Читать интересную книгу Король Треф - Б. Седов

Секач, решивший, что с ним будут играть, вскочил и с выражением ожидания на морде уставился на Алешу. Он знал, что степенная Максимила не будет скакать с ним, а вот молодой Алеша, которому еще и восемнадцати не было, не прочь поиграть с собакой. И он не ошибся.

Увидев оживившегося и явно заигрывавшего с ним Секача, Алеша наклонился, подобрал с земли обгрызенную Секачом палку и, широко размахнувшись, швырнул ее в сторону леса. Палка, посвистывая, улетела в заросли, и Секач, который только этого и ждал, сорвался с места и, выбрасывая из-под когтистых лап клочки дерна, помчался вслед за ней так, будто догонял самого своего заклятого врага.

Максимила с улыбкой посмотрела на юношу и сказала:

— Все бы тебе с собакою играться! Молиться нужно больше, дух свой укреплять пора бы уже. Тебе осьмнадцать скоро, в братство входить будешь, обет святой принимать.

Алеша взял палку из пасти подбежавшего к нему Секача, зашвырнул ее в кусты и, проводив взглядом умчавшегося вдогонку за ней пса, сказал:

— Вот будет восемнадцать, тогда и буду… Что он будет делать, когда ему настанет восемнадцать, он не сказал, а вместо этого грустно вздохнул и посмотрел на опускавшееся в лес солнце. Присев на корточки и теребя за уши подбежавшего к нему с палкой в зубах Секача, он спросил у Максимилы:

— Бабушка Максимила, как ты думаешь, хорошо там Насте с Костей?

Максимила помолчала, пошевелила губами и задумчиво произнесла:

— А вот это, Алеша, от меня закрыто. Пыталась я увидеть, как ее душенька живая ходит по белу свету, и не смогла. Закрыто это от меня как бы стеной облачной. И не пробиться к ней, не услышать.

Она помолчала и со вздохом добавила:

— Как бы худа с ней не приключилось. Там, в миру, греха много… Сама-то она чиста останется в любом вертепе, но от худых людей сохраниться трудно. Силен враг человеческий, и, если не может он душу чистую да непорочную забрать, тогда в злобе великой стремится он жизнь пресечь или недуг навлечь. Так-то, Алешенька. Молиться больше надо.

Секач навострил уши, склонив голову набок и вдруг бросился в лес.

Навстречу ему, держа на сгибе руки корзинку, вышла юница лет шестнадцати, одетая в длинный сарафан и стеганую безрукавку. Ее голова была плотно обвязана белым платком, ровной чертой лежавшим на выпуклом загорелом лбу.

Завидев стоявших на поляне перед домом Максимилу и Алешу, она возбужденно заговорила:

— Бабушка Максимила, а я кого в лесу встретила!

— Ну и кого ты там, Алена, встретила, — усмехнувшись, поинтересовался Алеша, — лешего, что ли?

— Тьфу, — возмутилась Максимила, — кто же к ночи лесных поминает? Я что тебе говорила? Смотри, услышит он, как ты его по имени зовешь, и явится к тебе. И спросит, чего звал, а ты ему что ответишь? Руками только разведешь? А он ведь и обидеться может, и тогда — смотри, Алеша — пойдешь в лес, а он на тебя морок напустит, и будешь плутать, пока от голода не иссохнешь.

— Нет, не лешего, — ответила Алена и поставила на землю корзинку, полную лесных ягод, — лешего я вчера видела. Маленький такой, серенький, на палочку опирается. И все кряхтит.

Максимила засмеялась:

— Ври, да складно, Аленушка! Кто же тебе сказал, что он серенький?

Алена стрельнула на Максимилу хитрыми карими глазами и спросила:

— А какой он? Расскажи, бабушка!

— Все тебе расскажи! Вот чаю напьемся, тогда и расскажу. Так кого ты в парме-то повстречала, поведай нам, негодным!

— Медведя, — ответила девочка, — он тоже ягоды собирал. Только я в корзину, а он — прямо в рот.

— У медведя не рот, а пасть, — назидательно произнес Алеша.

— Это у тебя пасть, — ответила Алена и показала ему язык.

— Ну, развоевались, — прервала их Максимила и, обняв за плечи одной рукой Алену, а другой — Алешу, повела их к тому самому дощатому столу под березой, за которым Знахарь рассказывал Насте историю своих бедствий.

Сидя за выскобленным добела щелястым столом, Алена и Алеша смотрели, как Максимила разливает душистый чай с лесными отварами и накладывает на деревянные домодельные тарелки оладьи, загодя нажаренные ею. Пар от чая поднимался в неподвижном вечернем воздухе и переливался в последних лучах солнца розовым светом.

Расставив перед набегавшимися за день чаевниками граненые стаканы с темным, как красное вино, чаем, Максимила уселась во главе стола и, взяв свою старинную глиняную кружку с непонятными узорами, сказала:

— Ну что, Аленушка, хочешь про дяденьку лесного послушать?

