Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Запомните себе хорошо сегодняшний случай с палкой и мои слова! – произнес молодой человек, вставая и глядя на Владимира.
– Не изображайте из себя прорицателя и колдуна! – ответил Ленин злым голосом и, склонив голову, добавил: – Передайте вашим товарищам, что за их попытки увести меня от моей цели наша партия пошлет их на виселицу, чего и вам, Чернову и Савинкову от души желаю!
Повернулся и пошел в направлении дома.
– Пропадете, – донесся до него издалека звенящий, вдохновенный голос. – Пропадете и вы, и ваша партия!
Ленин шел к дому и потирал руки. «Отлично! Боятся меня и уже подсылают искусителей, – думал. – Большой, настоящий успех!».
Дома он застал чуть ли не всех товарищей и прибывших из России эмиссаров. Дым заполнял всю комнату. Раздавались возбужденные голоса спорящих людей.
Увидев входящего, бросились к нему и обступили его.
– Не читали сегодня «Vorwärts», Ильич? Поражение! Германская социал-демократия приняла решение поддержать кредиты на войну! В рейхстаге только один Либкнехт будет протестовать, но никто не сомневается, что он останется в одиночестве! Поражение! Предательство! Немецкие товарищи ровным счетом за ничто принимают штутгартскую резолюцию и ее подтверждение на съезде в Базеле.
Ленин бросился вперед, растолкал окружающих его товарищей и, схвативши «Vorwärts», прочитал доклад с заседания немецкого парламента. Ужасно побледнел. Тер вспотевший лоб и смотрел на собравшихся отсутствующим взглядом.
Наконец, он стиснул зубы и с трудом выдавил из себя:
– Этого не может быть! Это националисты издали сфальсифицированный номер «Vorwärts». Акулы империализма способны на все.
Они долго обсуждали тревожное известие. Никто не думал в эту ночь о сне. Перед полночью доставили Ленину депешу из Берлина. Телеграфировала Клара Апфельбаум. Прочитав короткое донесение, Ленин, тяжело дыша, присел, как если бы внезапно покинули его силы. Не было сомнения. Парламентская фракция немецких, французских и английских социалистов решила поддержать кредиты на войну.
В комнате воцарилось глухое молчание.
Все не сводили глаз с лица Ленина. Становилось оно все более желтым и очень мрачным. Проницательные глаза раскрылись широко, губы сжались судорожно, вздрагивали веки и желваки, вырастающие около ушей. Из полумрака выглядывало дикое, окаменевшее в бешенстве и ненависти монгольское лицо, а пальцы, пощипывающие редкую бороду, сжимались и выпрямлялись наподобие когтей хищной птицы.
Ленин долго не отзывался. Наконец, встал и бросил хрипло:
– Второй Интернационал умер!..
Присутствующие поразились, услышав эти кощунственные слова, произнесенные о могущественной организации, широкой сетью охватившей старый и новый свет.
В еще большее удивление, а точнее, в изумление привела их следующая исповедь вождя и учителя:
– О, наша карта еще не бита! Заложим III Интернационал; он не изменит пролетариату; он не вобьет нож в спину социальной революции! Мы будем ее творцами! Товарищи, прощайте! Должен писать…
Он сел у стола и задумался.
Писал до рассвета. Осыпал страшными оскорблениями и обвинениями предателей рабочих масс; призывал рабочих всех народов к протесту против соглашателей, слуг капитализма, никчемных трусов, и размахивал красным флагом, на котором горели слова: «Создать новый Интернационал для последней, победной битвы угнетенных против угнетателей!».
Писал он несколько дней, почти не отрываясь от работы. Редактировал «Коммунистический Манифест» о войне, рассылал письма во все стороны света, обращался к совести, призывал к борьбе, осуждал еще вчера обожаемых вождей, а сегодня уже предателей дела, врагов трудящихся масс.
В один из вечеров в маленьком сельском домике, занимаемым Лениным, появилась австрийская полиция и военный патруль. Кто-то донес на таинственного россиянина, обвиняя его в шпионаже в пользу России. После обыска в жилище его арестовали и препроводили в тюрьму в Нижнем Сонче. Ленин не думал о грозящей ему опасности. Поглощали его другие, более важные мысли.
Между тем, с каждым днем постоянно собирались черные тучи.
Австрийские чрезвычайные военные суды, собственно говоря, не принимали близко к сердцу судьбу личностей, подозреваемых в шпионаже. В начале войны почти ежедневно расстреливали совершенно невинных людей, пойманных случайно, и потому польские социалисты привели в движение все пружины, чтобы освободить Ленина из тюрьмы.
