Читать интересную книгу Сахаров В. Северная война. - Неизвестно

Глава 14.

Верхняя Саксония. Лето 1147 Р.Х.

После ночной битвы с венедскими налетчиками, во время которой Седрик фон Зальх показал себя с самой наилучшей стороны, жизнь молодого рыцаря изменилась. Генрих Лев запомнил его и приблизил к своей особе. Седрик покинул отряд архиепископа Адальберта, который отпустил воина с миром, и в земли проклятых бодричей Зальх вошел уже как человек герцога. Воинов под его рукой не было, но зато он постоянно находился рядом с Генрихом, выполнял его задания и был на посылках. Лицо рыцаря стало узнаваемым. Каждый человек в войске крестоносцев знал, кто он такой и Седрика это устраивало, ибо, когда армия Льва соединилось с отрядами маркграфа Конрада Мейсенского, рыцарь был представлен отцу девушки, которую он считал тайной дамой своего сердца. Тогда влиятельный имперский аристократ удостоил его беседы и сказал, что у Седрика большое будущее и эти слова придали Зальху уверенности в себе. После чего у него мелькнула мысль, что шансы свести более близкое знакомство с Гертрудой Мейсенской из эфемерных превращаются в реальные. Впрочем, дела сердечные занимали Зальха постольку поскольку. Шла война, и католики двигались на восток к языческой крепости Дубин. Каждый день случались схватки и подлые нападения венедов, которые прятались в лесах и болотах. Из дремучих чащоб летели стрелы и дротики, на тропах было превеликое множество хитроумных ловушек, а темными ночами с моря высаживались ватаги варягов, которые блокировали продвижение транспортных колонн. Приморский тракт был перекопан рвами, которые требовалось засыпать. Кое-где коварные язычники заранее изменили русло мелких речушек и ручьев, и воды размыли древнюю дорогу. Вражеские лесовики вырезали боковые и тыловые дозоры, а перед авангардом постоянно крутилась злая и весьма умелая конница бодричей под знаменем, на котором был изображен бурый медведь. Армия крестоносцев растянулась на десяток миль, и вместе с герцогом Генрихом находилось всего пятнадцать тысяч воинов. Многие крестоносцы, несмотря на летнюю пору, болели, а тысячи раненых отправлялись обратно в империю. Обозы с продовольствием отстали, и часть из них была разграблена, кстати сказать, не только венедами, но и самими католиками. На охрану караванов с припасами и тыловиков приходилось выделять сильные отряды из самых надежных воинов. Граф Оттон Амменслебенский, который сидел в Гамбурге, регулярно присылал гонцов с известиями из империи и жаловался на то, что никак не может разгромить отряд некоего Вадима Сокола, который вновь высадился в Верхней Саксонии и постоянно совершает набеги на тракт Гамбург-Любек. Между рыцарями происходили конфликты и поединки. Усталые люди были обозлены, а священники спорили между собой, и порой доходило до рукопашных схваток, в которых проповедники с тяжелыми деревянными крестами в руках, бросались друг на друга и орудовали символом веры, будто оружием. В общем, быстрого броска на восток не получалось. Крестоносцы проходили в день не более четырех-пяти миль и теряли своих боевых товарищей. В армии все больше воцарялась неразбериха, и Конрад Мейсенский советовал герцогу Генриху остановиться, собрать силы в кулак, подтянуть обозы, поставить вдоль тракта временные деревянные форты и только после этого двигаться дальше. Хромоногий Лев, который перемещался только на носилках, слушал маркграфа и кивал головой. Ну, а затем он отдавал приказ усилить натиск на язычников, и воины Крестового похода вновь вступали в скоротечные схватки с врагами, проливали свою кровь и отвоевывали очередную милю заболоченной земли. Все эти судорожные рывки напоминали Седрику последние дни его пребывания в войске пфальцграфа Фридриха