— Хочу, бабушка Максимила, — ответила Алена между двумя громкими втягиваниями горячего чая.

При этом она болтала под столом ногами, стараясь задеть колени сидевшего напротив Алеши. Алеша же, держа в руках оладью, намазанную ежевичным вареньем, хмурился и убирал колени в сторону.

— Тогда слушай и не перебивай, — сказала старица и, вздохнув, начала: — Живет дяденька лесной под раскидистой сосной, под березой, под осиной, под корягой, под лесиной, за оврагом, за холмом, для него повсюду дом. Из всего лесного люда…

— Бабушка Максимила, подожди, — прервал ее Алеша и повернул голову в сторону леса.

Секач, сидевший у стола в надежде, что ему, как всегда, что-нибудь перепадет, тоже навострил уши.

По лесу разносился пока еще еле слышный стрекот вертолетного двигателя. Но с каждой секундой он становился чуть громче, и не оставалось сомнений, что в сторону таежного поселения над лесом, разгоняя вечернюю тишину, летит вертолет.

— Бабушка Максимила, это к нам летят, — радостно объявила Алена.

— Видать, к нам, — подтвердила старица и добавила вполголоса: — Да только к нам с добром не летают.

— Что ты сказала, бабушка? — спросила не расслышавшая ее ворчания Алена.

— Ничего, Аленушка, верно, говорю, — к нам летят.

И действительно, через несколько минут из-за темнеющего леса показался уродливый металлический головастик с проклепанными пузатыми боками, над которым яростно рубили воздух несколько железных весел.

Он опустился посреди поляны, и из открывшейся изогнутой двери вылез щеголеватый офицер. Одновременно с ним из другой двери ловко выпрыгнули четверо солдат в пятнистой форме и с игрушечными маленькими автоматами в руках. На их головах были надеты чудные вязаные колпаки с прорезями для глаз и рта. Алене стало смешно, и она захихикала, зажав рот.

Некоторые из поселенцев, услышав шум, вышли из домов, но подходить к дьявольской машине не стали, а наблюдали за происходящим издали.

Офицер тем временем подошел к сидевшим за столом и, не здороваясь, спросил:

— Силычевы здесь живут?

— Добрые люди сперва здороваются, — с достоинством ответила ему старица Максимила.

— Здрасьте, здрасьте, — небрежно отмахнулся офицер, — так Силычевы здесь проживают?

— А мы здесь все Силычевы. Кто тебе нужен, сынок?

— Алексей и Елена.

— Я — Елена, а он — Алексей, — радостно сообщила Алена, довольная тем, что о них знают другие люди.

Офицер странно посмотрел на нее, потом бросил взгляд на Алешу и, обернувшись к стоявшим поодаль странным пятнистым солдатам, махнул им рукой. Солдаты немедленно подошли к столу, и двое из них как-то очень ловко схватили не ожидавших этого Алену и Алешу и по-деловому потащили их к вертолету. Максимила вскочила из-за стола и закричала:

— Что вы, ироды, делаете, отпустите детей невинных!

И она, подняв руки, бросилась на офицера.

Он презрительно взглянул на Максимилу и лениво ткнул ее кулаком в грудь. Максимила остановилась и, приложив руки к ушибленной груди, села на землю.

— Что же вы, злодеи, творите, креста на вас нет, — тихо и слабо проговорила она, пытаясь вздохнуть полной грудью, — Настя в мир ушла, теперь детей малых забираете…

Мужики, стоявшие возле своих домов, обеспокоенно зашевелились, но оставшиеся рядом с офицером двое солдат навели на них оружие, и те остановились в нерешительности.

Офицер противно улыбнулся и сказал:

— Вы, богомольцы сраные, знайте, что живете только потому, что мы вам даем. У вас даже паспортов нет. Вы — никто. И, если будет нужно, мы вас всех вытравим, как вшей поганых, и никто о вас даже не вспомнит. А Настю твою, дурочку таежную, Знахарь продал и убил. Понятно?

И, не дожидаясь ответа, пошел к вертолету. Солдаты, не поворачиваясь к селянам спиной, последовали за ним.

В это время Секач, разобравшись, наконец, что происходит, бросился на ближнего к нему спеца и с хриплым рычанием цапнул его за голенище короткого сапога. Тот отдернул укушенную ногу и, направив на Секача игрушечный автомат, выпустил короткую очередь. Завизжав, Секач кубарем покатился по траве, оставляя за собой кровавый след.

Через несколько секунд расторопные солдаты уже сидели в вертолете, прижимая пленников к полу, а офицер захлопывал за собой дверцу. Вертолет взвыл двигателем, весла над ним слились в мутный круг, и, оторвавшись от земли, он быстро развернулся и исчез за лесом.