Вождь австрийских социалистов, Виктор Адлер, уведомленный ими о существе дела, имел с Председателем Совета Министров, графом Штюргхемом, долгую беседу; горячо, с пафосом доказывал он, что нахождение в тюрьме такого известного вождя вызовет неизбежно волнение российских рабочих сфер, пассивно или даже враждебно настроенных к войне, указывал на бесчисленные выгоды оставления на свободе работающего над началом революции в России в период происходящей войны Ленина.
Объяснения Адлера убедили министров, которые в первый раз тогда услышали о партии и программе большевиков, и в то же время проинформировали обо всем свой генеральный штаб и немецкое правительство.
Из Вены был выслан приказ об освобождении Владимира Ульянова-Ленина.
В то время как шла переписка по его делу, Ленин находился в тюрьме. Он сидел в глубокой задумчивости в камере, где оказался помещенным еще один узник. Он также был россиянином, простым крестьянином, безземельным, темным, безграмотным. Прибыл он в Австрию год назад, на сельскохозяйственные работы, так как дома умирал с голоду. Он рассказал об этом всем Ленину и добавил, что был арестован в момент пересечения границы. На вопрос патрульных солдат, куда идет, ответил искренне, что как резервист возвращается на родину, чтобы вступить в армию во время войны. Во время обыска у него было найдено письмо с планами шоссейных дорог и перечислением австрийских полков, стоящих поблизости от российской границы.
– Кто вам дал это письмо! – выкрикнул Ленин, слушая ответ товарища по неволе.
– Управляющий имения, в котором я работал, – отвечал он. – Дал мне письмо и просил передать в руки в Москве, своему знакомому. Не знал, что в этом письме он написал, а теперь говорят мне, что был я шпионом.
Закончил и вздохнул тяжело.
Ленин больше не слушал крестьянина, не разговаривал с ним. Думал о делах, значительно более важных, чем судьба темного крестьянина, никому не нужного.
Составлял в мыслях план непогрешимой атаки на II Интернационал.
Наконец, работа была закончена в самых мелких деталях, и тогда он стал прислушиваться к тому, что говорил лежащий на нарах крестьянин. Бедняк смутно чувствовал непреодолимую потребность в выбрасывании огорчающих его мыслей. Говорил без перерыва, перескакивая с темы на тему.
Ранним утром пришел за ним патруль и препроводил его в суд. Крестьянин вернулся только вечером. Был спокойным и удивительно безмятежным. Глаза светились у него необычным блеском, радость била с прояснившегося лица.
– Ну как там ваше дело? – спросил его Ленин безучастно.
– Закончилось… – ответил, добро усмехаясь, он.
– Вижу, что хорошо пошло, – проговорил Владимир. – Освободили вас?
Крестьянин хитро глянул на говорящего и шепнул:
– Смертный приговор…
Ленин дрогнул и поднял на говорящего изумленные глаза. На загорелом, покрытом глубокими, как будто бороздами на пашне, морщинами лице крестьянина не наблюдалось ни малейшего волнения и беспокойства. Стоял он, выпрямившись и пальцами расчесывая рыжую бороду, падающую ему на грудь.
Улыбнулся с каким-то удивительным выражением лица и тихо спросил:
– В Бога и Сына Божьего веришь?
– Бога не знаю, а Иисуса из Назарета уважаю, так как нагнал страху богатым и неправедникам, – парировал Ленин вынужденным смехом.
– Бога никто не может знать. Его требуется чувствовать! Он спрятался глубоко в человеке, брат… ой, глубоко. А человек – это сильное создание, могущественное. Через его скорлупу даже Богу нелегко добраться!
Подумал немного и добавил:
– Хорошо, что Христоса уважаешь… хвалю!
– За что? – спросил Ленин, дивясь себе, что поддерживает разговор о чужих ему понятиях.
– За то, что чувствуешь в беднейшем человеке Светлейшего Бога!.. Сын убогой девушки, о которой соседи в твердом убеждении повторяли мерзкие, непристойные речи, и вдруг Сын Божий! Никто не знал, почему он является Сыном Бога, сам он также объяснить не мог, а верил в это, другие тоже поверили и веруют целые века. Поэтому так делается, что каждый человек является Сыном Божиим, братом Христовым.
– И спасителем, которому приносят молитвы люди темные, поддающиеся уговорам попов, – добавил Ленин со злым смехом.
– Нет, милый человек, нет! Спаситель был один… А знаешь, почему?
– Говоришь, как хорошо начитанный монах… – заметил Владимир.
– Какой я начитанный?! – ответил крестьянин, поднимая худые плечи. – Когда потерял свое поле, был долгие годы бродягой, жил в монастырях, работал за кусок хлеба, любил разговаривать с учеными монахами.