Саксонского, и он не раз порывался поделиться с герцогом своими соображениями по поводу ведения войны. Но мнение Зальха, впрочем, как и любое другое, не интересовало Генриха Льва. Поэтому, опасаясь немилости, рыцарь молчал и когда передовые отряды герцога все же вышли к Дубину он этому сильно удивился. Основного войска венедов не было, хотя не так давно оно стояло под стенами приморской твердыни бодричей, и католики пробились к своей первой цели. Под Дубином настроение герцога заметно улучшилось. Он стал чаще улыбаться, и сломанная нога уже не так сильно беспокоила его. Армия католиков стягивалась к крепости бодричей и начала приготовления к осаде. Егерские отряды и группы свободных охотников, которых становилось все больше, зачистили окрестности и венеды стали нападать гораздо реже. В удобных для высадки с моря местах были оборудованы наблюдательные посты и срублены сторожевые вышки. Речушки и ручьи возвращались в прежние русла, а тракт заравнивали и устилали гатями. Снабжение немного улучшилось, по крайней мере, для герцога и его воинов, а затем, по настоянию Адальберта Бременского и нескольких цистерианцев, которые вели переписку с Бернардом Клервоским, проповедники прекратили грызню. От других колонн Святого воинства тем временем приходили вести, что продвижение вглубь вражеских земель идет относительно неплохо, хотя и не так хорошо, как планировалось. К воинам вновь вернулось бодрое настроение, и война опять стала превращаться в войну, а не в беготню за дикими варварами, которые находятся на своей земле и имеют собственные стрелометы и огненные зелья. Каждый день Зальха был наполнен делами и в сопровождении своего оруженосца Танкреда он перемещался от одного отряда к другому. Герцог посвятил себя предстоящему штурму Дубина целиком и полностью, и того же он требовал от своих людей. Вот и приходилось Седрику проводить в седле по десять-двенадцать часов в сутки. Одних надо поторопить, а других придержать, третьим пригрозить, а четвертых урезонить. Встреча, другая и третья, а потом глядь, наступил вечер, и так продолжалось до тех пор пока на одном из утренних разводов герцог не оставил его в своем шатре. Зальх ничего такого не ожидал и не знал, что скажет ему Генрих Лев, а тот в свою очередь не торопился, приказал поднять полога шатра, который находился на возвышенности, и поднести его кресло поближе к выходу. Дюжие слуги выполнили приказ, и отошли в сторону. Седрик и Генрих остались вдвоем и герцог, кивнув в сторону языческой твердыни, спросил Зальха: – Что скажешь, храбрый рыцарь, мы возьмем Дубин? Седрик посмотрел на мощные валы крепости, за которыми находилась еще одна стена и каменные башни с десятками стрелометов, баллист и катапульт на них. Он отметил, что стяги князя бодричей Никлота гордо реют на свежем морском ветру, и представил себе вид с другой стороны, где находился окруженный мощными донжонами и высокими стенами порт, через который язычники получают подкрепления и припасы. Взять такую крепость было очень и очень сложно. Однако Зальх ответил без капли сомнения в голосе: – Да, мой герцог, мы возьмем вражескую цитадель. – И почему ты так думаешь? – Языческим князьям не до нас, поскольку сейчас на них наступает король, а вскоре к нам прибудут мастера по ведению осад и подтянутся катапульты. Мы обложим Дубин со всех сторон, и как бы хорошо он ни был укреплен, конец будет один. Наши осадные орудия разрушат стены, а пехота добьет тех, кто останется на развалинах. Генрих Лев слегка опустил подбородок и вздохнул: – Нет у нас мастеров, поскольку противник их еще в Верхней Саксонии перехватил, да и с катапультами не все так просто, ибо многие потеряны во время вражеских налетов. – Ничего, мой герцог. Это значит, что мы