— Думаешь, я пойду умолять? — выкрикнул Айрим. — сам справлюсь! Сам! Я ничем тебе обязан не буду! Да! — Он сткунул себя кулаком по колену.
"Если король жив, он придет. И я его встречу. И… Да. Он сделает так, как будет нужно мне."
Айрим в это верил. Он не воспитал короля. Но он сумеет его убедить.
… - Тебе ведь может просто не хватить на все времени, Айрим. Ты ведь хочешь увидеть мир будущего дня? Грядущего века?
— Я не стремлюсь к бессмертию.
Смех.
— Ты очень честен, Айрим. И ты смел. Так будь честен до конца. Если ты погибнешь, не успев сделать ничего, то к чему все это? Просто возвращайся назад и живи как жил. Но если ты перестанешь бояться меня, бояться обмана, то позови меня. Я дам тебе долгую жизнь. Не бессмертие. Ты умрешь, когда пожелаешь, когда свершишь свое дело. Я помогу твоим Детям стать новыми людьми. Я знаю. Я умею. Но я не буду понуждать тебя. Тебе будет достаточно сказать — согласен.
С того момента он слышал шепот бога всегда. Но двадцать лет назад голос бога перестал слышаться под землей. И он так и не появился в землях Дня.
Айрим усмехнулся. Он уже знал. Великий бог, Жадный, Черный всадник, Могильный плясун проиграл — и кому? Смертному, королю Ночи! Он был заперт в Холмах, как жалкий преступник! И у него просить помощи ему, Айриму? Нет. Человек справился с ним, а Айрим справится с человеком.
Удручало лишь то, что без принуждения не получалось. В этом Могильный плясун оказался прав.
ПУСТЫНЯ. ШЕРГ МАЛЛЕНА
— Отец, почему я не могу ехать с ним?
Райта не мог усидеть на месте. Он то вскакивал, то садился, то принимался вдруг бегать вокруг комнаты, то останавливался и бил кулаками по стене.
— Почему я не могу ехать? Разве я плохой воин? Или трус? Или слово держать не умею?
Маллен молча смотрел на Райту, ожидая, пока тот успокоится. Можно было бы рявкнуть на него, как всегда, и этот рыжий бесенок мигом послушается. Но не хотелось кричать на него.
Райта стоял теперь, уперевшись лбом в стену. Он выдохся. Он устал. Ему хотелось плакать.
— Сядь, сын, — негромко проговорил Маллен. — Сядь. Мне давно надо было с тобой поговорить по душам. Ты уже взрослый.
Райта вздрогнул, медленно повернул голову и удивленно посмотрел на отца.
— Сядь передо мной, сын, — повторил Маллен, особо подчеркнув последнее слово.
Райта осторожно приблизился, недоверчиво глядя на отца.
— Садись, я сказал. — Райта сел. — Я знаю, ты уже пил вино, и не раз, хотя я запретил тебе.
Райта поджал губы и уставился в пол.
— Я взрослый, — наконец, выдавил он.
— Телом, но не головой, — ответил Маллен. — Пей. Я разрешаю.
Райта покраснел.
— Не хочу, — совсем тихо проговорил он.
— Запретный плод сладок, а дозволили — так и не хочется? — усмехнулся Маллен. — Вино, сын, надо не просто хлебать, а толк понимать в нем. А этому надо учиться. Как и жизни. Дело не в дозволенности, а вот в этом, — он постучал Райту по лбу. Тот отдернул голову, рыжие волосы упали на лоб, он откинул их рукой, и снова они встали дыбом. — Это лунное вино. Настоящая драгоценность. Теперь редко его найдешь, потому как на ярмарку в Холмы в нынешние времена никто, почитай, и не ездит. Некому. Так что вино это теперь на вес золота. Я хочу, чтобы ты попробовал и сказал, что думаешь о нем.
В руке Маллена был стеклянный кубок — само по себе редкость. Райта осторожно взял его обеими руками и поднес было к губам, чтобы выпить одним глотком
— Не так. Сначала вдохни запах. Что скажешь?
Райта повиновался. Сначала ничего особенного он в этом запахе не нашел, а затем в носу легонько, мягко защекотало, словно в короткие часы цветения Пустыни с плоскогорья ветер принес розоватую пыльцу пламенеющих цветов. Райта вдохнул запах еще раз. По спине прошла легкая дрожь.
— Ничейным часом пахнет, — сипло проговорил Райта.
— Теперь немного возьми в рот.
Райте уже было интересно.
— Запах изменился. Горький немного.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Маллен ждал.
