– Господин…
– Правда!
– Не губите…
– Ты ведь клад ищешь, не так ли? – И вновь – кошмарная усмешка. – Хочешь добраться до камушков старой графини?
– Да. – Свёкла поник. – Да, товарищ Бруджа, хотел.
И вздрогнул.
И Пётр вздрогнул.
И несколько секунд буравил взглядом опустившего голову чела. А тот неумело шептал молитву, ожидая выстрела или обещанную расстрельную команду.
– Как ты меня назвал?
– Я… – Это всё нервы. Страх. Ужас. Ошалевший Свекаев ляпнул и только потом понял, что сказал. – Я…
– Как ты меня назвал? – очень тихо повторил немец.
– Обознался, – всхлипнул Свёкла, складывая руки в умоляющем жесте. – Обознался. Было раньше… Был… Человек один… Раньше…
Из его глаз градом полились слёзы.
– Брат мой двоюродный тут в ЧК служил, – усмехнулся Бруджа. – И ты, я так понял, тоже?
– Нет, – всхлипнул кладоискатель. – Просто видел вас… Запомнил…
Фашист побарабанил пальцами по столу, а затем бросил – не спросил, а утвердил – фразу:
– Был здесь той ночью.
Очереди «Льюиса» с чердака, холод, роющиеся в шкафах и комодах солдаты и умирающая женщина, сумевшая обмануть его, растерянного и жаждущего мести. Потерявшего голову.
– Был, – признался чел.
– Рассказывай. – Вампир отошёл к окну и уставился в непроглядную ночную тьму. – Как на духу рассказывай.
– Это случилось на рассвете. – Свёкла шмыгнул носом. – Я в парке был, смотрю – девка из земли вылазит…
– Прямо из земли?
– Люк там был скрытый, лаз.
– Продолжай.
– Я… я крикнуть не успел, не предупредил, а она к озеру побежала…
– Прямо на Хлюсписа. Он там стоял в оцеплении…
– Может быть… – Пауза. – Солдаты девку заметили, схватили…
Свёкла сбился.
– Я знаю, что они её насиловали, – ровно произнёс Пётр. – Но Хлюспис клялся, что бросил девку на берегу. Живой. И ещё клялся, что сама уйти она не могла. – Пауза. – Но она была жива. Так сказал Арвидась Хлюспис.
Клялся, рассказывал, молил о пощаде, но ярость Бруджи была столь велика, что в озёрском ЧОНе стало одним Хлюсписом меньше.
– Я её унёс, – дрожащим голосом произнёс Свекаев. Ему было страшно, невероятно страшно признаваться, но он понимал, что стоящий к нему спиной штандартенфюрер всё уже понял, и теперь его, свекаевская, жизнь зависит от проявленной искренности. – Она ведь не только была избита, она больная была. Уже когда из земли вылезала – шаталась.
– Зачем ты её унёс? – спросил вампир.
Он действительно не понимал.
– Мать моя Лане нянькой была сызмальства, – ответил Свёкла. – Я Лану знал… Вот и унёс. Пожалел.
– К матери унёс?
– Да. Она рядом жила.
– А потом? – угрюмо осведомился Бруджа.
– Потом всё.
– Врёшь! Я допрашивал всех, кто стоял в оцеплении! – рявкнул вампир. А испуганный Свекаев сделал вид, что не заметил оговорки. – Я тебя не помню!
– Так я и не служил, – растерялся чел. – Я смотреть пришёл. Там ещё с полуночи шум был… Драка какая-то… Я пришёл, и…
– И всё испортил, – рыкнул Пётр.
– Что?
– Ничего! – Вампир взмахнул кулаком, но и только – выместил злость в резком движении. – Куда девка потом делась?
– Мама её к тётке отвезла, под Питер, на какую-то финскую мызу.
– Мама или ты?
– Мама, – вздохнул Свёкла.
– Она ведь у тебя жива, не так ли? – Бруджа глянул челу в глаза. Мягко глянул, не как охотник, однако пища поняла, насколько беспощадное существо стоит перед ней, догадалась, почему Пётр спросил о матери, и кивнула:
– Мама отвезла Лану в старую мызу, что в лесах меж Териоки и Койвисто. Там старуха жила отшельницей, Дементия, тётка графини Юлии.
– Откуда знаешь?
– Слышал, как Лана маме шептала. Утром они и собрались. – Пауза. – Лана кровью харкала.
– Почему мать повезла, а не ты?
– У меня уже повестка лежала. Мобилизовали.
