Читать интересную книгу Фаворит. Том 2. Его Таврида - Валентин Пикуль

– Я слышал, что он кругом в долгах?

– Это так. Но, должный миллионы, он и забирает миллионы, ни с кого не требуя отчета, он и сам никому отчета не дает…

Сократив субсидии для подкупов, Лондон отпустил Гаррису немалые деньги для представительства. Посольства в Петербурге всегда расценивались в Европе как самые дорогостоящие. Изобилие застолий обязывало дипломатов тянуться за русскими в искусстве гостеприимства. Назвав гостей, следовало ублажить их к полуночи горячим ужином (не менее трех блюд), после чего делалось несколько перемен десерта. Дипломаты отдыхали от страшных растрат лишь после маслениц, когда русские девы и жены поникали в скромных одеждах, на смену телятине и дичи явились грибы с огурчиками, молитвы и попы с кадилами.

– Вам предстоит борьба, и очень трудная, – напутствовал посла Суффолк. – Война с американскими колониями требует прочного договора с Россией, и здесь мы не поскупимся ничем, чтобы иметь закаленных в битвах русских солдат. Германию мы уже приучили быть нашей казармой. Но сделать английской казармой Россию – задача, достойная ваших талантов.

– Каков же будет товар, который я могу выставить для обмена, чтобы у русской царицы разгорелись глаза?

– Наше положение сейчас настолько скверно, – признался Суффолк, – что мы согласны отдать даже остров Минорку, по его положению в Средиземном море столь важный, как важен Гибралтар для нас или Мальта для ее рьщарей. Деловой обмен возможен, ибо русский флот нуждается в базах…

Гаррис приплыл в Петербург и поселился в английском посольстве, размещенном в тупичке Галерной улицы, подле дома Дениса Фонвизина. Впрочем, Денис Иванович еще продолжал вояжировать по Европе, порядки которой и обругивал в каждом письме. Ему, слишком русскому, хорошо было только в России!

* * *

Едучи в Россию, Гаррис надеялся увидеть скотоподобную массу рабов, поверх которой сверкает тончайшая амальгама образованной аристократии. Все оказалось иначе. Он встретил в Петербурге поглупевших от унижений царедворцев, а в вестибюлях особняков знати крепостные лакеи, прежде чем принять с плеч посла шубу, откладывали на кресло читаемый ими томик Вольтера. Наконец, среди крепостных встречались и уникальные эрудиты, игравшие роль «ходячих энциклопедий», обязанные в любой момент дать ответ на любой вопрос барина.

Панин болел, а Потемкина Гаррис видел лишь дважды, и то издали. Первый раз он ехал в Островки, окруженный табором поющих цыган и пляшущих цыганок, а вторично застал его при дворе в окружении мальтийских рьщарей, с которыми он беседовал о тайнах средневековой алхимии. Ни в первом, ни во втором случае светлейший не удостоил нового посла даже кивком головы. Панин болел водянкою. «Уже сделаны два прокола, но, кажется, надо прибегнуть к операции, чтобы с помощью бандажа задержать выпадение кишок… Панин уже достаточно истрепан жизнью и слишком слаб, чтобы перенести вмешательство хирурга», – докладывал посол. Слабость не мешала Никите Ивановичу верно оценивать события за океаном. Правда, он, аристократ-сибарит, высмеивал плантаторов Джорджа Вашингтона и его генералов-фермеров, которые, чтобы не запачкать скатерть в доме президента, обтирали донышко чашек платочками. Но на все посулы в золотых гинеях за предоставление русских войск Панин отвечал весомо:

– Русские солдаты ваших гиней есть не станут…

Екатерина, подозрительная к Франции, любила Англию, боготворила ее порядки, зато не терпела королей Англии, которые с плюгавого Ганноверского курфюршества Германии перебрались во дворец Сент-Джемский. В ее глазах Ганноверская династия была сборищем пьяниц, грязных распутников и безобразников.[3] Разврат при дворе Георга III был намного грязнее версальского, а неслыханное пьянство обуяло все слои общества – от короля до бродяжки. Чем выше было положение человека в обществе, тем больше вливал он в себя галлонов виски, рома, джина и коньяков. На вопрос короля к Питту-старшему: «Вы, говорят, любите опрокинуть стаканчик?» – Питт с возмущением отвечал: «Какие там стаканы! Я пью только бутылками». Понятно, что пуританское окружение Дж. Вашингтона из грубых, но трезвых фермеров, пьющих чай с вареньицем, выглядело почти херувимоподобно…