простоим под Дубином на месяц больше, чем ожидали, вот и все. Но в любом случае, до середины осени крепость падет. Таково мое мнение. – Эх, мне бы твою уверенность Зальх. Впрочем, я оставил тебя не ради совета. У меня есть важное поручение, которое ты должен будешь выполнить. – Я готов! – изображая служаку, рявкнул Седрик. – Не тянись, – Генрих поморщился и кивнул на раскладной стул подле стенки шатра. – Сядь рядом, поговорим. Рыцарь расположился подле герцога, а Генрих вновь окинул взглядом Дубин и заговорил: – В следующем году я должен жениться на Клеменции Церенгенской. Все уже решено, но необходимо соблюдать правила приличия и я должен не реже одного раза в месяц отправлять своей будущей супруге письмо. Она сейчас находится при королевском дворе во Франкфурте, и мое послание к ней отвезешь ты. Почему, понимаешь? – Нет. – Объясняю. Ты участвовал в битве на тракте и спас мою жизнь. Естественно, тебя станут расспрашивать о том, что ты видел, и у меня к тебе просьба, обрисуй все так, чтобы я выглядел мужественным воином. Поведай, как я лично сразил нескольких варваров, а лучше вражеского вождя. Ну, а потом появились богомерзкие колдуны, которые плевались огнем, и я едва не погиб, но Господь этого не допустил и ты меня выручил. В общем, все должно выглядеть так, чтобы Клеменция могла мной гордиться. – Теперь мне все ясно, Ваша Светлость. Седрик кивнул и герцог продолжил: – Это только начало, Зальх. Помимо этого в Гамбурге ты посетишь Оттона Амменслебенского и скажешь графу, что я очень недоволен его нерасторопностью. Только после этого ты отправишься во Франкфурт и навестишь двор королевы, а затем увидишься с папским легатом Гвидо, которому передашь мое личное послание для Бернарда из Клерво. Ну, а далее возьмешь письмо Клеменции и вернешься обратно. Справишься с этим? – Да, – ответил Седрик. – Вопросы есть? – Имеются. Когда мне отправляться в путь? – Завтра, как только приведешь себя в порядок. Деньги на дорогу и хороших лошадей получишь. Как вести себя при дворе тебя учить не надо? – Нет. – Что-то еще? – Сколько людей со мной будет? – Три десятка конников, которые проводят тебя до Гамбурга, а помимо того вместе с тобой отправятся гонцы маркграфа Конрада Мейсенского и других имперских дворян, а так же люди архиепископа Адальберта. Значит, сотня воинов наберется. – Я все понял, Ваша Светлость. – В таком случае, ступай и будь готов к путешествию. Зальх покинул шатер герцога, поручил Танкреду отвести лошадей к их общей палатке и перетрусить все вещи, а сам решил прогуляться по лагерю. Оруженосец, который еще не знал о предстоящем возвращении в империю, отправился выполнять приказ рыцаря, а Седрик шел через огромный палаточный город и улыбался. Он смотрел на то, как несколько слуг проветривают одежду герцога и вылавливают из нее вшей и блох, а обозники из славян и провинившиеся воины тянут к берегу моря бадьи с дерьмом. Далее рыцарь некоторое время постоял рядом с походной кузницей, где перековывали лошадей, и чинили оружие. Затем миновал полевой бордель из нескольких фургонов, откуда, несмотря на ранний час, доносились чьи-то пьяные всхлипы и сладострастные стоны. Потом обошел временную кухню для бойцов одного из наемных отрядов, где из остатков крупы, старого сала и дикорастущих приправ толстый повар с огромным фингалом под левым глазом пытался приготовить что-то съедобное. И на эту прогулку, которую он совершенно не запомнил, Седрик потратил целый час. Молодой крестоносец брел, словно пьяный, потому что перед его взором сам по себе возникал чистый и прекрасный образ Гертруды Мейсенской, которую он, наверняка, увидит при дворе королевы. Ну и, кто знает, возможно, он сможет признаться девушке в своих чувствах, поскольку теперь