«Ладно, мызу я отыщу. Главное, что есть направление…»
– А ты, значит, знаешь, где подземный ход, – протянул Бруджа.
– Да. – Теперь Свекаев поник окончательно. – Знаю.
– Ну хоть какой-то от тебя прок. – Фразу Бруджа сумел произнести небрежно, будто и сам всё знал, только виду не показывал, однако пальцы у вампира задрожали.
– И ты решил, что тайник где-то в нём?
– А где ещё? – удивился Никита.
– Я нашёл подземный ход, – веско произнёс фашист. – Но в нём ничего не было.
– Маленький? Который за флигель ведёт?
– Да.
– Так в том я ещё ребёнком игрался, – сообщил опешившему вампиру чел. – Я ведь про другой рассказываю, который почти к озеру.
– Вот оно что! – Бруджа задумался.
Долго, почти две минуты, в комнате царила тишина, после чего Свёкла осторожно осведомился:
– Меня расстреляют?
– Надо бы, – поморщился Пётр.
– Но господин штандартенфюрер! – завыл неудавшийся кладоискатель. – Я ведь как на духу!
– Заткнись.
– Как родному.
– Заткнись.
– Верой и правдой…
– Завтра ночью покажешь, где ход, – ровно произнёс вампир, брезгливо разглядывая чела. – Если найдём – я сохраню тебе жизнь. И награжу.
* * *
– Невероятно.
– Бессмысленно.
– Глупо.
– Да что же это делается?
– Да уж, бардак…
– Бардак?! Пихоцкий, ты серьёзно? Ты это называешь бардаком? – Несколько секунд Анисим таращился на секретаря так, словно тот сморозил самую большую глупость, какую младший Чикильдеев слышал в жизни, и с напором спросил: – Как это могло произойти?
Пихоцкий развёл руками, демонстрируя, что они у него чистые, а мыслей нет никаких, и жалобно посмотрел на Кумарского-Небалуева, который с пристальным интересом разглядывал учинённое безобразие.
– Я приказа на эти действия не давал, – снял с себя ответственность архитектор. – Если же вам интересно моё мнение, то я удивлён.
– Чем? – прищурилась Эльвира.
Сулейман Израилович встал в позу, напомнив присутствующим, с кем они имеют дело, и поведал:
– В моей богатой практике были случаи вопиющих примеров бесчестной конкурентной борьбы. Я видел рушащиеся стены и толпы юристов, алчными воронами набрасывающихся на недвижимость. Я помню крыжопольский торговый центр «Карфаген» – три этажа бутиков и олимпийский бассейн в подвале, фитнес класса «А» и звёзды эстрады каждую субботу… Но ничего не помогло: «Карфаген» пал под натиском конкурентов из торгового центра «Империя Рим». Я…
– Сулейман Израилович, вас не затруднит вернуться к теме разговора? – не выдержал Чикильдеев.
– Я в теме, – гордо ответствовал архитектор.
– Не наблюдаю.
– Сейчас поймёте. – Кумарский-Небалуев выдержал паузу, показывая, как трудно ему, модному и знаменитому, в подобном окружении, и продолжил: – Услышав сообщение, я сразу подумал о конкурентах…
– У нас их нет.
– …завистниках…
– Эти не рискнут.
– …и прочих диверсантах, которые опоили охрану и подвергли нашу площадку акту варварского разрушения…
Эльвира закатила глаза. Пихоцкий, поразмыслив, последовал её примеру.
– Я готовился лицезреть картину катастрофического разрушения…
– Сулейман Израилович!
– Я переживал.
Прораб крякнул, но промолчал.
– Я был вынужден принять дорогостоящее успокоительное, которое изготавливает для меня лучший аптекарь Москвы…
– От ночных визитёров было меньше вреда, – едва слышно процедила Эльвира.
Анисим поддержал девушку лёгким пожатием руки.
– Но, примчавшись сюда, я обнаружил, что мы имеем дело с хулиганством, судя по всему, – закончил монолог архитектор. – Даже беглого осмотра достаточно, чтобы понять, что ни одна из действительно важных коммуникаций не затронута, все уже залитые фундаменты целы, а перекопанной оказалась «мёртвая», если можно так выразиться, зона – та часть площадки, на которой мы не планировали вскрывать грунт.
– Но зачем?
– Может, предупреждение? – пожал плечами Небалуев. – Вам писем подмётных не присылали?
– Врагов и завистников мы уже обсудили, – напомнил Чикильдеев.