с моим братцем — чаще всего просто относили меня обратно, во дворец.
Приспешники Артура ошивались у расщелины между скал, то и дело бросали на нас косые взгляды и злобно кривились. Самые разыскиваемые преступники всего континента. Артуровы шестёрки. Четыре из восьми. Странно, обычно его группа поддержки всегда приходит в полном составе.
Я знал их поимённо, а биографию многих так и вовсе выучил наизусть. Я лично открыл на них охоту, и весьма удачную: изначально их было тринадцать, но головы пятерых мне уже принесли на блюдечке с золотой каёмочкой.
— Какая неожиданная встреча, — пространство передо мной заколебалось, пошло рябью, в нём вдруг появился чёрный разрез, который раздался, расширился и превратился в прореху с человеческий рост. Из неё вышел высокий черноволосый парень с белыми, без радужек и зрачков, глазами. — Мне оказал честь сам император!
Я с иронией ухмыльнулся:
— Остроумен, как и всегда.
— Не всем же ходить с кислой миной.
— Вчера случились прорывы из шестого, двадцать пятого и сто тридцатого миров. Полиция подозревает, что в столице завёлся серийник-ман, а в маленьких городах маны совсем обнаглели и почувствовали себя безнаказанными. А на десерт — твои отморозки сожгли целую деревню в Финикии. Это дипломатический скандал, знаешь?
— Тяжела жизнь императора, — расплылся в белозубой улыбке Артур. — Жаль, не распробовал и не могу посочувствовать в полной мере. Дашь на пару дней погонять? Глядишь, проникнусь твоими страданиями.
— Проникнешься? Страданиями? Да тебя только гниющие трупы и заботят. На живых людей тебе наплевать, — процедил я, сдерживая ярость.
— А у тебя хорошая память, — Артур окинул меня нечитаемым взглядом.
Его левая щека пару раз дёрнулась — нервный тик, — а кадык резко поднялся и опустился, когда он тяжело сглотнул. Воздух между нами наэлектризовался, и мне показалось, что Артур разрушит привычный сценарий. Порвёт шаблон. Перевернёт мою жизнь с ног на голову. Но в следующую секунду он расслабился, даже как-то обмяк, что ли. Зачесал назад свою гриву, собрал её в хвост и крепко затянул красной шёлковой лентой.
— Переживать? О ком? — спародировал он меня и безумно расхохотался. — С чего бы мне скорбеть о бездарных идиотах?
Как он, чёрт возьми, смеет!
Он всё ещё хохотал, когда мой кулак врезался в его челюсть.
Хрясь!
Кровь окропила снег, зубы, словно вымазанные алой краской жемчужины, застучали о булыжник, рядом с которым стоял Артур. О да! Грязная драка без правил. В мертвячный Султанат эту магию, она у меня уже поперёк горла! Я хочу превратить морду братца в кровавую кашу и раздробить ему все рёбра. Сегодня, как всегда, никто из нас не умрёт, но он отсюда на своих двоих уж точно не уйдёт, и ещё месяц будет ходить под себя и проклинать собственную беспомощность.
Воспользовавшись его замешательством, я провёл серию ударов — голова, солнечное сплетение, пах — и завершил её, вмазав со всей дури ему в колено. Хрустнула кость. Ну что же, братец. Один — ноль в мою пользу. В рукопашной ты никогда не был силён.
Артур и не думал драться честно. Как только я остановился, чтобы отдышаться, он, словно фокусник, вытащил из рукава нож и сделал выпад, целясь мне в район печени. Я выставил блок, его левая рука врезалась в моё запястье, и он расслабил пальцы — нож по инерции вылетел из его ладони, и Артур перехватил его правой, свободной рукой. Нож вонзился мне в сердце. Я чувствовал, как острое лезвие скрежещет о рёбра, как оно впивается в нутро.
Больно.
К боли очень сложно привыкнуть.
Если бы я не был… ну, собой, я был бы уже мёртв. Но я — самый могущественный маг на планете, и моя магия без проблем вытащила из моего сердца нож и залатала страшную рану. Артур не собирался давать мне передышку — он яростно нападал, но магический барьер не подпускал его ко мне ближе, чем на пару шагов. Через несколько минут Артур сбил кулаки в кровь, но ничего не добился.
Иногда мне кажется, что он делает это специально — калечит себя там, где можно было бы этого избежать. Неудивительно, ведь Артур всегда был моей противоположностью. Если я ненавижу боль, то, вероятно, он её обожает. Просто тащится. Вот и сейчас — пялится на свои пальцы и вдруг, оскалившись, облизывает окровавленные костяшки.
Отвратительно.
Хватит игр. Артур, кажется, думает так же. Волна ядовито-зелёного цвета омывает его тело с головы до пят, стирая все повреждения. У него отрастают зубы, и он широко улыбается, словно дразнит меня: посмотри-ка, братец, ты зря пыжился. Я чувствую, как моё лицо сводит судорога. В душе поднимается злость, и я тоже выпускаю магию на свободу. Тёмно-вишнёвое сияние охватывает мои руки по локоть, и я знаю, что мои глаза светятся таким же цветом — насыщенным цветом венозной крови.
Бам!
Мы атакуем одновременно, и магия Артура сталкивается с моей — красный и зелёный лучи борются за превосходство. Сначала побеждает Артур — в какой-то момент его отравленная, гнилая магия, от которой несёт тленом, подбирается почти к самому моему носу. Но в следующую секунду я напрягаюсь и даю отпор — по моему лбу течёт пот, зубы стиснуты так, что крошатся, мышцы напряжены до предела. Очень скоро алая магия перекидывается на плечи Артура и на его грудь, спускается к ногам и взрывается.
Артура откидывает, он кубарем летит на землю и кувыркается, пока не врезается в скалу. Тяжело хекает и сползает в сугроб, глухо откашливается кровью. Он успел поставить щит, но только на левой части тела — правая рука и нога, а также правая сторона лица обгорели до черноты и белеющих из-под жареной плоти костей.
— Наконец-то, — сквозь зубы процедил я. — Наконец-то, твоя внешность соответствует твоему чёрному сердцу.
Артур смеётся над моими словами, словно над хорошей шуткой. Он тяжело дышит, шевелится с огромным трудом, но всё равно смеётся. Он выглядит настолько слабым и ничтожным, что мне кажется — в этот раз я всё-таки смогу его прикончить, размазать тонким слоем по снегу. Ключевое слово — кажется.
Я знаю, что эти ужасные раны для него, как небольшая царапина для обычного человека, а сейчас он просто шутовствует, строит из себя умирающего лебедя. Глядишь, вот-вот слезу пустит. Но очень скоро Артуру надоедает этот вшивый театр одного актёра, и он взмывает в небо.
От него отваливаются сгоревшие куски мяса, с мерзким чавканьем падают