Седрик не нищий рыцарь на службе бременского архиепископа, а личный посланец и спаситель герцога Генриха Льва. Наконец, Седрик смог сосредоточиться на предстоящем деле и отправился готовиться к путешествию. День пролетел в заботах, а на следующее утро рыцарь сел на превосходного жеребчика из конюшни герцога, получил сумку с письмами, деньги на расходы и одну из печаток герцога с его гербом. После чего вместе с другими гонцами, которых охраняли самые лучшие легкие кавалеристы в армии крестоносцев, он отправился в путь. Дорога, казалось, сама стелилась под копыта лошадей, и отряд мчался по плохому тракту, словно по гладкой равнине. Мимо Седрика и других вестников в сторону Дубина медленно двигались обозы и подкрепления. Идущие на подвиг во славу Господа католики пытались расспросить скачущих на запад воинов о новостях, но они не останавливались. Вдоль дорог стояли укрепленные сторожевые посты, где находились егеря и охотники на славян. Кое-где на обочинах в землю были вбиты колья, на которых висели головы захваченных в плен венедов, не только мужчин, но и женщин. Иногда навстречу гонцам спешили посланники, которые мчались к герцогу Генриху. Лица и пейзажи – все это пролетало мимо Зальха, и вскоре крестоносцы оказались рядом с поросшими травой развалинами Любека. Отсюда они повернули на Гамбург, но дорогу им преградил отряд из пятидесяти конных наемников на службе епископа Генриха Ольмюцкого. Командир наемников, по всему видать, небогатый рыцарь из Баварии, выехал на середину тракта и Зальх, как старший, вместе с парой воинов подался к нему навстречу. – Почему нам перекрыли проезд!? – привстав на стременах, спросил наемника Зальх. – Предупредить хочу, – ответил баварец и лениво кивнул в сторону реки Траве. – Саксонские егеря видели там нескольких венедов, которые прятались в лесу. – Ну и что!? – А то, что вам следовало бы остеречься, заночевать вместе с моими людьми и дождаться подхода патрульного отряда, с которым вы и доберетесь до Гамбурга. До наступления темноты три часа и язычники могут напасть. – Мы гонцы и с нами сотня конников, – Седрик подбоченился в седле. – Дело ваше, – поворачивая свою лошадь к обочине, усмехнулся баварец. – Но как бы беды не было. Венедов вроде бы немного, однако, сдается мне, что саксы видели только разведку. Зальх задумался, ибо резон в словах баварца был. Однако он и другие гонцы спешили поскорее добраться в Гамбург и, посовещавшись с наиболее авторитетными людьми в своем отряде, Седрик приказал надеть доспехи и продолжить движение. За три-четыре часа он надеялся преодолеть еще несколько миль и всадники порысили на юг. Наемники епископа Ольмюцкого, бывалые псы войны, которые уже второй месяц несли службу на тракте и знали повадки дерзких язычников из войска Вадима Сокола, вскоре забыли про торопливых воинов Генриха Льва, а вот Зальх про них вскоре вспомнил, потому что ближе к вечеру его отряд атаковали. Из придорожного кустарника вылетел рой стрел, и воины рядом с Зальхом стали падать наземь. Рыцарь схватился за меч и прокричал: – Засада! К бою! Следом за первым залпом венеды дали второй, а затем на рыцарей выскочили закованные в броню бородачи. Седрик огляделся, увидел, что дорога перекрыта с обеих направлений и вступил в бой. Он попытался достать ближайшего к нему противника, но тот ловко отскочил в сторону, и его меч прошелся по ноге рыцаря. От острой и резкой боли Зальх вскрикнул и ударил своего жеребца по бокам. Рывком сильный конь метнулся вперед и сбил с ног двух язычников, после чего Седрик бросил взгляд назад и увидел, что венедов очень много и они атакуют крестоносцев со всех сторон. Ловушка была расставлена грамотно, шансов на победу не было и посланец герцога, машинально проведя левой рукой