Случайно американцы перехватили письмо Суффолка к его приятелю Вильяму Идену: 20 тысяч русских героев, опаленных порохом сражений (так писал Суффолк), «станут очаровательными гостями в Нью-Йорке, цивилизуя эту часть Америки самым лучшим образом». Это известие встревожило не только Джорджа Вашингтона, но и графа Вержена: в мощи русской пехоты никто не сомневался! Вержен решил, что Екатерина сохранит политическое целомудрие. «Можно считать ее фантазеркой, – говорил он в Версале, – но она достаточно умна и благородна, чтобы не проливать крови русской ради прибылей купцов лондонских…» Георг III уже не раз молил Екатерину о продаже солдат для расправы с американцами. Неловкие намеки короля на то, что волнения в колониях Америки схожи с «пугачевщиной», Петербург только смешили. Панин с Потемкиным сплотились во мнении, что русский солдат продажен никогда не был, а сама Екатерина повторяла сказанное в молодости:

– Россия за чужими хвостами не потащится…

– Подозреваю я, – говорил Потемкин, – что еще при нашей жизни случится отпадение Америки от короля аглицкого. Нам тягаться с Англией на морях еще рановато. Но послать свои эскадры для охраны нашей коммерции надобно сразу же…

Граф Панин был встревожен возможным ослаблением Англии, ибо это ослабление усиливало престиж Франции в делах турецких. Денис Фонвизин, информируя Булгакова, сообщал и Кабинету, что англичане, «думать надобно, отступятся от Америки и объявят войну Франции: ибо издревле всякой раз, когда ни доходила Англия до крайнего несчастия, всегда имела ресурсом и обычаем объявить войну Франции». Фонвизин был отличный политик.

Встретясь с Корбероном, Екатерина ему сказала:

– Британские каперы захватывают наши суда, плывущие по своим торговым делам из Архангельска… Даю вам слово: кто затронет мою коммерцию, тот жестоко поплатится!

Корберон правильно ее понял: она декларировала не для него, а чтобы он разнес ее слова по свету. Президент Джордж Вашингтон вскоре узнал об этих словах и поспешил успокоить сограждан: просьбы короля Георга «русской императрицей отвергаются с презрением». Когда Джейм Гаррис поселился в унылом тупике Галерной улицы, все, по сути дела, было уже решено, а Екатерина огорошила нового посла выговором:

– Благодаря вам у меня в стране вздорожал сахар и не стало бразильского кофе! Мало вам разбоя на морях Европы, ваши корабли плывут и в края дальневосточные, а что им там надобно, ежели племена чукотские и камчатские суть мои подданные?..

В морях царили нравы пиратские, война за Баварское наследство началась, русский Кабинет занимался крымскими неурядицами, а Потемкин, встретясь с Гаррисом, говорил о разведении… шелкопряда:

– Нашим женщинам без чулок житья не стало!..

Гаррис напряг свою память, чтобы поддержать беседу на тему, для него плохо знакомую, а пока он напрягался, Потемкин уже разразился бранью на французских энциклопедистов. Он разругал их всех за отношение к Китаю, о котором они, повторяя выдумки миссионеров, писали как о стране высокой конфуцианской морали, стране безмятежного спокойствия, мудрости и вежливости. Он сказал, что Европа не знает Китая.

– Зато мы, русские, судим о вежливости китайской по заплатам на собственных шкурах! – Потемкин напомнил время, когда китайские орды ворвались в Джунгарию, уничтожив миллионы людей. – А спаслись лишь те, кто бежал в наши пределы. – Мы, – заключил князь, – все равно будем по Амуру плавать, откуда нам удобнее снабжать поселение в Охотске и на Камчатке…

«Камчатка! – Гнев светлейшего смыкался с гневом императрицы. – Не ради ли Камчатки они все это мне говорят?..»

– Мы попали в дикую Азию, – сказал Гаррис секретарям. – Я теперь не знаю, с какой стороны подступиться к России, и кажется, что нашему королю лучше уповать на Германию…

Он и уповал! В германских княжествах принцы, герцоги и епископы давно жили с того, что торговали своими солдатами. Вернее, теми несчастными бродягами, монахами и студентами, которые отважились когда-либо перешагнуть через шлагбаумы их владений, чтобы навестить родных или выпить пива в трактире. Главным продавцом был герцог Гессен-Кассельский, торговавший «пушечным мясом» чуть ли не с веса, как говядиной на базаре. Именно он и выручил робких британцев. Англия рукоплескала мудрости своего парламента, гинеями платившего за голову каждого «гессенца», уплывающего за океан искать верной смерти от пули американского фермера… Суффолк требовал от Гарриса усилить давление на Потемкина, привлекая его чувства к английским интересам. «Узнайте, что он больше всего любит?» – запрашивал Суффолк посла.