— И вкус горчит… а теперь наоборот, сладковатый…
— Вино меняет вкус, в зависимости от того, что положишь на язык, — усмехнулся Маллен. — Потому и говорят, что одно вино хорошо под мясо, другое под сыр, третье под сладости, и так без конца. Не для того, чтобы надраться, учти. Надраться ты можешь любым пойлом, для этого нечего славное вино тратить.
— А лунное?
— Лунное, — поднял стеклянный бокал Маллен, глядя на игру света в гранях и в прозрачной, чуть опалесцирующей жидкости, — лунное хорошо под размышления. И вот сейчас я хочу поразмышлять, сын. Вот скажи мне — ты зачем хочешь идти с Деантой? Ты не торопись, ты сам подумай прежде.
Райта уже все давно обдумал. Или так ему казалось.
— Он… про него потом будут слагать песни! Он должен все изменить, он будет великим! Он пойдет в великий поход! И я тоже хочу быть там! Про меня тоже будут слагать песни! И тогда, — он вскочил, — тогда я не буду полукровкой! Я буду великим! И все будут почитать меня!
— Как спутника, — негромко добавил Маллен. — Не как главного.
— И что? — крикнул Райта. — Деанта лучший! Честь быть его спутником!
Маллен засмеялся. Подошел к сундуку, сгреб на пол спальные меха, поднял расписную плоскую крышку и достал оттуда длинный сверток. Развязал бечевку и развернул у огня карту.
— Поди сюда. Вот это что, знаешь?
— Меня учили! — оскорбленно крикнул он. — Я знаю карты!
— Вот и хорошо, — спокойно ответил Маллен. Мало кто из Шенальин умел читать, но он настоял, чтобы парня этому обучили. Сдается, Пустынные презирали умения остальных людей и пользовались не письменами, а особыми знаками. И историю, и песни заучивали на память. Но Райта все же умел читать. И понимал знаки Пустынных.
— Скажи мне, что это такое?
— Это дорога богов. Белая дорога.
— Отлично. Начало ее в Средоточии, как видишь, а конец упирается в Стену.
— Я знаю.
— А если знаешь, сын, так скажи мне, можно ли дойти до Стены?
— Там же хьяшта!
— А прежде хьяшты?
Райта не сразу ответил.
— Многие пытались пройти по дороге до Стены.
— И что?
— Никто наверняка не знает. Никто не возвращался. Может, их кости истлевают где-то у Стены.
— Никто не знает? А почему?
— Никто не возвращался.
— Хорошо. А ты можешь указать место, куда точно кто-нибудь доходил?
— Могу! — гордо выпрямился Райта. Он сел на корточки у карты, показал. — Вот досюда доходили люди моей матери. Вот здесь, — он снова ткнул пальцем, — в старину в пещерах стояли наши, они сторожили дорогу.
— Зачем?
Райта пожал плечами.
— Не знаю. Так надо было.
Маллен тихо выругался, пробормотал что-то про бардов. Райта не расслышал.
— А теперь?
— Что теперь?
— Я про дорогу спрашивал.
Райта пожал плечами.
— Теперь там хьяшта.
— Можно пройти через хьяшту?
Райта выкатил глаза.
— Это же хьяшта!
— А барды могут пройти хьяшту?
— Я не бард, — фыркнул Райта. — У нас нет бардов.
— А обойти хьяшту можно?
Райта удивленно посмотрел на Маллена.
— Но никто не пытался…, - он замолчал, пораженный внезапной мыслью. А мысль привела за собой внезапный страх неизвестности.
— Вот я и хочу, чтобы ты, наполовину сын пустыни, наполовину мой, пошел туда и выяснил, насколько далеко можно пройти по дороге. Можно ли обойти хьяшту. Как ты думаешь, велика будет твоя слава, если ты совершишь этот поход?
— Я… я не про славу…
— То-то и оно. Слушать сказки про великих героев все любят, а как в настоящий поход — так страшно.
— Мне не страшно!
— А мне страшно. У вас нет Правды. У вас много мелких правд, и все эти правды враждуют, а одной Правды у вас нет. — Это Райта знал. За каждым из родов тянулась долгая история, полная крови, вражды, обмана и мести. — И потому земля вас не держит и не защищает. Потому у вас мало детей, потому вымирает скот и плодятся твари. Потому день вас испепеляет, а ночь вымораживает. — Маллен говорил спокойно, как бы между прочим, а у Райты волосы вставали дыбом. — Знаешь, почему мать тебя привезла сюда?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})