Читать интересную книгу "Интимная жизнь наших предков - Бьянка Питцорно"

пляжа в Греции. У самого горизонта виднелись белые паруса, напоминавшие чаек, – «Агамемнон» Ласкарины Бубулины. Ада взобралась на подоконник и рыбкой бросилась в воду, погружаясь все глубже и глубже, пока не увидела песчаное дно с редкими камнями и водорослями. Ощущения, что надо бы всплыть и глотнуть немного воздуха, не было, словно у нее вдруг выросли жабры. Развернувшись в открытое море, Ада стала лениво загребать руками и ногами. Мимо проплывали косяки разноцветных рыб, стайки медуз. Неподалеку играли в догонялки младенец и дельфин, больше не связанные пуповиной. Солнечные лучи, отфильтрованные толщей воды, падали отвесно, будто золотые стрелы какого-то бога.

Потом какая-то тень вдруг затмила солнце. Вода разом стала холодной, и нечто темное, похожее на огромный купол медузы, возникло прямо перед Адой. Та инстинктивно отпрянула и, лишь отплыв немного, увидела, что это сведенное судорогой тело бледной девочки с закрытыми глазами и бесцветными губами, одетой по моде конца XIX века в широкую юбку с воланами. «Утонула, бедняжка», – подумала Ада. Тут же прямо на волнах возникла сцена из ее любимого фильма Трюффо, «История Адели Г.», где Леопольдина в громоздком кринолине бесконечно долго скрывается и снова появляется из-под воды, пока не исчезает навсегда, поглощенная морем. И крик, страшный крик Армеллины разносится над водой: «Клоринда! Клоринда!» А голос Эстеллы отвечает: «Она – дочь Ады!»

От этих криков Ада проснулась.

Сколько же она спала? Солнце стояло в зените, издалека доносились голоса туристов, осматривающих святилище. Она чувствовала, что тело ее отдохнуло, а голова прояснилась – только шея слегка затекла на столь непривычной подушке. Что касается сна, то сначала Ада вспомнила лишь первую его часть, да и то смутно: свару в конференц-зале, собственную несостоятельность, треск расколовшегося черепашьего панциря… И только позже, осторожно выбравшись из-под куста, приведя в порядок одежду и допив остаток воды из бутылки, начала припоминать детали и драматический финал, не оставивший, впрочем, тягостного впечатления.

Ей даже в голову не приходило, будто Асклепий показал ей во сне план лечения или что сам сон был лекарством. Да и от какой болезни? Ада еще никогда не чувствовала себя так хорошо. Разумеется, сон сложный, полный символов, – добравшись до дома, надо обязательно все вспомнить и записать в блокнот, который она держала на тумбочке возле кровати. Интересно, что скажет об этом психоаналитик? Неужели и на этот раз презрительно бросит: «Литературщина»?

10

Выйдя из святилища, Ада повернула к театру, где надеялась найти телефон, чтобы позвонить в Донору. И тут же увидела вдалеке спешащую к ней Дарию: не узнать клубничного цвета таратайку, припаркованную под олеандром возле кассы, было невозможно. Она вздохнула с облегчением, поняв, что теперь не придется возвращаться домой пешком по такой одуряющей жаре, и с улыбкой двинулась навстречу подруге. Но Дария не улыбнулась в ответ: она выглядела сердитой – или, может, обеспокоенной.

– Что-то случилось? – расслабленно поинтересовалась Ада, даже не пытаясь строить догадок.

– А это я должна у тебя спросить, – резко ответила подруга. – Тебя снова рвало сегодня утром.

– Я не прибралась в туалете? Прости, было темно, и мне показалось…

– Да плевать мне на туалет! Тут дело серьезное, и мне это совсем не нравится.

– Какое еще дело? Завязывай с фашистскими замашками, они меня нервируют.

– Плевать мне на твои нервы, Ада! Когда у тебя последний раз были месячные?

Ада так расхохоталась, что ей пришлось опереться на капот.

– Да ладно! Ты хочешь сказать, что подумала… Какая же ты смешная, Дария. Этого не может быть!

– Чего именно не может быть? Что ты беременна или что я способна думать?

– Ну, Дария, попробуй рассуждать логично…

– Точно. Пойдем-ка поищем какое-нибудь тихое местечко подальше от всей этой толпы, сядем и порассуждаем.

– Только сперва найдем телефон!

– Вечером позвонишь. Пошли!

