Тонкая ему! Не в толщине, мил человек, суть-то! Да и мало нынче тонкого-то… Нешто оно сохранилось? Вот попался недавно журнал мебельный, с красивыми фотографиями. Поменяем?
– Ну, не знаю… – замялся молодой человек. – Мне читать, а не картинки смотреть.
Старуха подумала и протянула ему и журнал:
– Хоть ты меня ограбил, милый вор, но я делю твой грех и приговор!
Прошло пятьдесят лет.
– Масло сливочное, масло подсолнечное, десяток яиц, молоко, сметана, майонез, творог!.. С вас пара детективов и, пожалуй, антология!
Застучал, затрещал матричный принтер кассового аппарата. Продавщица передала книги приёмщице, а та привычными движеньями разложила книги по сортировочным лентам приходного конвейера.
В магазине работал и пункт книжного обмена. Комиссией служили тоже книги. У окошка пункта спорили две интеллигентного вида старушки, которым был очень нужен «Tom Sawyer» на английском – но английский Марк Твен за окошком имелся в экземпляре единственном. За старушками дожидался очереди господин в очках и шарфе, принесший на обмен пятитомного Лескова издания «Правды» и желавший выменять на него 6-томник Бунина; в качестве доплаты и комиссионных он собирался предложить подарочное издание «Трагической жизни Тулуз-Лотрека» Пьера Ла Мура и том Рэя Брэдбери, выпущенный в Молдавской ССР. Далее терпеливо ждали другие обменщики: с книгами и собраниями Гончарова, Льва Толстого, Чехова, Фёдора Абрамова и Евгения Носова, Юрия Казакова и Виталия Сёмина, с учебниками по физике, алгебре и органической химии, с атласом звёздного неба, с конструкторским справочником Анурьева и пособиями по гражданской обороне.
– Так-так! Что у вас? – тараторила продавщица за кассой. – Сельдь иваси, колбаса сырокопчёная, сыр голландский. Мандарины марокканские, яблоки венгерские, бутылка красного вина болгарского. Набежит на философскую монографию. Нет, я не могу принять у вас пособие для экзаменов как монографию! Отложим товар?.. Отлично, Бертран Рассел подойдёт. Следующий! Две пачки сигарет, зажигалка, картофельные чипсы, два билета на футбол и пиво… С вас учебник по экономике!
Яна Дубинянская
В лесу (Рассказ)
Эппл садилась на конечной станции.
Но в вагон хлынула такая масса народу, что сесть не получилось, только повиснуть на петле, на цыпочках, потому что не хватало роста, наискосок, потому что напирали сзади. Огромный негр на лавке расставил колени, и женщину вдавило между ними, заполняя лишнюю пустоту.
И вдруг он встал. Уступил место.
Удивиться Эппл не успела, упала по инерции, тут же сдавленная с обеих сторон, и не сразу заметила, что голове стало холодно и голо – шапка, ее шапка!!! – там, на немыслимой высоте, она косо торчала на жестких курчавых волосах. Каких-то полсекунды.
Вагон тронулся, и мужчина наклонился, сдернул шапку с головы, протянул обратно:
– Возьмите. Знаете, а я ведь заразился еще тогда. Спасибо.
Эппл улыбнулась. Он что-то перепутал, конечно.
Но Неду было бы приятно.
Она очень долго не могла собраться и двести тысяч раз успела обжечься острой крапивной паникой: папа не станет ждать, передумает, уйдет без нее. Но что-нибудь забыть и вспомнить уже там, в Лесу, когда будет поздно возвращаться и невозможно двигаться дальше, подвести всех и обрушить все, – было еще страшнее. И она в двести тысяч первый раз проверяла рюкзак, снаряжение, одежду, запасную одежду, а список запропастился куда-то, не с чем сверить, и моток лески, который точно, кажется, был в списке, тоже…
– Эппл! – позвал папа. Уже с неприятными нотками ожидания в голосе.
– Сейчас, только леску найду…
– Дождевик не забыла?
– Ой, и дождевик…
За окном клубился туман, разлапистый, как неубранная постель, сквозь него проступали силуэты деревьев, обычных деревьев, но сейчас похожих на Лес, если, конечно, Лес можно себе представить. Папа рассказывал, она пыталась, ей даже снилось несколько раз – но никогда же не знаешь, правильно ли тебе снилось. Папа ни разу раньше не брал ее с собой. Раньше ее было с кем оставить.
– Эппл!
На папин голос наложился дробный стук, мелкий, как дождь. Ногтями по стеклу, мокрому от тумана. Стучали не в ее окно, в папино, однако, прилипнув носом к стеклу, Эппл разглядела высокий темный силуэт сбоку. Нед пришел. Раньше он никогда не заходил, они с папой и остальными встречались где-то там, далеко, на бывшей станции, за которой начиналась дорога в Лес. Мама не пускала Эппл даже туда, ни одна мама в поселке не пускала туда детей. Но теперь все другое, и вспоминать нельзя. Зато можно идти с ними – если, конечно, они ее не убьют уже сейчас за то, что так долго копается.
Папа за дверью о чем-то коротко переговорил с Недом и заглянул к ней. Спросил коротко, но без раздражения и злости:
– Готова?
Эппл затянула веревочку на рюкзаке:
– Кажется, да.
– Пошли.
Она вышла в папину комнату, волоча за собой рюкзак, и Нед, одетый по-лесному, в комбинезоне, болотных сапогах и рукавицах, в полупрозрачном дождевике, в шапке под остроконечным капюшоном, улыбнулся, поднимаясь навстречу.
* * *
– Сколько тебе лет?
– Тринадцать.
Не любила она свой возраст: двенадцать еще ничего, возраст детей из всех приключенческих книжек, четырнадцать – уже почти взрослость, а тут что-то аморфное, никакое, посередине. Но Неду, конечно, было все равно. Кивнул, спросил еще:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});