— Боюсь показаться назойливым, но… Вы не укажете мне дорогу на Ежовую Варежку?
Мэлис замялась, покосилась на мальчишку, будто спрашивала совета.
— Давайте завтра, а? Завтра, сударь?
Мальчишка клещом вцепился в ее руку.
— Лучше сейчас, любезная Мэлис. Гораздо лучше.
* * *
Туман крался за людьми по пятам, обдираясь о складки коры и острые сучки. Делал вид, что он — хищник на охоте. Страшный, опасный хищник. Судьбой контуженный или судьбу контузивший — это как получится. Короче, где войдете в ваш узел дескрипции, господа хорошие, там и выйдете. Солнце, гуляя на мосту через Ляпунь, добавляло в туман брусничного сиропа и хорошенько взбивало веничком. На ветках кустарника, каплями свежей крови, сверкали ягоды кислой дружины. Утонув в желто-багряной листве, они казались драгоценными камнями.
— Хороши от поноса, — мрачно сказала ведьма, убивая романтику наповал.
Мускулюс тоже решил не ударить в грязь лицом:
— Если нанизать по шестнадцать штук, отпугивают ламий. Дружинник, высушенный и растертый в порошок… — он подумал, — абсолютно бесполезен. Если в порошок. Это я так, к слову…
Рядом, с неприятно знакомым ехидством, корчил рожи малыш ведьмы. Впрочем, ребенок вел себя на удивление прилично, разве что волком зыркал по сторонам и сморкался в траву.
Туман редел. До Ежовой Варежки, по словам Мэлис, было рукой подать. Под ногами пружинила земля, усыпанная палыми ладошками деревьев: охра, сурик, жухлая зелень. До слякоти, когда ни пешком не пройти, ни верхом не проехать, еще долго. Хлюздень-месяц придет в свой черед, а пока — шагай-радуйся. В чахлом ельнике колдун задержался, дыша полной грудью. Ароматы здесь царили — собирай, братец, в горсть, закупоривай во флакон. Потом столичным модницам за большие деньги продашь.
— Чего стоим? — осведомилась ведьма. — Лес как лес, зря только время тратим…
Чувствовалось: грубость ведьмы нарочитая. Даже самой Мэлис было неприятно изъясняться таким тоном. Торопишься, рыжая? Или… Малыш вприпрыжку отбежал за матерую ель, спустил штанишки; вскоре зажурчало. Деликатно отвернувшись, малефик вздрогнул. Ноздри щекотнул едко-кислый запашок, к которому осень в Филькином бору и малая нужда чада не имели никакого отношения. Делая вид, будто скучает, колдун стал оглядываться.
Есть.
«Флажок» обнаружился у корней той самой ели, возле которой мочился ребенок. Умелый такой «флажок», сразу и не приметишь. Малефики разбрасывают похожие маячки на пути жертвы, если сглаз требует особой точности местоположения. Но в малефициуме «флажки» гибкие, упругие, с усиками. Этот же был чужаком: жесткий, на каркасе, сработанный топорно, но лет на десять, не меньше. Лишь пройдя дальше по тропе и обнаружив украдкой еще три маячка, Андреа догадался: не на человека ставлено. На иггиса? Хомолюпуса? На демона?! Похоже, хотя здесь колдун мог дать промаху. Сюда бы Просперо… Тучки небесные, какого еще инфернала требуется выслеживать в здешних дебрях?! Глушь, скука… Свободные демоны в наших краях встречаются крайне редко — обычно они обитают на шести ярусах княжества Нижней Мамы, где блаженствуют в пороках и сварах. Сюда их разве что силой затащишь…
Но, случается, затаскивают.
И понуждают выполнять прихоти.
Если, конечно, добыча не освободится из мертвой хватки умельца.
Демон-беглец, знал Андреа, дело государственной важности. Добра-то он точно творить не станет. Значит, охотники за ихним братом-инферналом станут пуп рвать, пока не отловят гада и не прижмут к ногтю, за казенное вознаграждение. Просперо Кольраун, в бытность свою боевым магом по найму, на безденежье брал халтурку…
Колдун с уважением покосился на Мэлис. Решила подработать? Рискнула? Ну да, что нам ловля демонов, мы головоломки Шеффена, словно семечки, щелкаем! Подсказать дурехе, что, если в невод угодит нужная рыбка, милой рыбачке мало не покажется? Нет, не стоит. Вряд ли в Филькином бору сыщется беглец из детишек Нижней Мамы. Иначе уже бы в набат по всей Реттии били.
— Пришли. Ежовая Варежка, вылезай из кареты.
Ведьма по-прежнему оставалась неприветлива.
Продравшись сквозь ежевельник, Мускулюс стал без цели бродить по поляне. В сущности, он не надеялся обнаружить что-то важное. Со времени покушения на Его Величество минуло пять лет, любые остаточные эманации давно скисли, развеялись. Девочка-одуванчик в желтом платьице? Гибкая кукла с лакированным личиком? Ну конечно, она днем и ночью сидит, тужится… в смысле тужит: «Где мой дражайший Андреа? Где мой суженый-ряженый? Отчего не идет?!» Кем бы ни был одуванчик, он вряд ли выйдет навстречу. Да и приписывать лесной девочке непременно злые побуждения — глупо. Сведенные дети возвращаются домой, целые-невредимые. Цирк? Беда с лилипуткой? Морок на трибуне?! «Флажки»-маячки?! Ну, допустим. Верней, демона мы как раз и не допустим. Учитель Просперо сказал: «Если демон имел место, он освободился, — добавив с однозначностью профессионала: — Ответа не последовало, демон никак себя не проявил…» Если тогда не проявил и за пять лет не проявил, значит, ну его.
Лучше допустим иное: лесная фея-одиночка от тоски, от скуки чащобной заделалась большой поклонницей циркового искусства. В частности, акробатки Зизи, милой гуттаперчинки. Приняла, значит, феечка облик кумира, проложила «лестничку» в шапито, на представление… очень переволновалась за любимицу, аж с лица спала…
Ни одной зацепки.
Цепляйся, умник, как хочешь. Хоть повесься.
«Стыдно признаться, государь, — всплыла в памяти еще одна реплика из рассказа учителя во время сеанса связи на площади Возвышения, — но у меня есть лишь слабое объяснение моих действий: интуиция». Ага, интуиция. Только матерью Просперо Кольрауна была Хусская Сивилла, а мамашей Андреа Мускулюса была неизвестная особа, сдавшая любимое дитя в приют. Впрочем, с интуицией, равно как с доходом, у «блудной мамашки» тоже все было в порядке: приют оказался из дорогих, оплачен на восемь лет вперед… В детстве колдун тешил себя, придумывая таинственную и высокопоставленную биографию с уклоном в балладный штиль; потом отпустило.
Он сорвал разлапистый лист клена. Стал вяло ощипывать вдоль прожилок.
Когда от листа остался дрожащий скелет, пацан Мэлис закашлялся. Взахлеб, с нутряным надрывом. Так кашляют чахоточные при открытом кровотечении. Синий от удушья, мальчишка хрипел, а Мэлис, видимо сойдя с ума от тревоги, кричала на него изо всех сил:
— Я говорила! Говорила тебе, дураку! Вот! вот оно!.. что мне теперь делать? Что мне делать, ты подумал?! Этот же меня к ногтю…
«Она сейчас его ударит! — в изумлении подумал колдун. — Овал Небес, точно ударит! Ребенку плохо, а она… Кто ее к ногтю? Неужели я?!»
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});