что убедил в этом всю творческую группу. В результате фильм был признан самой плохой комедией столетия. Хуже тех, о которых вы сейчас подумали. И вот тогда я плакала в монтажке. Наверное, это был первый звоночек. А потом словно зазвенело все вокруг колокольчиками и понеслось, как снежный ком...
Тут мне сказали: нам не нужен ваш слишком умный монтаж, нас же смотрят охранники и домохозяйки. Здесь царек микростудии вещал мне о найденной им уникальной арке героини «не любила — полюбила». Там редактура канала прислала поправку: сделать из шести серий восемь, только ничего не добавляя. Я спросила у молодого и рьяного продюсера, который правил мою склейку: «А вы уверены, что ваша склейка лучше, чем моя?» (имея в виду своих «Золотых орлов» — к тому времени уже стайку). — «Конечно, — отвечает он, — это же очевидно!» И им всем действительно все очевидно. Им не надо искать, творить и мучиться. Периодически закрадывались сомнения: «Да кому это все надо? Это мое понимание и чувствование кино, вот это мое знание драматургии, моя способность манипулировать зрительским вниманием и удерживать его, несмотря ни на что?» Но я сильная, а еще у меня ипотека и мама болеет. Да и жаловаться вроде как-то неловко: призы и награды регулярно слетались ко мне на полочку.
Я умело латала психологические пустоты заплатками: поездка на море, интересные курсы всех мастей, психолог с модной оригинальной методикой. Наверное, нужна была помощь специалиста, но я же из девяностых, вы помните. Я скорее пойду гадать на Таро. Кстати, если надо — у меня есть парочка прекрасных экстрасенсов. И лекарь, который исцеляет руками. И программист НЛП. И классных диетологов — два. Нет, три... Нет, все-таки два и эндокринолог. Он убивает в желудке депрессивные бактерии и запускает туда позитивные, веселые. Тоже модная методика. Обращайтесь.
Но постепенно творчества становилось все меньше, а ремесла все больше. Впрочем, ремесло — это же не плохо? Это профессиональная работа над фильмом «по учебнику» — эффект Кулешова, Эйзенштейн, Митта и все «кошки на миллион». И если фильм «конструировать» правильно и рассчитывать математически, он тоже получится, а уж в большинстве сериалов вообще всегда так делается...
Но раз за разом уже когда-то взятая мной личная чемпионская планка художественности опускалась все ниже и ниже. И вот она ниже пола. Я уже не вспоминала про «семь проектов одновременно», а с трудом тянула один. Я даже согласилась просто монтировать под диктовку режиссера. Нет, я вяло сопротивлялась: мол, нарушение технологии — это потеря времени и денег и т. д... Но продюсер стучал кулаком по столу: «Это мои деньги! Это мой проект! Все будет как я сказал!» А мне что? Я сижу, деньги идут... Сижу месяц... второй... третий... полгода... И вдруг ХЛОП! Все. Вакуум. Я внутри черного квадрата Малевича — ноль формы, ноль содержания. Смотрю в монтажную программу и вижу набор цветных кубиков. Смотрю на экран, а склеек нет. Совсем нет. Я ничего не чувствую. Я профессионально ослепла.
Ожидалось, конечно, что это будет красиво. Театрально вскинутые руки, и с выдохом «Я пустая!» я падаю на шелковые подушки. Но нет. Я уродливо вою несколько дней, сидя на полу. Мне каждую ночь снится, что я умерла, — и это замечательное чувство избавления. Во сне я улыбаюсь. А днем вою. Я увольняюсь навсегда...
Моя самая большая удача в этой жизни — это мой муж и мои друзья. Две недели они держали меня за руку и не отпустили.
Человек привыкает ко всему. Я привыкла ко дну. Но настал момент, когда стало необходимо вдохнуть глоток свежего воздуха, ножками оттолкнуться, взбить сметанку и выбраться на свободу. И ко мне пришел мудрый, добрый и забавный фильм. И я точно знала, как его вызволить из массы материала. И мы наедине друг с другом в монтажке. Это немного похоже на запах весны — такой настоящий, из детства. Когда еще снег, а солнышко уже теплое, нежное. И птички поют. Рецепт простой — нужно просто отсечь все лишнее. И из жизни тоже.
Так что сейчас я монтирую очень хороший фильм замечательного режиссера. А еще пишу добрый сценарий и буду летом снимать как режиссер-постановщик в компании отличного продюсера, если получится. Ну или не получится... У меня, кстати, еще шаман есть. Если надо, обращайтесь.
История 15
Александр Талал, сценарист, писатель, куратор сценарного факультета в Московской школе кино
В Голливуде, если ты работаешь по профессии и зарабатываешь, этого достаточно, чтобы быть уважаемым человеком, даже если за десять лет ни один из твоих сценариев не дошел до экрана. Ты — профессионал. Тебя нанимают серьезные продюсеры (настолько серьезные, чтобы по-взрослому оплачивать твой труд, а не это «ну набросай, что тебе стоит»). Российский зритель (а зачастую и обозреватель) требует от тебя не просто фильмографии — нет. Если твоя фильмография не состоит из «Сталкера», «Криминального чтива», «Крестного отца» и «Форреста Гампа» одновременно, ты сбоку проходил. Если ты не великий, то ты никто. Одни скажут: «О да!», другие: «С пивом потянет», третьи же заявят громче всех: «Автор “Черной молнии” (“Притяжения”, “Горько”, “Я худею”)? Ясно, дальше можно не читать» (вставить нужное: ...).
Так вот, с 2012 по 2019 год на экраны кинотеатров и телевизоров не вышло ни одной моей работы. Семь лет. За это время я женился, стал отцом, два раза сменил место жительства и, как рассказывают, полностью обновил все клетки в своем организме.
За это время непонятно что происходило со мной-сценаристом. Потому что какой ты сценарист, если нет фильмов? Не пришло ли время представляться учителем? (Спойлер: хрена лысого.)
Все это время я работал. Вру: нет, не все время. Был период, наверное, в полтора-два года, когда работы не было. Перед этим грянул кризис 2014-го, перекрыли финансирование, все затянули пояса, коллеги говорили, что «на каналах не платят», снималось мало. И посреди этого застоя мы с женой дерзко ушли в дауншифтинг (попросту говоря, укатили в Азию на пять месяцев). По возвращении, собственно, все и началось. То есть за последовавшие полтора года по-прежнему кто-то появлялся, что-то предлагал, кто-то муторнейшим образом морочил голову год с пятистраничным синопсисом, пропадая на месяцы, и в итоге даже не удосужился сообщить, чем все кончилось. Но толком ничего не было.
Мне уже трудно сейчас вспомнить те ощущения финансовой неопределенности и проедания накоплений. Ощущения эти, несомненно, были не из приятных, но почему-то сейчас мне кажется, что моя