по сумке с письмами Генриха Льва, ослабил хватку на поводьях и конь, словно стрела, метнулся в сторону реки Траве, до которой оставалось не более трех миль. Но на время удача оставила Седрика. Конь неожиданно споткнулся и сбавил ход, а затем в рыцаря попал тяжелый арбалетный болт, который самым краем чирканул по его левой руке и выбил Зальха из седла. Словно тяжелый мешок рыцарь упал наземь. Однако к счастью для Седрика скорость жеребца была невелика, и он рухнул на кучу мусора рядом с дорогой. Ну, а когда рыцарь встал, то обнаружил, что на него бегут венеды. Раздумывать времени не было, и он приготовился к схватке. Пересохшие губы Зальха что-то шептали, возможно, молитву, а правая рука стиснула рукоять меча. Ближайший к рыцарю противник, крепкий пожилой воин, приближался к нему широкими шагами. Глаза венеда смотрели прямо в глаза германца, и на краткий миг Седрику стало не по себе, слишком уверенным казался противник. Но для него это была не первая схватка, и он надеялся, что вот-вот подоспеет помощь. Поэтому Зальх бросился навстречу врагу, и клинки двух воинов схлестнулись. Звон металла ударил по ушам рыцаря, и его левая нога метнулась в живот противника. Однако он позабыл о ране на правой ноге, которая подвела его, и подломилась, после чего спина Седрика опять соприкоснулась с пыльным трактом. Правда, практически сразу он попытался подняться, но на его лицо опустилась подошва вражеского сапога, и Зальх поплыл. Мир в его глазах утратил четкость и подернулся дымкой и он не чувствовал как у него отнимали меч, сумку с посланиями герцога и вязали ему руки. Очнулся Седрик позже, когда все его воины были уничтожены или захвачены в плен венедами и первое что он ощутил это забившуюся в нос траву и боль в затекших конечностях. Рыцарь чихнул, обнаружил, что лежит лицом вниз и, приподнявшись, попробовал высвободиться. Однако связали его хорошо, и попытка отозвалась болью в руке и голове. Рыпаться было бессмысленно и Зальх, перекатившись на бок, замер без движения. Вскоре боль в теле и шум в контуженой голове немного стихли, а затем чьи-то сильные руки подняли Седрика и прислонили к стволу большого дерева. После чего рыцарь увидел перед собой освещенный кострами лагерь язычников и крепкого русоволосого бородача в странном наряде, пятнистом костюме под цвет листвы. Этот венед, на боку которого висел прямой клинок, держал в руках его сумку и, встряхнув ее, на немецком языке с родным для Зальха саксонским акцентом спросил его: – Куда ты это вез? Седрик хотел плюнуть в лицо врага и гордо промолчать. Однако в горле пересохло, а по его раненой руке ударили палкой. Вновь нестерпимая боль пронзила тело крестоносца, и он выкрикнул: – В Гамбург и Франкфурт! – Тихо-тихо, – венед повесил сумку на плечо и небрежно похлопал Седрика по щеке, – спокойно, ты ведь рыцарь, а не дамочка, так что терпи. – Угум! – простонал Зальх. – Вот и замечательно, – улыбнулся язычник и задал ему новый вопрос: – Тебя как зовут? – Седрик... Седрик фон Зальх... – Молодец. А кому ты должен был передать послания герцога? – Его невесте Клеменции Церенгенской и папскому легату Гвидо Флорентийскому. – Так-так. Венед посмотрел за спину рыцаря и добавил что-то по-славянски, после чего развернулся и скрылся среди других вражеских воинов. Человек за спиной Седрика распустил и ослабил узлы на ногах и руках рыцаря. Зальху сразу же стало легче, но сбежать шансов все равно не было, так как его дополнительно привязали к дереву, и вскоре он стал свидетелем необыкновенного зрелища. Варвары очистили просторную площадку между четырех костров и несколько десятков человек образовали круг. Затем они стали ритмично хлопать в ладоши и что-то напевать. В центр площадки выходил кто-то из толпы и