Это прозвучало как приказ, поэтому Ада подчинилась, и они поднялись к машине. Дария, не спросив подругу, села за руль и направилась к тому маленькому пляжу возле дома, где они купались накануне.

– Останови, пожалуйста! Прямо здесь! – воскликнула Ада, завидев море. Она буквально выпала из машины, и ее вырвало на обочину. Дария наблюдала за ней без тени улыбки, даже не пытаясь помочь. Пока Ада, согнувшись в три погибели под каким-то кустом, ждала следующего позыва, сухая трава рядом с ней зашуршала. Этот звук был ей хорошо знаком: так шуршит медленно ползущее пресмыкающееся. И точно: черепаха, чуть поменьше той, что они видели по дороге в Микены, перебирая лапами по гравию, зачем-то попыталась взобраться на камень, преградивший ей путь, и опрокинулась на спину у самых Адиных ног. На какое-то мгновение она замерла, а потом начала раскачиваться, вытягивая лапы в стороны в поисках опоры.

«Помочь ей, что ли? – подумала Ада. – Или пусть старается? Если она хоть сколько-нибудь долго пролежит вот так, на спине, под палящим солнцем, то умрет. А если помочь, не поймет, как спастись в следующий раз».

Но пока она, почувствовав себя вправе, подобно богам, выбирать между жизнью и смертью, колебалась между двумя в равной степени жестокими вариантами, черепаха сумела воткнуть коготь в землю, резко оттолкнулась лапой и шумно плюхнулась на брюхо.

Дария за это время так и не двинулась с места, словно ничего не происходило.

– Закончила, наконец? – выдохнула она.

И Ада вдруг поняла, что совсем не уверена в необоснованности подозрений подруги. Ей вспомнился сон, голос Эстеллы, и, несмотря на полуденную жару, по спине пробежал холодок. Она поежилась и села в машину. Черепаха за ее спиной продолжила свой путь.

Наконец они добрались до пляжа и расположились в тени тамариска.

– Итак, когда последний раз? – снова спросила Дария.

– Если честно, я не помню.

– Напряги память.

Ада попыталась сконцентрироваться. В июле, в Доноре, – точно нет: она помнила, что не покупала прокладки. И в чемодане у нее их не было. Вроде бы в Кембридж она их тоже не брала, потому что… потому что месячные только что кончились и не должны были вернуться раньше стандартных двадцати восьми дней.

– Думаю, в середине июня, – выдавила она нерешительно.

– А потом – все?

– Потом – все.

– И теперь рвота. Тебе нужно сделать тест.

– Но это всего месяц! И потом, пока я была в Доноре, дядя Тан точно бы заметил. Это же его специальность!

– Боюсь, твой дядя был слегка не в себе. Он только что перенес удар.

– Там был и доктор Креспи, он тоже акушер.

– Короче, Ада, тебе что, трудно сделать тест? Дальнейшее промедление только все ухудшит.

Чтобы найти подходящую аптеку, им пришлось доехать аж до Навплиона, да и там в наличии была только старая модель Predictor со стеклянными пробирками, пипеткой и наклонным зеркальцем. Дария решила купить сразу две упаковки. Ада ходила за ней молча, будто происходящее ее не касалось.

По возвращении она еще раз сходила к театру, где встретилась с организаторами и без труда добилась разрешения присутствовать на репетициях. Но музыку Плессаса ей записать не позволили: «Мы пока не знаем, заключил ли он контракт с лейблом».

Впрочем, это было уже не так важно: в статье нужно рассмотреть драматический аспект, описать, как интерпретирован и представлен миф, а для этого хватит и заметок в блокноте.

Правда, теперь ей казалось, что все это не имеет ровным счетом никакого значения. После покупки теста на нее напала глубочайшая апатия. Она чувствовала себя опустошенной и хотела только поехать домой, залезть в постель и уснуть. Ни о чем больше не думать. Просто спать.

По возможности, не видя снов.

11

Дядя Тан, как ты мог не заметить? А так всегда хвастался, что от твоего глаза ни одна мелочь не укроется! Я месяц жила в Доноре и к концу этого срока была уже на четвертой неделе.

Или… или ты знал и ждал, пока я сама тебе скажу.

Но ведь в июле я еще ничего не знала! Считала, что это невозможно! Столько лет не принимая никаких мер предосторожности, я была уверена, что бесплоден не Джулиано, а именно я. Со всеми прочими я пользовалась диафрагмой. Да, с прочими: ты прекрасно знаешь, что