танцевал, и так продолжалось очень долго, может быть час или два. Зальх это не запомнил и когда усталый и израненный крестоносец, который считал, что его предадут смерти, стал проваливаться в забытье, над лагерем язычников раздались отчаянные крики его оруженосца Танкреда: – Не-е-ет!!! По-мо-ги-те!!! Зальх дернулся и поднял голову. Его взгляд был направлен на освещенную площадку, и он увидел, как на нее вытолкнули Танкреда. Юноша был избит и испуган, и рыцарь подумал, что сейчас оруженосца станут пытать. Но нет, под ноги шваба упал отличный рыцарский меч, а затем из толпы выскочили вооруженные короткими клинками язычники, все как на подбор, светловолосые и не старше шестнадцати лет. Далее над толпой врагов пронеслось слово, то ли боевой клич, то ли чье-то варварское имя, и звучало оно как ‘Варог!’ Тем временем Танкред опасливо взялся за оружие, и началась игра. Юные язычники ловко нападали на оруженосца, и кололи его клинками, а он пытался отбиться и не успевал, потому что противники у него, несмотря на возраст, оказались серьезные. Раз за разом меч оруженосца опускался на врагов, но они постоянно ускользали. И все бы ничего, но вскоре игра язычникам надоела. Один из вражеских сопляков остановился, посмотрел на Танкреда, произнес нечто презрительное и под хохот старших воинов покинул круг. За ним последовал второй и против оруженосца остался только один боец. Танкред заметно приободрился и попытался достать язычника, но тот на полшага отступил в сторону, меч шваба просвистел рядом с его головой, а вражеский клинок вонзился ему в шею. От вида того, как умирает оруженосец и воспитанник, Седрик застонал. Однако сделать он ничего не мог и продолжал стоять под деревом, стоять и наблюдать за тем, как венеды убивают пленных, которых одного за другим выталкивали на площадку. При этом, конечно же, он понимал, что язычники дают католикам мизерный шанс продлить свою жизнь, которого он, если бы так сложилась ситуация, им не дал бы. Но все равно он чувствовал всю несправедливость судьбы по отношению к его сотоварищам по Крестовому походу, и рыцарь ненавидел врагов всеми фибрами своей души. Где-то заполночь пленники, которых было семь человек, закончились, и Седрик решил, что пришел его черед. Однако он ошибся. Его не тронули, а дали напиться. Ну, а когда наступил рассвет, рыцаря отпустили. Зальха вывели на дорогу и развязали, после чего бросили рядом уже знакомую сумку с посланиями герцога и он захлопал глазами. Это было более чем странно, и когда венеды скрылись, он открыл клапан и убедился, что все письма на месте. Правда, печати на футлярах были сломаны, но самое главное для Седрика послание, письмо Генриха Льва к Клеменции лежало внутри, рядом с тяжелым кошельком и печаткой герцога. ‘Что делать? – оглядывая тракт примерно в миле от места схватки его отряда с венедами, спросил себя Седрик и тут же ответил: – Надо идти к реке и просить помощи у наших воинов’. Решение было принято и, прихрамывая на раненую ногу, со стонами и всхлипами, крестоносец, который вновь оказался бит язычниками, медленно двинулся в сторону Траве. Впрочем, шел он недолго. Вскоре впереди запылила дорога, и показались германские кавалеристы, которые сначала едва не накололи его на пики, а затем отправили единственного уцелевшего гонца из армии Генриха Льва в Гамбург. Кони, которых меняли при каждом удобном случае, домчали Седрика фон Зальха до города очень быстро и только оказавшись за высокими прокопченными стенами, он окончательно поверил, что спасся, и сделал то, чего не делал уже лет десять. Он заплакал и крупные слезы, которые катились по его щекам, смывали не только дорожную грязь, но и то, что было спрятано у него глубоко внутри, боль, обиду и горечь поражения.